Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Тося оробела.
– Много едят? Привередливые?
– Поработаешь в лесу, так узнаешь… Ты хоть стряпала когда-нибудь? – полюбопытствовала Катя.
– Приходилось… Я вообще способная, – доверчиво сказала Тося. – Научные работники не жаловались.
– Научные работники? – опешила Катя.
– Ты ври, да знай меру! – посоветовала Анфиса.
Новенькая чем-то раздражала Анфису, ей все время хотелось разоблачить дерзкую девчонку и вывести ее на чистую воду.
– А чего мне врать? – изумилась Тося. – Когда из совхоза меня вытурили, я настрочила письмо в газету. А пока там проверяли, чтобы факты подтвердились, я и подалась к одним преподавателям в домработницы. Он – доцент, а она… это самое, аспирантка, вот и получаются самые настоящие научные работники! Если хочешь знать, к нам и профессор один приходил чай пить. Большой, говорят, учености человек, а только мне он не показался…
Анфиса досадливо отвернулась, злясь, что Тося выкрутилась и на этот раз. А Катя с жгучим любопытством уставилась вдруг на новую свою соседку и придвинулась к ней со стулом, чтобы получше рассмотреть бывшую домработницу.
Катя была родом из ближней деревни и никуда дальше райцентра не ездила, но за два десятка прожитых ею лет, помимо лесорубов, колхозников и трактористов, с которыми она встречалась каждый день, как только начала себя помнить, перевидала немало и других людей. В разное время и при разных обстоятельствах Катя видела: электриков, пилоправов, плотников, слесарей, зоотехников и агрономов, кочегаров и бухгалтеров, машинистов и машинисток, механиков, инженеров, лесников и лесничих, топографов, таксаторов[4], геологов, радистов, сплавщиков и речников, секретаря райкома партии и председателя райисполкома, руководящих комсомольских и профсоюзных работников, корреспондентов, фотографов, операторов кинохроники, нагрянувших в прошлом году снимать передовую бригаду, учителей, фельдшериц, докторов и зубного техника, бурового мастера, специалистов по борьбе с лесными вредителями, одного водолаза, киномехаников, артистов, чтеца-декламатора, двух лилипутов, заезжего факира и шпагоглотателя, заготовителей грибов и ягод, инспектора по клеймению гирь и весов, многочисленных и сердитых уполномоченных, приезжающих в лесопункт «снимать стружку» с местного начальства, судью и прокурора, управляющего лесозаготовительным трестом, маникюршу, настоящего дамского парикмахера, берущего за модную завивку пятьдесят рублей, летчиков лесной авиации, лекторов и даже самого председателя Совнархоза, – а вот с живой домработницей Катя повстречалась впервые в жизни.
– Ну и как? – спросила Катя, с почтительным любопытством взирая на человека такой редкостной и неуловимой профессии.
– Что как? – не поняла Тося.
– Работалось как и… вообще?
Катя неопределенно покрутила рукой в воздухе.
– Три недели выдержала, а потом сюда завербовалась.
– Ты смотри, что делают! – ахнула Катя, уперлась своим стулом в Тосину табуретку и спросила сердобольным шепотом: – Эксплуатировали?
– Вот еще! Так бы я и позволила…
Катя растерянно поморгала.
– Куском попрекали? – догадалась вдруг она.
– Да нет! Очкарики мои сознательные были. Я у них… прямо как при коммунизме жила: утром девочку в садик отведу, на рынок сгоняю и сижу себе на балконе. Пока обед варится, я квартиру убирала – отдельная, две комнаты с кухней… Жаль, пылесос у них сломался, не пришлось попробовать! – пожалела Тося. – А каждый вечер телевизор смотрела. Это – вроде кино, только в ящике…
Катя опять заморгала. Она вдруг почувствовала самолюбие свое задетым и надулась. Куда было ей тягаться с Тосей! Инспектор по клеймению гирь и весов, водолаз и даже два лилипута померкли вдруг в ее глазах. Телевизор Катя видела только на картинке, а о пылесосе и слыхом не слыхала. Она вдруг остро позавидовала Тосе – малолетке, которой довелось так много перепробовать на своем веку и чуть было даже не посчастливилось подметать пол неведомым пылесосом.
– Так чего ж ты сбежала? – не на шутку рассердилась Катя и отодвинула свой стул от Тосиной табуретки.
Тося серьезно призадумалась, не зная, как ей растолковать любопытной Кате, почему ушла она от добрых научных работников. Очкарики положили ей приличную зарплату, доверяли ей и никогда не пересчитывали сдачу, усаживали ее обедать за один стол с собой и, как гостье, первой наливали в тарелку, а к Октябрьским праздникам аспирантка обещала подарить Тосе свою почти новую юбку чуть-чуть устаревшего фасона «солнце-клеш».
– Гляньте, она язык проглотила!.. Ну, чего ты? – поторопила Катя замешкавшуюся Тосю. – До того насолили, даже говорить неохота?
– Почему же, охота… – заупрямилась было Тося и снова примолкла, вспоминая недавнее свое житье-бытье.
Доцент с женой так старались, чтобы она не чувствовала никакого различия между ними и собой, что Тося вскоре догадалась: сами они в глубине души признают это различие, хотя из вежливости и делают вид, что она такая же, как и они. Сначала Тося просто не поняла, в чем тут закавыка, а потом пораскинула умом и пришла к выводу: все упирается в новую ее работу. Было в этой работе что-то такое, что принижало Тосю в чужих глазах и давало повод смотреть на нее сверху вниз.
И тогда, так и не дождавшись, пока осторожная газета соберет все факты в кучу и призовет зловредного агронома к ответу, удивив доцента с аспиранткой черной своей неблагодарностью, Тося завербовалась вдруг помогать лесной промышленности и укатила на Север от приглянувшегося ей уютного балкончика и волшебного полированного ящика, битком набитого концертами, постановками и старыми фильмами, от неисправного загадочного пылесоса и обещанной ей почти новой юбки заманчивого фасона «солнце-клеш»…
– Ну?! – теряя последнее терпенье, выпалила Катя.
Она решила, что новенькая просто морочит ей голову, и поднесла литой свой кулак к многострадальному Тосиному боку. Тося живо отшатнулась от драчливой соседки и пустилась в непривычные рассуждения:
– Понимаешь, вот в совхозе хлебнула я всякого, а все же при настоящем деле была. А у этих… Подай, прими… И не тяжело вроде, а тянет… Кусается, понимаешь?..
Тося виновато примолкла, чувствуя, что взялась за непосильное для себя дело.
– Только и всего? – разочарованно спросила Катя, ожидавшая, что Тося сверху донизу разоблачит научных работников и камня на камне не оставит от всей их шикарной жизни. – У нас здесь тоже не мед. Еще пожалеешь, что ушла с теплого местечка! Ведь на всем готовом…
Тося презрительно отмахнулась:
– Здоровая выросла, а ничего не понимаешь! На производстве я любую работу делать согласная, потому – для всех. А там… Ну их! Пусть сами за собой…
– Правильно, – поддержала ее Вера. – Частный сектор!
– Чего-чего? – не поняла Тося.
– Человеческое достоинство твое там унижалось, – наставительно сказала Вера, разъясняя малоначитанной Тосе, что испытала та в домработницах.
Тося покрутила головой: и противоречить Вере, оградившей ее от наскоков ехидной Анфисы, не хотелось, и по молодости лет лестно было, что такие умные вещи, оказывается,
