Л. Пантелеев - Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы
«Что же мне делать?» – подумал Володька, схватившись руками за голову.
Разобрать что-нибудь в условиях задач было совершенно невозможно, – лиловые пятна, как нарочно, стояли в самых нужных местах.
А за окном тем временем совсем рассвело. Снег уже перестал падать. Показалось солнышко.
Володька посидел, подумал, оделся, уложил в сумку учебники и тетрадки, запер на ключ квартиру и побежал в школу.
* * *Да, на это у него хватило ума.
«Ну что ж, – думал он, – не убьет ведь меня Елизавета Степановна?!»
И, конечно, она бы его не убила, если бы пришел он к звонку или с маленьким опозданием в класс, снял бы в дверях свою серую, в клеточку кепку, поклонился бы как полагается и сказал: «Простите меня, пожалуйста, уважаемая Елизавета Степановна, я не послушался вас вчера, не сделал задачек, убежал из школы и дома проканителился, – вместо задачек костями занимался… Накажите меня, если я заслужил того, а я вам к завтрему вместо восьми – двадцать восемь задач решу!..»
Ну, что бы, в самом деле, учительница сделала с ним? Ну, обругала бы его, распекла бы его на все корки, в крайнем случае двойку по поведению влепила бы. А скорее всего простила бы ему – за то, что он правду сказал.
Но в том и беда, что Володька не любил и не умел говорить правду. Выходя на улицу, он уже обдумывал, как бы ему получше и поинтереснее соврать учительнице.
«Скажу, что болен был… будто у меня грипп или, скажем, скарлатина. Хотя – нет, с этим не выйдет… Опять небось пульс будет мерять. Лучше, пожалуй, сказать, что не я, а отец болен. Будто меня вчера экстренно вызвали из школы в совхоз, когда я задачки решал…»
А впрочем, Володька не очень-то задумывался о том, что с ним будет. Такой славный выдался денек, так весело, празднично белел и похрустывал под ногами молодой чистый снежок, так аппетитно, вкусно, по-зимнему пахло на улице дымом, что и думать не хотелось о школе, о занятиях, о скучном, по-осеннему темном классе, где пахнет чернилами и мелом, где жужжат под потолком последние мухи и где ждут Володьку одни неприятности.
И все-таки он бежал, торопился, хотя вокруг было очень много соблазнов: хотелось и снег попробовать, – вкусный ли он и лепятся ли из него снежки, и прокатиться по замерзшей за ночь лужице или хотя бы пробить каблуком молодой тонкий ледок, и поинтересоваться, чем торгуют нынче в ларьке, с окна которого толстая продавщица в коротеньком белом халате в это время как раз снимала ставень.
Только на одну минутку остановился Володька на мосту у запруды – посмотреть, хорошо ли застыла вода в речке.
И вот эта-то одна минута и погубила его.
Не успел он кинуть с моста камень и убедиться, что вода застыла неважно, так как камень насквозь пробил лед, как откуда-то, как черт из бутылки, вынырнул маленький Митюха Кунин, сын директорского шофера.
– Эй, Индиан! – закричал он. – Ты почему не в школе?
Володьке бы надо сказать, что он опаздывает, и бежать дальше, а он оглянулся, прищурившись посмотрел на Митюху и, совсем не думая о том, что говорит, сказал:
– Я уже был.
– Как был?
– А так, очень просто.
– Вы что – не занимаетесь?
– Ага, не занимаемся. У нас скарлатина.
Митюха с испугом посмотрел на Володьку и даже попятился от него.
– Ой, ты тогда не подходи ко мне!
– Ничего, не бойся, – важно сказал Володька. – Я могу подходить. Мне укол сделали.
Он подошел ближе к Митюхе, нагнул голову и приподнял козырек своей клетчатой кепки.
– Видал?
– Ой, господи! – ужаснулся Митюха. – Так прямо в лоб и кололи?
– Ага.
– Больно было?
– Тебя бы так.
Митюха со страхом и уважением посмотрел на Володьку и сказал:
– Знаешь чего? Пойдем тогда смотреть, как саперы мины взрывают.
– Это где?
– Ну, где? Что ты – не знаешь? На Коневьем поле! Там же каждый день саперы работают.
Митюхе, конечно, – тому было хорошо: он учился в поселковой семилетке, да еще во вторую смену. Ему в самый раз было ходить смотреть, как саперы мины взрывают. А Володьке… Впрочем, Володька ни о чем больше не думал.
– А что ж, – сказал он, напяливая на лоб кепку. – Давай пошли…
Вообще-то, конечно, это очень интересно – посмотреть, как настоящие мины взрываются.
* * *Все утро они таскались с Митюхой за саперами, переползая по-пластунски из канавы в канаву и стараясь, чтобы их не заметили, потому что ходить по Коневьему полю было строго запрещено.
Самое обидное, что ни одной мины в этот день саперы не нашли и никаких взрывов не было.
К двум часам Митюха побежал в школу, а Володька, побродив по лесу, постоял еще на мосту у мельницы, кинул в воду еще два или три камня, замерз и поплелся домой.
Часа полтора он оттирал кирпичом и отмывал мылом лоб, но так и не отмыл, – маленькие пятнышки все-таки на лбу остались. Потом попробовал стереть чернильные пятна в учебнике: извел весь ластик – и тоже ничего не вышло, только протер в двух местах бумагу. Расстроившись, он лег с ногами на кровать и минут двадцать лежал, разглядывая потолок и думая о том, какой он несчастный и незадачливый человек.
«Почему это у меня так получается?» – думал он.
«Язык не тем местом привешен», – вспомнил он слова учительницы.
Не поленившись, он встал, прошел к зеркалу и долго стоял с разинутым ртом и вертел во все стороны голову, стараясь рассмотреть, как это у него не так привешен язык. Оказалось, что язык висит правильно, как и у других людей.
Проголодавшись, он съел кусок хлеба, несколько картошек и помидорину. Потом вспомнил, что скоро придет отец, схватил ведро и побежал за водой.
На улице, против их дома, работали монтеры, вешали на столбах электрические провода. Не добежав до колодца, Володька остановился и стал смотреть, как ловко лазают по столбам рабочие, у которых к ногам были привязаны особые железные когти.
«Эх, мне бы этакие!» – подумал Володька и уже хотел подойти и спросить, где и почем продаются такие когти, как вдруг увидел отца.
Отец, как всегда с работы, шел веселый, посвистывая и размахивая своим бренчащим ящичком.
«Ничего, ругаться, наверное, не будет», – подумал Володька и, подхватив ведра, со всех ног кинулся навстречу отцу.
– За водой бегу, – еще издали крикнул он, хотя и без того было видно, что бежит он не за пряниками и не за колесной мазью.
– А поздно ты, брат, – сказал, останавливаясь, отец.
– Да, «поздно»! – обиделся Володька. – Только что пришел. Дна урока лишних сегодня было.
Когда, расплескав половину воды, он вернулся домой, отец возился на кухне, разжигал примус.
– Ну, как дела, четвероклассник? – спросил он.
Володька поставил ведра, вздохнул, потупился и скромно ответил:
– Да так. Ничего. Пятерочку по письменному русскому получил.
* * *На другой день Володька опять не пошел в школу.
Все утро проторчали они с Митюхой Куниным на Коневьем поле, вымазались, проголодались, промочили ноги. Кончилось тем, что солдаты заметили их и прогнали, да еще пригрозили отправить куда следует.
День опять выдался непогожий, за ночь наволокло туч, снег растаял, от вчерашней зимы ничего не осталось.
Месить на улице грязь было неинтересно. До обеда ребята сидели у Куниных, играли в шашки, причем Володька все время проигрывал, сердился и кричал на Митюху, что тот портач и не умеет играть.
Потом Митюха пообедал, оделся и ушел в школу. Надо было уходить и Володьке, но идти ему не хотелось, – на дворе хлестал дождь, а ботинки у него и без того были насквозь мокрые.
Болтая зазябшими ногами, он сидел на табуретке у плиты в тесной кунинской кухне, смотрел, как Митюхина мать стирает в железном корыте белье, и рассказывал ей, что у них в школе – скарлатина, что две девочки уже померли, а один мальчик по фамилии Спичкин вот-вот умрет, если за ним не успеют прислать санитарный самолет, который уже вызвали по радио из Рязани.
Митюхина мать ни одному Володькиному слову не верила, но все-таки из вежливости прислушивалась, вздыхала и, тиская в корыте белье, жалостливо приговаривала:
– О господи, страсти какие!..
Володька видел, конечно, что мешает и надоел ей, помнил, что скоро вернется отец и что нужно еще успеть сходить за водой и за хлебом, и все-таки не уходил, сидел, пересаживался с табурета на табурет и продолжал городить всякую небывальщину.
Наконец Митюхина мать не выдержала и спросила, не пора ли ему идти обедать. От голода у Володьки давно уже сводило челюсти, но он храбро помотал головой и ответил:
– Да нет, не хочется что-то… Я ведь, вы знаете, тетя Нюша, только что перед вами целых пол-арбуза съел!..
И он завел было длинный рассказ про необыкновенный двухпудовый арбуз, который отец его получил в премию от самого директора, но посмотрел на Митюхину мать, вздохнул и взялся за шапку.
