Александр Андреев - Спокойных не будет
Женя огорченно вздохнула.
— Хоть я и в Москве живу, а какая из меня личность, Трифон!
Петр возразил шутливо:
— Не скажи. Ты, Женечка, наш полпред в столице. Это важная житейская миссия.
— Разве что... — Женя, опустив голову, замолчала, разглаживая пальцами складку на подоле платья. Чувство неловкости витало, подобно легкому облачку, и это облачко могло превратиться в тучу и разразиться над Женей грозой. И Женя испуганно ждала ее. Ждала возгласа, нешуточного, справедливого:
— Судить ее!
Я знал точно, что в час суда она признала бы себя виновной. Наверняка расплакалась бы...
Выручила ее Катя Проталина. Как всегда, она влетела в избушку, звонкая и бурная, будто речная стремнина. Запнулась у порога, увидев Женю, выждала немного и заявила ей по-свойски, как подружке:
— Теперь, без студенческой спецовки, ты больше подходишь Алеше.— Она как будто торжествовала, приведя Женю в смущение, даже в замешательство. Подойдя к Петру, спросила: — Говорят, вы приступили к возведению перемычки?
— Приступили,— ответил Петр.
Катя жила интересами наших бригад, и это ей нравилось.
— Поздравляю.
— Спасибо. Ты почему не была в обед, а увальня своего прислала?
Она засмеялась:
— Он хороший, Федя, послушный... А я занята была весь день. За продуктами ездила, готовила. Иностранных путешественников принимала и угощала. На английском языке изъяснялась. Плохо, конечно, но поняли друг друга. И удивились: в фанерном сарае, в сибирской глухомани подавальщица — и вдруг на английском с ними. Выложила все, что знала. И вообще, вела себя так, как будто приехали они сюда не из Англии, а из нашей Калуги.
Петр одобрил:
— Молодец, Проталинка! Так и держись.
— У вас икра! — Катя с неподдельным восхищением оглядела стол.— Ты привезла, Женя?
— Да.
— Дайте лизнуть хоть разок.
— Садись,— пригласил Петр.— Будем делить. Ты получишь свою долю.
— Сейчас.— Катя села на лавку возле меня, позвала Елену и прошептала, когда Елена склонилась над ней.— Опять заходил тот бородатый, Аркадием вы его называли. Про вас спрашивал.
— Что именно?
— Знаю ли я вас. И где вы живете. Я сказала, что знаю. Вышла из столовой и указала, где стоит ваш домик. Потом поняла, что не надо было этого делать.
— Почему?
— Какой-то он странный, не такой, как все. И вел себя странно: взял меня за подбородок, вскинул мне лицо, подмигнул и засмеялся: как живешь, ребенок, спросил. А я даже ответить ничего не смогла, дурочка, забоялась.
У Елены дрогнули губы от сдержанной улыбки.
— Он такой... Ничего страшного...
— А зачем вы ему нужны?
— Не знаю,— уклончиво ответила Елена.—Мы ведь учились вместе... Но ты ему, должно быть, понравилась, если он так внимателен был к тебе.
Катя зарделась, смущенно прикрыла оголенные плечи ладонями.
— Вот еще!.. К нему и подойти-то боязно!..
— Довольно секретничать! — крикнул Петр,— Умираю — есть хочу! Окружайте стол!..
Из торопливого разговора Кати с Еленой я уловил, что здесь находился Аркадий Растворов, что прибыл он сюда со студентами и явно неспроста, надо было предупредить о нем Петра, но решил, что это должна сделать сама Елена. Она вела себя так, будто ничего не случилось, хозяйничала у стола, ее густые волосы цвета песка, прокаленного солнцем, искрились, пылали, попадая в закатный луч, упруго бьющий в окошко.
Через минуту мы сидели за столом и шумно беседовали, перемешивая серьезное со смешным. Катя заботливо спросила у Анки, понравились ли ей бульон и пирожки.
— Завтра придумаю что-нибудь повкуснее.
— Не надо, Катя! — У Анки выступили слезы, и глаза от этого казались выпуклыми и яркими.— Ничего в рот не идет. Тошно мне. Одной тошно! Работать хочу.
— Никуда ты не пойдешь,— хмуро сказал Трифон.— Еще наработаешься!.. Выйдешь, силенки надорвешь и опять сляжешь.
— Подожди, Трифон.— Петр мягко положил руку Анке на плечо.— Что сказал врач?
— Ну, слабая я еще. Я и сама чувствую, что слабая. Но, сидя дома, я не поправляюсь, это я знаю.
— Поменьше ходи на могилу,— проворчал Трифон.— Старухой приходишь назад.
— А чем бы ты хотела заняться, Анюточка? — спросил Петр.
— Все равно чем. Только бы не сидеть одной! В изыскательскую партию записалась бы, к геологам. Они скважины на реке бурят, видели вышки на Ангаре? Там я скорее поправлюсь: и дело, и люди, и воздух чистый...
— От себя не отпущу,— сказал Трифон.— Особенно сейчас...
— Недельку посиди дома, а потом решим, что тебе лучше делать,— пообещал Петр.— Ладно?
— Ладно,— согласилась Анка, опустив голову.
Леня Аксенов крепко привязался ко мне — как младший братишка. Я знал: придя домой и не найдя меня, он обязательно пустится на розыски. И конечно, явится сюда. И не ошибся. В сумерки, когда в комнате зажегся свет, Леня, постучав, вошел к нам. Испытал секундное замешательство, но тут же, приняв свой обычный независимый вид, воскликнул негромко:
— О, какое общество! Извините, Елена, что без приглашения: ищу товарища Токарева.
— Чего тебе? — спросил я.
— Возникло неожиданное желание узнать, мой бригадир, чем будем заниматься с утра?
— Тем же, чем и сегодня.
— Ответ исчерпывающе ясен... — Леня в неловкости потоптался у порога, уходить ему не хотелось.— Как скоро вас ждать домой?
Елена подошла к нему, взяла под руку.
— Проходи, Леня.
— Не помешаю?
— Нисколько.
Я сказал ему:
— Познакомься: Женя, моя жена.
Леня на мгновение онемел от неожиданности, но тут же пришел в себя.
— Я был убежден, что у нашего бригадира жена должна быть женщиной красивой. Но чтобы она была такой очаровательной, не ожидал, признаюсь,— Он легко, даже с изяществом поднес ее руку к губам и шаркнул подошвой.— Сразу видно: женщина последней столичной моды...
Трифон не сдержался:
— Как режет, подлец, глядите на него! Между прочим, он, как и ты, Женька, из генеральской семьи. И живет на Малой Бронной.
— В доме с колоннами? — живо спросила Женя.
— Нет.— Леня Аксенов помедлил.— Несколько в стороне от него...
— Иди сюда.— Петр усадил его рядом с собой.— Посуды больше нет. Будем есть из одной тарелки.
— Благодарю за честь.— Он примял вихор на макушке, чуть вскинул голову, взглянув на Женю.— Как Москва, живет, шумит, строится, летит на всех парах к прогрессу? Торжественно встречает отважных покорителей космоса?
— Живет,— отозвалась Женя с улыбкой.— Встречает.
— Мы тоже, как вы уже заметили, строимся и стремимся к прогрессу. У нас со столицей одни и те же цели. Только мы начинаем движение к ним на пять часов раньше. А в остальном разницы никакой...
Трифон Будорагин с любовной проникновенностью в голосе сказал:
— Хороший ты парень, Леня, и работать умеешь..,
— Благодарю за похвалу.
— Погоди благодарить... Но если тебя не остановить, когда разговоришься, сам остановиться ты не догадаешься.
— Это я от восторга, честное слово! — Лицо Лени озарилось детской и шалой улыбкой.— Но если вам надоело слушать мой голос, подали бы знак.
— Подавал. Под столом в коленку толкал. Но ты как соловей: когда поешь, ничего не видишь и не слышишь... Спасу от тебя нет! — Мы все засмеялись, а звонче всех сам Леня, его острые мальчишеские плечи под белой тонкой рубашкой забавно дергались.
Расходились поздно. Ночь стояла темная, безлунная, тихая. Дневную жару теснила свежесть, наплывавшая от реки, она сладко вливалась в грудь, вызывая невольный душевный трепет.
— Хорошо как, тихо, загадочно! — Женя озиралась вокруг на примолкшие, окутанные тьмой деревья, на берега Ангары, откуда неслось ровное беспрерывное гудение воды, и сжимала мой локоть теплыми пальцами.— Спать расхотелось... Кажется, это наша палатка. Девичья. Постоим немного...
Мы остановились.
— Не так давно эта палатка была нашей,— сказал Леня Аксенов.— Алеша, можно, я вас подожду там, на холме?
— Подожди, я скоро...
— Спокойной ночи, товарищ Токарева! — Леня отделялся от нас и сейчас же пропал в темноте, лишь слышался некоторое время, отдаляясь и затихая, его свист.
— Забавный парень,— сказала Женя.
— Да, приятный, честный, неглупый, работящий. Излишней болтовней заслоняется от смущения как щитом...
— Давно я не проводила вечера так хорошо, как сегодня...
— Ты устала, иди отдыхай...
— Подожди...— Она обхватила мою шею руками и, повиснув, стояла так томительно долго, не шевелясь, будто уснула, пока кто-то не прошел мимо и не сказал:
— Обниматься запрещено законом!
Женя скрылась в палатке. Мы так и не обмолвились ни единым словом о нашем будущем: какой-то неподвластный нашей воле запрет уводил нас от объяснения, которое неизвестно во что могло вылиться.
20
ЖЕНЯ. На высоких холмах среди сосен еще держалась дневная жара. От нагретых щепок, сосновой коры, от новых построек густо шел смоляной дух. Этим запахом пропитывались даже платья, даже волосы. Здесь было еще светло от догорающей далекой зари, а низины и берега уже тонули в сумерках. Мы только что вышли из кино, и Елена, взглянув на часы, предложила спуститься к реке.
