Владимир Малыхин - Наследник
— Салют!
Виктор удивленно спросил:
— Откуда все они тебя знают?
— Я — профком. Сегодня стипендия, вот они и пируют.
В баре становилось шумней. За одним "из столиков трое ребят негромко пели:
В первые минуты бог создал институты,
И Адам студентом первым был,
Он был парень смелый, ухаживал за Евой,
И бог его стипендии лишил...
Виктор улыбнулся:
— Веселые у вас ребята.
— Давай к нам, не ошибешься, — сказал Илья. — Экономист, брат, это сила. Сам Маркс, между
прочим, тоже был экономистом.
— И его товарищ Энгельс? — засмеялся Виктор.
— Вот именно!
Рядом за столиком громко спорили. Виктор прислушался. Парень с орденом Красной Ззезды на
гимнастерке доказывал своему соседу:
— Закон стоимости в преобразованном виде? Это же чепуха на постном масле. Зачем
преобразовывать Карла Маркса? Закон есть закон. Что значит в "преобразованном виде"? Тогда и
средства производства в "преобразованном" и средства потребления? Чушь! Я бы в молотки взял
наших профессоров!
Его собеседник, протирая очки, говорил:
— Ты, Колька, однако... того.., по политэкономии... хромаешь, брат, на обе ножки...
— Да брось ты! — отмахнулся Колька, — начитался всякой муры. Надо быть творческим
человеком... думать надо... Понял?
Виктор повернулся к Илье, кивнул головой в сторону спорщиков:
— Ученые, профессоров критикуют. .
Илья подмигнул:
— А ты думал.., не боги горшки обжигают. .
Они сидели и беседовали, не спеша попивая из кружек теплое пиво и наполняя окурками
пепельницу. Им было, что рассказать друг другу. Шум и гам бара им почти не мешал. Но Виктору
вдруг показалось, будто Илья что-то хочет ему сказать и не решается.
— Ты, Боярин, не темни, не дипломатничай, как в посольском приказе... Выкладывай начистоту, не
стесняйся. Давай в лоб...
— ну что ж, в лоб так в лоб, — сказал Илья.
— Ты... Машей Тумановой не интересовался?
— Машей?! — удивился Виктор. — А почему, собственно, я должен... — он помолчал и добавил:
— поезд ушел... отстучали колеса, знаешь эту песенку?
— А она сына... Виктором назвала, — тихо проговорил Илья, потягивая из кружки пиво...
Виктор передернул плечами:
— Это еще зачем? В насмешку?
— Брось, Маркиз, не надо, — поморщился Илья.
Некоторое время они молча пили пиво.
— А ты откуда о ней знаешь? — спросил Виктор.
— Однажды встретил, пригласил заходить к нам на Колобовский. Она как-то зашла, встретилась с
Майкой, опять стали дружить... Ну вот. . — Виктор молчал.
— Трудно ей, мать умерла.., одна она.., с пацаном.
Виктор быстро взглянул на Илью и тут же опустил глаза:
— А где же... этот. . самый, который?
— А ты разве не знаешь? — поднял брови Илья.
— Откуда же мне знать? Я в чужие замочные дырки не заглядываю...
— Ну ладно, ладно... Здесь случай особый... Этот мужик обитает сейчас в своем туманном
Альбионе, — проговорил Илья.
— Где?! — изумился Виктор. — Он что, лорд?
— Английский моряк. — невозмутимо ответил Илья, — Его ранили где-то на подступах к
Мурманску.
Виктор широко раскрытыми глазами, не отрываясь, глядел на Илью:
— Ну и что же было дальше? Каким же образом этот потомок адмирала Нельсона очутился в
постели... миледи Тумановой?
Илья завелся:
— Я там со свечкой не стоял! Поинтересуйся подробностями в другом месте. А заодно спроси,
почему ребенок наречен твоим славным именем... И вообще, разбирайтесь сами. Мое дело телячье.
Потом они долго молча курили. Прощаясь с Виктором, Илья сказал:
— Майка тоже считает, что... ты должен позвонить... А у нее нюх будь, будь.
— Это я знаю, — улыбнулся Виктор, — недаром тебя унюхала...
Со временем у Виктора появились новые знакомые, тоже демобилизованные по ранению
фронтовики. Виктор стал бывать в их компаниях. Его частые ночные загулы тревожили Анну
Семеновну. Она не раз говорила ему об этом. Виктор отшучивался и все оставалось по-прежнему.
Однажды, возвратившись под утро, он осторожно отпер дверь и вошел в квартиру, стараясь не
разбудить мать. Но Анна Семеновна уже не спала. Она лежала в постели и читала книгу.
— В такой ранний час и уже за науки? — попытался он пошутить. Анна Семеновна сняла очки и
внимательно на него посмотрела:
— У тебя вид заправского трактирного прожигателя... Посмотри на себя в зеркало. — Она села на
кровати. — Когда же окончатся твои ночные гулянки?
— Мам, ну не надо... Каюсь! Ей, ей, каюсь! Но ведь еще товарищ Маркс говорил, что ничто
человеческое ему не чуждо. А он ведь основоположник...
Она перебила его:
— Не паясничай! Папа в твои годы...
Виктор вздохнул, вышел в столовую и прилег на свой диван. Но несмотря на бессонную ночь сон к
нему не приходил, слова матери задели его за живое. Он ворочался с бока на бок, вздыхал,
чертыхался про себя. Наконец понял, что уснуть не сможет, поднялся и направился в свою "курилку"
— на кухню. Курил, задумчиво глядел в окно. Он был убежден, что его поведение вполне оправдано.
В эти минуты он был искренен в своих мыслях, но не в своих чувствах. Он все это время боялся
поглубже покопаться в себе, ему мешала ревность и обида... Думать так ему было легче... "Неужели я
не заслужил право пожить в свое удовольствие, — думал он."
Анна Семеновна подошла к нему, положила ладонь на его плечо и тихо сказала:
— Водкой, друг мой, не поможешь. Пора, мой мальчик, обрести себя. Пора!
Анна Семеновна лучше самого Виктора понимала его состояние. Все дело... в Маше — считала
она.
— Причем здесь водка! — обиделся Виктор, — Не своди все к этому. .
— Займись делом, уже пора. — Она помолчала и добавила: — Вспомни папу. . в тот страшный
тридцать седьмой... Его спасла только работа.
— И ты, мама, — тихо сказал Виктор, — и ты тоже.
Она погладила его по голове:
— Человеку всегда нужно плечо друга...
Анна Семеновна коснулась губами его виска, вышла в свою комнату и тут же вернулась с почтовой
открыткой в руке:
— А тебе, кажется, хотят сегодня, наконец, вручить твои ордена.
Виктор радостно воскликнул:
— Да ну?!
— Вот повестка из горвоенкомата.
— Если это так, — заявил он, подбегая к ней, то прикреплять их к моей геройской груди будете
Вы, дорогая Анна Семеновна! И никто другой!
Она улыбнулась.
— Ладно... подхалим. Чтобы завтра же пошел на завод и оформился на работу. Вчера вечером
звонил твой мастер Андреич. Почему, говорит, Ваш сын фронту не помогает?
— Все, мама, каникулы окончены! Блудный сын опять вступает в ряды рабочего класса. Все для
фронта, все для победы!
... В тот день Виктору горвоенком вручил две награды — ордена Отечественной войны и Красной
Звезды. Он привез их домой в маленьких картонных коробочках. Прикрепляя ордена к его
гимнастерке, Анна Семеновна, не вытирая слез, проговорила, указывая глазами на портрет Георгия
Николаевича Дружинина:
— Это был бы самый счастливый день в его жизни...
* * *
Виктор пришел на завод к началу утренней смены. Он был в гимнастерке со всеми своими
регалиями. На этом настояла Анна Семеновна. Позвонил у проходной в инструментальный цех,
попросил к телефону Андреича.
— Здравствуйте, дорогой профессор по лекалу, говорит гвардии старший лейтенант Дружинин. Я
прибыл в Ваше распоряжение для продолжения дальнейшей службы...
В трубке послышалось довольное похмыкивание, потом знакомый тенорок строгого мастера:
— Здравия желаю, товарищ гвардии командир. Рад тебя слышать, Витек. Сейчас... пропуск...
Ждем...
В цехе стоял негромкий ритмичный гул, напоминающий гул пчелиной пасеки. Виктор остановился
в проходе и стал искать глазами Андреича. На него стали оглядываться, стоящие на своих рабочих
местах ребята и девчата. Вдруг Виктор услышал громкий девичий возглас:
— Ой? мамонька!! Ребята, глядите! Да это ж Витька Дружинин!
Через минуту Виктор был в их окружении, его с интересом разглядывали. Он, в свою очередь,
тоже с любопытством поглядел на них, подумал: "Омолодился Андреич". Узнавшая его девушка
радостно говорила:
— Ребята, это же наш Виктор Дружинин, он от нас на фронт ушел... — И вдруг спросила: —
