Борис Бондаренко - Залив Терпения (Повести)
— Я знаю, мамочка, я знаю, — торопливо сказала Наденька. — Я больше не буду, но ведь она и в самом деле… — Наденька осеклась и презрительно сказала: — А еще в третьем классе.
— Почему же она… такая?
Наденька прыснула и объяснила:
— Мы играли в прятки, а Люська подсматривала, и я сказала, что это нечестно и я больше не буду с ней играть. А она разобиделась и кричит на весь двор: у меня есть список, в котором я пишу, с кем вожусь и с кем не вожусь. Ты, говорит, была в списке, с кем вожусь, а теперь я тебя оттуда вычеркну и запишу в список, с кем не вожусь. Ой, ну и какая же она… глупая, — нашлась наконец Наденька и радостно засмеялась, и Александр невольно улыбнулся, очень живо представив эту глупую Люську, — наверно, дочь какого-нибудь бухгалтера, — и с нежностью подумал о Наденьке: «А вот она умница…»
Наденька влетела в комнату, устремив на Александра глаза, — но тут же увидела куклу, и лицо ее стало таким изумленно-радостным, что у него защемило сердце, — он сразу вспомнил, что сын никогда так не радовался подаркам. Наденька ойкнула и, не веря, спросила:
— Это мне?
— Ну конечно, — засмеялся Александр, радуясь ее радости. Наденька вместе с куклой подошла к нему и, ткнувшись в колени, сказала:
— Спасибо, дядя Саша.
Он погладил ее мягкие, рассыпавшиеся под рукой волосы и забыл сказать «пожалуйста». А Наденька, разглядывая куклу, продолжала изумляться:
— Ой, и тапочки! А они снимаются?
— Да.
И Наденька сняла с куклы тапочки, снова надела их и спросила:
— А купать ее можно?
— Можно, только надо снять тапочки и платьице.
Наденька стала есть, то и дело поглядывая на куклу, сидящую на диване, и когда Лиля стала укладывать ее спать, Наденька умоляюще попросила:
— Мам, и Настя со мной.
— Какая Настя? — не поняла Лиля.
— Ну кукла!
— А… Сегодня можно, — разрешила Лиля и сказала Александру: — А мы еще на кухне посидим.
Было уже девять часов, и он неуверенно сказал:
— Наверно, мне пора идти…
— Ну, не выдумывай. Никуда ты не пойдешь, здесь ночевать будешь, — сказала Лиля как о чем-то само собой разумеющемся. — Мы с Надей вместе ляжем, тебе постелю на раскладушке.
— А может, лучше в гостиницу пойти?
Лиля засмеялась.
— Наивный ты человек. Как будто тебе там место приготовили. Да и зачем тебе гостиница, все равно ведь завтра придешь сюда. А здесь места всем хватит.
И Наденька попросила:
— Дядь Саш, оставайтесь.
И он согласился, с радостным изумлением подумал: «Неужели я буду спать в одной комнате с ней?»
Они до одиннадцати часов сидели на кухне. Разговор шел спокойный, Александр рассказывал ей о своей работе, — Лиля молча слушала, смотрела на него большими внимательными глазами. А потом он заметил, что лицо у нее усталое, и спохватился:
— Ну, хватит на сегодня, тебе спать надо.
— Да, пожалуй, — просто и необидно для него согласилась Лиля. — Наговоримся еще. Ты посиди, пока я постелю тебе.
Через несколько минут она позвала его:
— Иди ложись, я сейчас тоже приду.
И он вдруг поразился тому, что услышал от нее. Так часто говорила ему жена — но какая же разница была сейчас между этими словами… Раздеваясь, он подумал о том, что эти же слова могла говорить — и наверняка говорила — Лиля своему мужу, и впервые почувствовал ревность к нему.
Он был спокоен, дожидаясь ее возвращения, но когда услышал, как она раздевается в темноте за его спиной, — у него так бешено заколотилось сердце, что он испугался, и потом с мучительной сладкой болью вспоминал тот душный июльский день, первые мгновения их близости, — а она, помнила ли она об этом? Но сейчас Лиля наверняка ничего не вспоминала — дыхание ее было таким же спокойным и движения — он чувствовал это — размеренными и точными. Но она еще долго не спала, и это обрадовало его, и он наконец решился спросить:
— А ты знаешь, зачем я приехал?
— Да, — сразу сказала она. — Но не надо сейчас об этом.
— Хорошо, — покорно согласился он, обрадованный этим «сейчас». Если не сейчас — значит, потом. Просто, как дважды два.
Лиля наконец уснула, — он понял это по ее дыханию, — а он еще долго смотрел на светлую ровную поверхность потолка, — только это и видно было в комнате, — потом осторожно оделся, пошел на кухню и долго стоял, курил, смотрел на освещенную тусклым фонарем непроницаемо черную землю двора с редкими светлыми пятнами луж и думал.
3
Утром его разбудил тихий шепот Лили и капризный сонный голос Наденьки, которая никак не могла проснуться. Он осторожно повернул голову и чуть приоткрыл глаза. Лиля, уже одетая, ласково уговаривала Наденьку:
— Ну все, доченька, вставай, а то опоздаешь в школу.
— Ну ма-а-м, — тянула Наденька, — еще немножечко…
— Никаких немножечко… И говори тише — дядя Саша спит.
И Наденька затихла, посидела немного с закрытыми глазами и шепотом сказала:
— Я уже все, мамочка, проснулась, только чуть-чуть осталось.
— Никаких чуть-чуть.
— Ну вот столечко, — показала Наденька на мизинце, все еще не открывая глаз.
— Нет, Надя, все.
— Встаю, — тяжело вздохнула Наденька, и Александру стало жаль ее и чуть-чуть стыдно за себя — ведь сам он мог спать сколько угодно. Он закрыл глаза и притворился спящим. Но когда Наденька оделась и они все еще продолжали говорить шепотом, даже на кухне, и старались не греметь посудой, — он откашлялся, и тут же пришла Лиля, с улыбкой сказала:
— Доброе утро.
— Утро действительно доброе, — весело сказал он, показывая на острый яркий луч солнца, протянувшийся от щели в шторах до стены. — Давно у вас такая погода?
— Дней пять.
— А у нас дожди.
— И у нас еще будут, — пообещала Лиля. — Мы сейчас уходим, а ты поспи еще. Я тебе оставлю ключ, можешь уходить и приходить когда угодно, У Нади есть свой. Еда в холодильнике, не поленись и разогрей. Я приду как обычно, в пять.
— А Надя?
— В час. Чем ты собираешься заняться?
— Да надо, наверно, город посмотреть.
— Ну, смотри.
И они ушли. Наденька перед уходом серьезно сказала кукле:
— А ты сиди смирно, не шали, пока меня не будет.
И чуть-чуть смутилась, оглянувшись на него.
Но Александр даже и не пытался больше спать, — хотя и заснул ночью около четырех, — сразу встал и, увидев на кухне в раковине горку грязной посуды, с непривычным удовольствием принялся мыть ее, — чего никогда не делал дома, даже если у него и бывало свободное время. А потом, выпив чаю, — он никогда не завтракал, — вышел во двор, мимо любопытных взглядов двух женщин, стоявших на лестничной площадке, с ног до головы осмотревших его. «Ну, теперь будет работы их языкам», — весело подумал он, не сомневаясь в том, что Лиле глубоко безразличны пересуды соседей.
Он прошелся по близлежащим улицам — но все вокруг было незнакомо, чуждо ему. Он даже не мог точно определить место, где когда-то стоял его дом, проданный старшим братом после смерти матери. Подошел к школе — и удивился тому, какая же она маленькая. В воспоминаниях она почему-то представлялась большой, как обычная современная школа. Войти он не решился — просто не знал, о чем станет говорить с теми немногими учителями, оставшимися со времени его ученичества. Да и оказалось, что он не может вспомнить всех даже по имени — запомнилась только Валентина Георгиевна. И Александр поехал в центр — и хотя здесь почти ничего не изменилось за десять лет, но память лишь механически отмечала знакомые места. Взволновал его только вид сквера около театра, где они однажды с Лилей просидели до глубокой ночи и потом возвращались домой пешком по тихому ночному городу. И ему захотелось поскорее вернуться домой, — он так и подумал — «домой», и даже не удивился этому, — увидеть Наденьку и вместе с ней дождаться возвращения Лили. Он накупил цветов, конфет, взял такси, — так велико было его нетерпение, — заранее разогрел обед и, когда Наденька пришла из школы, весело, по-хозяйски скомандовал:
— Ну, раздевайся, мой руки, сейчас будем обедать.
— Ой, как хорошо, что мы вместе будем обедать! — воскликнула Наденька.
— Одной-то скучно? — улыбнулся Александр.
— Конечно… И есть совсем не хочется… Ой, вы и посуду вымыли! — обрадовалась Наденька. — Хорошо, мне не возиться.
— А разве ты моешь посуду? — удивился Александр.
— Конечно, — со снисходительной важностью ответила Наденька. — Я ведь уже большая, а мама приходит с работы усталая, надо же ей помогать.
— Надо, — с улыбкой согласился Александр.
Обедали весело — Наденька беспрерывно щебетала, с детской непосредственностью рассказывала о школе. А когда кончили, Александр сказал:
