Илья Штемлер - Таксопарк
— В чем дело, Николай? — Вохта перевел взгляд с коробки на Ярцева. — Что это?
— Комбинэ. Югославская… Вам, Подарок. — Ярцев замялся — Ну не вам, конечно… Жене подойдет. Или еще кому. — Он хохотнул и прищурил со значением блеклые глаза.
Вохта подобрал коробку. Открыл. На широкую чугунную его ладонь вывалилась прохладная материя. Черные кружева сползали по длине рубашки, подбивали подол… Ярцев ухмылялся. Вообще-то ему жаль было подносить Вохте эту штуку, купленную вчера в пригородном магазинчике, куда его занесло с очередным рейсом. Купил для жены, но так и не успел отдать — полаялись из-за мусорного бачка. Полная квартира народу, а все ждут его, усталого, с работы, чтобы мусор вынести. Это ж надо?!
— Красивая штука, — проговорил Вохта, не выпуская изо рта спичку.
— Ну так, — одобрительно поддержал Ярцев. — Носить приятно, а снимать еще приятней. — Он еще раз хохотнул и подмигнул.
— С чего ты вдруг, Ярцев? Вроде и не Восьмое марта…
— От чистого сердца, Константин Николаевич… Уважение!
Вохта поднес коробку к близоруким глазам, пытаясь прочесть надпись вокруг головы красавицы…
— А хороша девочка. С такой бы в Сочи, а, Константин Николаевич? — Ярцев вернулся к столу и сел.
— Уважаешь, значит, меня, Ярцев.
— Но.
— А за что? А? За то, что держу в колонне такого прохиндея, как ты? Что не выгнал еще в три шеи, да? За это?
Кровь ударила в голову Ярцеву. Он медленно поднялся. Хоть и привык он за бурную свою жизнь к нелестным замечаниям в свой адрес, но принимать их от Вохты, которого он искренне уважал…
— Я к вам всей душой, — четко произнес Ярцев.
Вохта подбросил рубашку вверх, ловко перехватил в поясе, пытаясь сложить ее как было. Но ткань не давалась, проскальзывала между пальцами, тянулась к полу. Потеряв терпение, Вохта смял ее в комок и, подойдя к подоконнику, сунул в ярцевский чемоданчик.
— Ладно. Извини. Погорячился. — У Вохты был усталый, какой-то угасший голос. — Ты, Коля, меня неправильно вычислил. Ошибся ты, Коля. Я взяток не беру. Ни комбинациями, ни водкой, ни деньгами… Я службу свою справляю так, как нахожу нужным. Для пользы дела. И вся суета моя окаянная имеет одну цель — чтобы все было хорошо, Коля. Ясно? Все чтобы было хорошо… Вроде ты не дурак, а за столько лет не разобрался во мне.
Вохта выплюнул разгрызенную спичку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1Теплый упругий воздух вгонял людей в стеклянный зал универмага, точно бильярдный шар в лузу. Одни смеялись, обращая это в шутку, другие недовольно ворчали, придерживая головной убор.
Тарутин стоял у кассы отдела подарков, не спуская глаз с прозрачных входных дверей. Он ждал Вику. Вопреки предположению Тарутина Вика согласилась пойти на день рождения к Кораблевой не раздумывая, чем, признаться, даже озадачила Тарутина.
Тарутин сам выбрать подарок не решался. Вот туфли себе он купил. На теплой меховой подкладке. И теперь стоял, прижимая локтем коробку, разглядывая по-вечернему утомленных людей.
Вика подошла со стороны, тронула его за рукав и громко засмеялась. Синие ее глаза с радостью смотрели на Тарутина.
— Что вы уже купили?
— Туфли. Давно собирался.
Тарутин открыл коробку. Вике туфли понравились, только она удивилась, что очень уж большие.
Они направились в отдел подарков.
Девушка-продавец из соседнего отдела пластинок проигрывала по просьбе покупателя «Кукарачу». Кажется, Тарутин вечность не слышал этой мелодии и забыл, что она существует.
— Тара-ри-ра! — пропела Вика.
— Тита-ри-ра! — ответил Тарутин и засмеялся.
Девушка-продавец бросила взгляд на скользящее поверх толпы лицо Тарутина. Ее равнодушные глаза оживились.
— Послушайте, Андрей Александрович, как вам удалось достичь таких высот? — Вика старательно шла след в след за Тарутиным, так было спокойней. — В ваше время не было никакой акселерации.
— Я ее предвидел, — бросил через плечо Тарутин.
— Ну а что вы сейчас видите? — Вика приподнялась на носки, пытаясь взглянуть на прилавок.
— Масса всякой блестящей чепухи. Броши, кольца. Духи… — Тарутин повернулся, пропуская Вику к прилавку.
Несколько минут они стояли молча, разглядывая товары. Жаркая «Кукарача» прыгала над головами покупателей.
— Ничего подходящего? — спросил Тарутин.
— Почему же? Например, кот, — Вика ответила наугад, бросив мимолетный взгляд на игрушку, но в следующую секунду игрушка ее и впрямь чем-то заинтересовала. Большой голубоватый пушистый кот. Хитрые, слегка косящие глаза и пышные усы придавали коту уморительное выражение.
— А что? — согласился Тарутин. — Вполне! — И отправился в кассу..
Они вышли из универмага. После дня сплошных заседаний, беготни, связанной с ревизией склада, каждый шаг разминал тело, придавая бодрость… Они заглянули в цветочный магазин и купили букет прекрасных бархатных хризантем. Белые растрепанные цветы, словно мохнатые щенячьи мордочки, выглядывали из хрустящего целлофана.
Улица, на которой жила Кораблева, была недалеко. В подъезде они столкнулись с взъерошенным Цибульским. Тарутин перехватил оценивающий взгляд Цибульского, которым тот окинул Вику. «Вот нахал», — довольно подумал Тарутин, чувствуя, что Вика произвела впечатление.
— Что вы дарите? — спросил Цибульский.
— Кота, — ответила Вика.
— А сапоги? Отдельно? — Цибульский кивнул на обувную коробку, торчащую из-под Локтя Тарутина.
— Это туфли. Купил в универмаге, — ответил Тарутин.
— Себе? — На лице Цибульского отразилось искреннее негодование. — Директор таксопарка приобретает обувь в открытой торговле, как простой инженер! До чего мы докатились! Один намек — и вы ходили бы в туфлях, которым позавидовал бы бывший чешский обувной король Батя. С базы!
— А сами-то что? — Тарутин взглянул на аккуратно начищенные старенькие ботинки Цибульского.
— У меня… нога нестандартная, — нашелся Цибульский, бросив извиняющийся взгляд на Вику.
Лифт мягко причалил к площадке, где уже были слышны приглушенные стеной голоса. И едва они позвонили, как распахнулась дверь — на пороге стояла Кораблева в больших роговых очках на разгоряченном лице.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Бессовестные. Все сидят уже, едят и пьют, а вы? — Кораблева разглядывала Вику. Видно, не могла понять, с кем из мужчин надо соотносить эту женщину.
— Знакомьтесь, Жанна Марковна, — поспешил на помощь Тарутин.
— Так мы знакомы, елки-палки! — смеялась Вика. — Меня приводил к вам Андрей Александрович в тот день, когда какой-то новичок таксист не мог отыскать свой парк…
— Вот оно что! — Голос Кораблевой дрогнул. — Как же, помню, помню. — Она крепко пожала Викину руку, точно желая подчеркнуть, что между той обстановкой, при которой они впервые увиделись, и этой есть существенная разница.
— А это вам! — Тарутин развернул пакет и вытащил кота. И кот, как настоящий, жмурил свои плутоватые косые глаза. Только что не мурлыкал. — И вот еще! — Тарутин протянул цветы.
— Можете меня и поцеловать. — Кораблева откинула со лба короткие сухие волосы.
Тарутин наклонился, ткнулся губами куда-то в щеку и заспешил в комнату, к призывно машущему рукой Мусатову. Вика вслед за Тарутиным протискивалась к месту, отведенному им за длинным столом, наступая на чьи-то ноги, упираясь в чьи-то колени.
Незнакомый Тарутину лысый толстячок стоял в конце стола.
— Я по праву близкого человека хочу произнести несколько слов в адрес виновницы нашего сегодняшнего собрания, — произнес толстячок, выждав, когда Тарутин и Вика усядутся. — С годами люди становятся сентиментальными. Это не признак слабости. Это признак мудрости, друзья, поверьте. Молодость легкомысленна и жестока. Она презирает сантименты. Слезы ее раздражают…
Тарутин оглядел сидящих за столом. Большинство лиц было ему незнакомо.
— Вам положить холодец? — прошептала Вика.
— И мне! — Мусатов сидел слева от Тарутина и все пытался разглядеть Вику.
— Вам? С удовольствием, — ответила Вика.
Чем-то ее тон кольнул Тарутина. Он скосил глаза на Мусатова. Безупречный пробор на голове. Щеголеватый, серый в крапинку пиджак с узкими модными плечами и металлическими пуговицами. Широкий яркий галстук… Тарутин подумал, что он сам никогда не одевался модно. Его собственный пиджак сидел мешковато, неряшливо. А может быть, ему только кажется, он всегда чувствовал себя неловко в малознакомой компании…
— Вчера я был в театре с нашей именинницей, — продолжал толстячок. — Давали чепуховую сентиментальную пьеску. И я видел в прекрасных глазах Жанны Марковны слезы…
— Не верьте ему! — смеялась Кораблева. — Я была в очках.
Гости загомонили. Каждый пытался произнести что-нибудь остроумное по этому поводу.
