Виталий Закруткин - Сотворение мира
Подъем становился все круче и опаснее. Путники замолчали. Доктор Курбах сбавил скорость автомобиля. Слева и справа от неширокой серпантинной дороги уплывали назад мрачные скалы. На поворотах стали все чаще появляться черные фигурки эсэсовцев с автоматами в руках. Они провожали комфортабельный «крайслер» внимательными, цепкими взглядами. Проверка документов и осмотр автомобиля начались возле первого перекрывшего дорогу шлагбаума, потом возле второго, третьего.
Юрген понял, что об их появлении эсэсовские офицеры были предупреждены. Они заглядывали в свои записные книжки, тщательно сверяли лица путников с фотографиями в документах, вежливо осматривали автомобиль и, откозыряв, разрешали следовать дальше.
Вот и последняя площадка перед тоннелем. Здесь все ухожено, вычищено, нигде ни соринки. У дверей тоннеля темнеют прикрытые щитками пулеметные амбразуры.
— Автомобиль останется здесь, — негромко говорит молодой офицер с Железным крестом. — Если, господа, у кого-нибудь есть оружие, прошу сдать, вы его получите при возвращении.
Приняв от Рауха пистолет, офицер, открыв сначала одну, потом вторую дверь, тесно прижимаясь к посетителям, словно невзначай, касается руками карманов, поясов. Уже в освещенном строгими светильниками тоннеле он говорит Ингеборг:
— Извините, фрау Раух, но сумочку вашу придется проверить.
Ингеборг открывает сумку, протягивает офицеру.
— Пожалуйста, здесь только зеркало, расческа и губная помада.
Офицер улыбается краем губ.
— Прошу извинить, но порядок есть порядок…
Сверкающий начищенной латунью просторный лифт уносит всех наверх, в замок.
Юрген Раух впервые увидел Гитлера вскоре после бегства из России. Это было в конце 1921 или в начале 1922 года — сейчас он точно не мог вспомнить, — в тот день, когда кузен Конрад повел его на собрание в пивную «Гофброй», где выступал «барабанщик национальной революции» — так тогда называл себя никому не известный ефрейтор Адольф Гитлер.
С тех пор прошло восемнадцать лет. Уже шестой год фюрер и рейхсканцлер Гитлер властвовал в Германии, теперь его имя знал весь мир. Юрген Раух успел жениться, стал подполковником вермахта. Гитлера он много раз видел на военных парадах, на приемах зарубежных гостей, но разговаривать с фюрером ему довелось только один раз, когда шла расправа с штурмовыми отрядами Рема и Юрген, как офицер Седьмого военного округа, докладывал Гитлеру о том, что прибыл в его распоряжение…
Сейчас фюрер встретил своих гостей у входа в замок. Он был одет в мешковатый френч цвета светлого кофе, черные брюки, сверкающие ботинки. Его темные жесткие волосы были расчесаны косым пробором, чисто выбритое лицо приветливо улыбалось. Рядом с ним стоял рейхсмаршал Герман Геринг в ослепительно голубом, украшенном орденами мундире. Юрген заметил, что по сравнению с толстым, плечистым Герингом фигура Гитлера явно проигрывала, он казался неуклюжим и сутулым. С доктором Курбахом Гитлер поздоровался с подчеркнутой приветливостью. Ингеборг и Юргену протянул руку, словно старым знакомым…
Обеденный стол, за которым хозяйничала Ева Браун, был великолепен. Вначале шел обычный, ни к чему не обязывающий разговор. Гитлеру подавались вегетарианские блюда. Алкогольных напитков фюрер не пил. Зато Геринг усердно смаковал вино, щеки его порозовели. Когда лакей принес кофе и, повинуясь взгляду Евы Браун, тотчас же удалился, Гитлер сказал доктору Курбаху:
— Я очень рад видеть вас, доктор. Мне хотелось посоветоваться с вами прежде, чем будет созвано совещание деловых людей в Берлине. Национал-социалистской партии нужна ваша помощь, и потому вы должны знать ближайшие цели и планы партии…
Он стал говорить о том, что от него уже слышали не раз: о перенаселенности Германии, о том, что история обидела немцев, обделив их жизненным пространством, и что овладеть необходимыми немецкому народу землями можно только силой.
— Иного выхода у нас нет, — сказал Гитлер. — Если мы не завоюем обеспечивающее наше будущее жизненное пространство, Германия как государство обречена на гибель. Мы сейчас решаем самую важную, самую сложную и трудную задачу: в какую сторону направить вначале, — он подчеркнул это слово, — наши военные устремления — на Восток или на Запад. Руководству партии хорошо известно, какие тесные узы связывают деловых людей Германии с Западом. Казалось бы, учитывая это, мы должны уже сейчас готовиться к походу в большевистскую Россию, ведь именно там находятся обширнейшие, не освоенные русскими варварами земли. Однако это не так просто. Для этого требуется прежде всего стереть с географической карты такие искусственные порождения версальских палачей Германии, как Австрия, Чехословакия, Польша, и открыть себе дорогу в Россию.
— Англия и Франция не потерпят уничтожения наших соседей, — сказал Геринг, — они ненавидят русских коммунистов, но боятся усиления Германии. Англо-французские плутократы науськивают нас на Россию, чтобы потом поставить обессиленных войной немцев на колени.
Лицо Гитлера потемнело от гнева.
— Мне на них наплевать, слышите, Геринг? — закричал он. — Я разгромлю эту колониалистскую шайку разъевшихся ублюдков. Я буду их бить по одному. Никакие блоки и военные союзы им не помогут. Пять лет мы вооружали нашу армию самым мощным оружием не для того, чтобы мои генералы, офицеры и солдаты бездельничали. Я отберу у кровопийц-плутократов все их колонии. Пришла пора ликвидировать одряхлевшие государства англосаксов и впавших в маразм французов. Надо открыть все рынки мира деловым людям великой Германии, развязать им руки…
Заметив, как внимательно слушает Гитлера доктор Курбах, Юрген понял, что гневные тирады фюрера произносятся для него, владельца несметных богатств, известного едва ли не во всех странах миллионера Зигурда фон Курбаха, холодного, умного, расчетливого дельца, чья поддержка очень нужна национал-социалистам.
За огромным окном темнели повитые голубоватым туманом ущелья, под весенним солнцем сияли вершины гор, на их склонах угадывались крыши далеких деревень. Глядя в окно, Гитлер говорил о будущем Германии так, словно там, за островерхими скалами, за редкими белоснежными облаками, видел то, что недоступно взору простых смертных. Он говорил о великом предназначении немцев, о Германии, которая неизбежно станет властителем мира, о покоренных народах земного шара, которые будут служить нордической расе. Голос фюрера звучал напряженно, казалось, он вещал невидимым миллионам людей о том, какая жизнь их ждет в совсем уже близком будущем.
Доктор Курбах знал, что Гитлер не терпит табачного дыма, однако закурил, даже не спросив разрешения. Геринг, поигрывая салфеткой, посмотрел на него, но не произнес ни слова. Юрген и Ингеборг глаз не спускали с Гитлера.
— Для победы нужно железное единство всей нации, — отдышавшись, сказал Гитлер. — Нельзя требовать жертв только от тех, кто находится на нижней ступени социальной лестницы. Для того чтобы начисто уничтожить разжигаемую коммунистами классовую борьбу, надо, чтобы люди, именуемые капиталистами, во имя будущего не жалели денег.
Курбах зажег потухшую сигару, сказал спокойно:
— Мой фюрер, насколько мне известно, у нас никто не жалеет средств для достижения поставленных вами целей. Эти цели полностью выражают то, к чему мы стремимся.
Гитлер остановил на Курбахе тяжелый взгляд.
— Мне надоело слушать декларации, доктор Курбах, — сказал он жестко. — Мне нужны железная руда, сталь, никель, марганец, нефть. Мне нужны самолеты, пушки, танки. Мне нужны деньги. Только они откроют перед нами дорогу на всех континентах и возвеличат Германию.
— К сожалению, у нас есть немало людей, которые думают только о себе, — лениво сказал Геринг. — Они не хотят поступиться даже частью своих баснословных прибылей.
— Они сделают все, что нужно, господин рейхсмаршал, — отпивая коньяк, уверенно сказал Курбах. — Надо только, чтобы политические и военные планы национал-социалистской партии целиком совпадали с нашими планами и не отрывались от реальной почвы.
— Я лучше других знаю, что нужно этим людям, — закричал Гитлер, — и я обеспечу им все необходимое: жизненное пространство, огромные запасы ископаемых на русской земле, миллионы покорных рабочих! Но для этого надо завоевать Россию. Россия — враг номер один, и я не буду церемониться с русскими. Моя армия оставит там только тех, кто послушен, кто будет на нас работать. Остальных уничтожит. Всех!
Он скрестил на груди руки и продолжал говорить так, будто обращался не к гостям, сидевшим за столом, а к многочисленному съезду национал-социалистов:
— Разгромив Францию и Англию, мы обеспечим себе тыл для наступления на Россию. Там, на заселенной славянами русской равнине, я установлю свой порядок. Если на Западе среди многих тысяч людей, уважающих священное право собственности, у национал-социалистской партии есть тысячи сторонников, которые из страха перед коммунизмом помогут Германии, то в большевистской России на это надеяться нельзя. Виселицы, расстрелы, уничтожение сел и городов — я все это применю против русских!..
