Николай Островский - Том 2. Рожденные бурей
Бежать больше не могла. В сердце кололо. Она сбросила боты и, оставив их на снегу, пошла в одних высоких ботинках.
Наконец она услыхала лай собак, а когда подошла к околице, была остановлена криком на польском языке:
— Стой! Кто идет?
Из-за плетня выскочили два вооруженных человека. Это были легионеры из эскадрона Зарембы.
— Пусть вельможная пани не волнуется. Мой сержант довезет вас до города. Тут ведь близко. Дорога безопасная, мы только что оттуда. Ну, трогай, — махнул рукой Заремба сержанту.
Тот подобрал вожжи. Лошади тронулись. Стефания с беспокойством оглянулась. Эскадрон Зарембы на рысях выходил из деревни к лесу. Светало.
Первым проснулся «Рупь двадцать», спавший в коридоре. Ему стало холодно. Дверь, открытая Стефанией, остудила коридор. Его испуганный крик:
«Хлопцы, спасайся — ляхи!» — разбудил всех. Больше «Рупь двадцать» не сказал ничего — Заремба выстрелил ему в голову.
Раймонд кинулся к оружию.
В коридор вломились легионеры. Птаха, как кошка, вскочил на ноги. Одним крыжком он достиг угла комнаты, где стоял его карабин. Соскочивший со стола Леон спросонок ничего не понимал.
В первое мгновение ничего не поняли и девушки. Андрий бросился к двери.
Открыв ее, он отпрянул па-зад, снова захлопнув дверь. В коридоре грянуло несколько выстрелов. Щепы летели от простреленной в нескольких местах двери.
Слепая удача спасла Андрия от смерти.
Леон, наконец, понял, что произошло. Одним движением он перевернул стол и припер им дверь, а сам бросился к винтовке. Андрий стрелял через дверь из угла комнаты.
— Назад! — гремел в коридоре Заремба. — Прекратить стрельбу! Здесь графиня, пся ваша мать! Назад!
Коридор опустел.
— Мы их и так возьмем. Там трое мальчишек, а в перестрелке можно убить графиню, — объяснил поручик свое отступление солдатам.
— Если бы не этот лайдак, — яростно ткнул он тело «Рупь двадцать», — мы бы их спящих накрыли.
— Что случилось, пане поручик? Почему вы отступили? — подъехал Владислав к Зарембе, видя, что солдаты отходят в глубь леса.
— Их нужно выманить без боя. Успели проснуться, — зло ответил младшему Могельницкому Заремба.
— Но вы были уже в доме! — вскипел Владислав.
Оскорбленный этим восклицанием, Заремба не вытерпел:
— Я-то был в доме, подпоручик, но вас там, кажется, не было. Прошу вас заниматься своим взводом и не делать старшим по чину оскорбительных замечаний. Я знаю, что я делаю.
Владек в бешенстве повернул коня и отъехал.
— Закрывай окна скамьями! — командовал Раймонд.
В горнице забаррикадировались.
Раймонд вбежал в комнату, где помещались пленницы. Он увидел лишь бледную Людвигу и растерянную Франциску.
— Ради бога, что случилось? Где Стефания? — бросилась к нему перепуганная Людвига.
Раймонд быстро окинул комнату.
— Как где? Она должна быть здесь! — крикнул он.
— Вот оно что? Сбежала, гадюка! Проспали мы с тобой, Раймонд, и честь и славу! — с тоской сказал сзади него Птаха.
— Что ж вы будете делать? — Людвига схватила его за руку.
Птаха вырвал руку.
— Будем отбиваться до последнего… Ложитесь на пол, я с этого окна стрелять буду! — крикнул он. — Все равно живыми не сдадимся! Пропадать — так недаром!
Он с яростью двинул тяжелый диван к окну.
— А почему вы остались? — спросил Раймонд Людвигу.
— Я ничего не знала о ее побеге… — чуть слышно ответила она.
— Пане поручик, тут двоих поймали в конюшне, — доложил Зарембе капрал и указал пальцем на партизан.
Заремба выразительно махнул рукой.
В домике услыхали короткий залп. Леон и Птаха стояли у окна, за своим прикрытием, готовые выстрелить в любое мгновенье в каждого, кто попадет на мушку.
— Эй, там, в доме, не стрелять! Пан поручик хочет с вами говорить! крикнул чей-то зычный голос со двора.
В доме молчали…
— Слушайте, вы, которые там засели! Я, поручик Заремба, послан сюда полковником Могельницким… Слышите? — кричал со двора Заремба.
— Слышим, что ж из этого? — закричал в ответ Пшеничек.
— Предлагаю вам сдаться.
В домике молчали. Женщины сидели, как им приказали, на полу. Раймонд, вытянув вперед руку с маузером, следил за дверью.
— Повторяю. Я предлагаю вам сдаться. В случае, если захваченная вами графиня Могельницкая жива и невредима, — обещаю сохранить вам жизнь. Если не сдадитесь, то перестреляю всех до одного! Даю пять минут на размышление.
В домике молчали. Раймонд, Птаха и Пшеничек переглянулись. Людвига по их взгляду поняла, что они не сдадутся. На дворе ждали. Смерть ходила где-то близко вокруг дома, пытаясь найти щель, чтобы войти сюда…
— Эй, там, в доме, сдаетесь?
— Пошел к черту, гад! Будем биться до последнего! Да здравствует коммуна! — крикнул Андрий.
Статьи
От автора
Моя работа над повестью «Как закалялась сталь»
За чистоту языка
Комитету и комсомольцам аммиачного завода в г. Березниках
[О романе «Рожденные бурей»]
В редакцию «Литературной газеты»
Редакции «Комсомольской правды»
Молодым читателям комсомольской страницы
Мой день 27 сентября 1935 года
Счастье жить
Счастье писателя
Творческому коллективу Одесской комсомольской кинофабрики
Самый счастливый год
Мы накануне X съезда ВЛКСМ
Шепетовской окружной конференции Ленинского Коммунистического союза молодежи Украины Тезисы к выступлению на X съезде ВЛКСМ
О своем новом романе
Речи
[Мой творческий отчет]
Да здравствует партия, воспитавшая нас!
Каким должен быть писатель нашей страны
Да здравствует жизнь!
Выступление на краевой конференции писателей Азово-Черноморья
Мужество рождается в борьбе
[Замечания о пьесе по роману «Как закалялась сталь»]
[Речь на заседании Президиума правления Союза советских писателей]
ПРИЛОЖЕНИЕ
«Рожденные бурей». Роман. Книга вторая, глава первая
Беседа с корреспондентом «Правды»
[Никогда не успокоюсь на достигнутом]
[Мысли большевика]
Примечания
Статьи
От автора
Когда я принялся писать мою книгу, я думал написать ее в форме воспоминаний, записей целого ряда фактов. Но встреча с товарищем Костровым, в бытность его редактором «Молодой гвардии», который предложил написать в форме повести или романа историю рабочих, подростков и юношей, их детство, труд и затем участие в борьбе своего класса, изменила это намерение.
Я попытался облечь в литературную форму действительные факты, зарисовал целую группу товарищей, частью работающих и сейчас, частью погибших.
Главных действующих лиц я знал лично и, показывая их, желал сделать это правдиво, указав все их недостатки и положительные стороны.
События происходят в маленьком украинском городке Шепетовке (сейчас пограничный район на Волыни). Название городка в книге написано наоборот. Моим желанием было показать детство и юность детей рабочих, ранний тяжелый труд и рассказать, как они вовлекались в классовую борьбу. Я писал исключительно о фактах — это меня связывало. Иногда я попадал в плен к фактам. Написать иначе — значит фантазировать, перестать рассказывать то, что было.
Фамилии действующих лиц частью настоящие, частью вымышленные.
Погром в Шепетовке в 1919 году, устроенный петлюровцами, кровавый белопольский террор зимой 1920 года, повешение и расстрелы нашей подпольной партийной организации, приход немцев, убийство паровозной бригадой немецкого солдата и все остальные эпизоды имеют своих' живых свидетелей и участников.
Я их познакомил с главами, в которых они участвовали, и они утвердили фактическую сторону написанного.
Я работал исключительно с желанием дать нашей молодежи воспоминания, написанные в форме книги, которую я даже не называю ни повестью, ни романом, а просто «Как закалялась сталь». В этом письме я пишу свою краткую автобиографию.
Родился в 1904 году, в рабочей семье. По найму работать стал с двенадцати лет. Образование низшее. По профессии — помощник электромонтера. В комсомол вступил в 1919 году, в партию — в 1924 году. Участвовал в гражданской войне. С 15-го по 19-й год работал по найму: кубовщиком, рабочим материальных складов, подручным кочегара на электростанции и т. д. В 1921 году работал в киевских главных мастерских. В 1922 году участвовал в ударном строительстве по постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф. По выздоровлении, с начала 1923 года был снят с производства по состоянию здоровья и послан на другую работу в пограничие. В 1923 году был военным комиссаром батальона ВВО «Берездов». Последующие годы вел руководящую комсомольскую работу в районном и окружном масштабе. В 1927 году с совершенно разрушенным здоровьем, искалеченный тяжелыми годами борьбы, был отозван в распоряжение ЦК Украины. Было сделано все к тому, чтобы вылечить меня и возвратить на работу, но это до сих пор не удалось. Будучи оторван от организационной работы, стал агитпропщиком: вел марксистские кружки, обучал молодых членов партии. Будучи прикован к постели, выдержал еще один удар — ослеп. Оставил кружки. Последний год посвятил работе над книгой. Физически потерял почти все, остались только непотухающая энергия молодости и страстное желание быть чем-нибудь полезным своей партии, своему классу. Работа над книгой — попытка передать былое литературным языком. Никогда раньше не писал.