Полтора часа дороги - Владимир Ильич Амлинский
— Скажите, скоро Бюйрек?..
Я не успел ответить. Сашка услышал в притихшем автобусе ее слова и выкрикнул:
— Подъезжаем к Бюйреку!..
Неужели уже Бюйрек?..
— Извините, пожалуйста, — сказала она и перетащила свой чемодан с моих коленок себе, проверила замок и встала. Потом она пошла к выходу. И опять сверкали эти шелковые, городские ноги, уже увереннее двигалась по качающемуся пространству автобуса эта девушка. Она уходила.
Сашка остановил машину. Нечастыми огоньками светился поселок. Ржаво визжала водокачка. Где-то вдали, то затихая, то оглушающе хрипел бульдозер.
— Вам в сам Бюйрек? — сказал Сашка.
— Нет, — сказала она. — Мне во второй стройотряд…
— Это еще километров пять, — сказал румяный старик. Ему до всего было дело.
— На попутной доберусь, — беспечно сказала она. Видимо, в мыслях она уже была далеко от автобуса: она была там — во втором строительном.
— До свидания, — попрощалась она со всеми.
— Счастливо вам, — нестройно, но дружно отозвался автобус.
Она соскочила с подножки, Сашка подал ей чемодан. Она пошла, оглядываясь, ища глазами кого-то…
Сашка положил руки на руль. И вдруг почему-то снял кепчонку, кинул ее на свое сиденье и сказал:
— А ну, постой-ка. — И выскочил из автобуса.
— Ну, пострел малый! — сказал румяный старик. — Сейчас склеит ее.
— Да брось ты каркать! — сказали ребята из горема, но насторожились и прижались к стеклам.
Я видел, как он догнал ее, взял вдруг за руку и упрямо, сильно потащил за собой. Они зашли за один из домов, я потерял их из виду.
Пусть я даже не попаду в город, но этого не будет. Я соскочил с подножки, задыхаясь, миновал ларек и увидел их. Они стояли у низкого щитового домика. Так сразу кинуться на Сашку глупо… Выдержка… Не торопиться… Я стал за ларь и следил за Сашкой. Он стучал в окно домика. Тревожный, стеклянный, рассыпающийся звук. И голоса. Их голоса.
— Не надо, — говорила ока. — Я доберусь на попутной машине. Странно, что не встретили…
— Сейчас уж ночь. Здесь степь все-таки. — И он стучал в окно.
Окно раскрыли, и я услышал чей-то испуганный, незнакомый, словно севший голос…
А, Сашка, птица залетная!
— Тут женщина, — как-то стесненно сказал Сашка.
— Давай, привыкать, что ли, — сказал незнакомый.— Пол-литра взял? А то у нас все закрыто.
— Погоди, — строго, каким-то чужим голосом сказал Сашка.— Я не для этого… Ей заночевать надо.
— А ты на обратном, что ль, присоединишься?— озабоченно сказал незнакомый.
— Да я не приду, понял? Ей во второй отряд нужно… А сейчас не добраться…
— Ну, а я при чем? — сказал мужчина.
— Да ты ни при чем тут, — твердо сказал Сашка. — Ты ее к девкам сведи в общежитие. Я-то их не знаю. Заночевать ей надо.
— Я не останусь, — сказала она.
— Останешься, — решительно, своим обычным хамоватым голосом сказал Сашка. — Ты ее отведешь, понял? Чтоб постель была, и чтоб тихо, и чтоб разбудили в шесть. Понял? Ей в стройотряд нужно. Ты все сделаешь, — уверенно и властно сказал Сашка.
— Сделаю, — тихо и без прежней игривости ответил незнакомый. Он захлопнул окно, видимо, собираясь выйти к ним.
Я решил подождать еще секунду, пока все выяснится. Я чего-то все же не понимал. Я топтался на месте у ларька и подслушивал. Это было противно, но необходимо. Это было совершенно необходимо.
— Вот и все, — сказал Сашка. — Вот и выспитесь… А то попутная, попутная…
— Спасибо, — сказала она.
— Ну, и до свидания, — сказал Сашка.
— До свидания, Саша. Я думаю, что за билет вам ничего не будет, — сказала она.
— Мне не привыкать, — с деланой бесшабашностью сказал Сашка и сплюнул. — Хуже худшего не будет.
— А за что вы этого очкастого так?
— Студента-то? Да так просто. Со скуки. Вообще-то он парень ничего. Тихий, ученый. — И вдруг добавил с неожиданной яростью: — Это за то, что он меня презирает.
— А он разве презирает?
— Презирает, — с уверенностью сказал Сашка. — Меня многие презирают.
— И контролер? — сказала она.
— У того дело особое. Он по-своему смотрит…
К ним подошел третий, приземистый квадратный мужчина. Я не рассмотрел его. Да я и не смотрел на него. Мне только бросилось в глаза, что он какой-то квадратный, а ноги у него в резиновых блестящих сапогах, круглые, как две трубы.
— Ты отойди, Федя, — сказал Сашка. — Нам попрощаться надо.
Федя понимающе хмыкнул и отошел.
— Ну, счастливого вам, — сказал Сашка. — А я уж пойду.
Она протянула ему руку.
— Счастливого вам, Саша. Я вот вас совсем не презираю.
— Я знаю, — тихо сказал Саша. — Я это чувствую.
И вдруг, махнув рукой, он сказал резко, громко, отчаянно:
— Я к вам в гости приеду… Я знаю, вас ждет кто-то. Я этого не спрашиваю. Мне этого не нужно. У меня, может, много женщин есть. А только я приеду к вам в то воскресенье. Можно мне?
Она молчала.
— Я ничего не хочу. Я вам все расскажу про себя. Вы еще узнаете, какой я. Можно мне?
— А какой вы? — улыбаясь, сказала она. Он весь как-то подался вперед, напружинился согнул руку, словно для удара.
— Я, знаешь, какой… — Но только не смог он это объяснить и вдруг опустил руки и замолчал.
— Приезжайте, Саша, — сказала она. — Просто так приезжайте. У меня своя жизнь, у вас своя. Но приезжайте. Вы мне места здешние покажете. Побродим вместе… Я вас буду ждать.
Он согласно, благодарно кивнул головой. И так молча стоял перед ней.
Я отошел от ларька, подошел к машине, сел. Я видел, как шагал Сашка, как перепрыгивал через лужи, как вошел в автобус, как сел, надел кепчонку, закурил.
— Склеил, поди! — неодобрительно хихикнув, сказал румяный старик.
Сашка повернулся к нему, нахмурился, но промолчал. Я не мог разглядеть его глаз, не успел я это сделать. Он отвернулся. Но мне показалось, что глаза у него вдруг синие-синие и какие-то неожиданно спокойные. Он сел поудобнее, засвистел удовлетворенно и повел машину так, как вел обычно в хорошем настроении.
Колыхались
