Виктор Крюков - Свет любви
Вдруг ослепительно-белый бомбардировщик в конце разбега почти на скорости взлета отрулил в сторону. Левое крыло едва не зачертило по земле.
Это означало, что за несколько секунд перед взлетом пилот решил, что лететь нельзя.
«Хорошо, что машина не опрокинулась, — подумал Пучков. — Затормозил бы резче, вот тебе и капут. Какая-то техническая неисправность. А кто виноват? Механик, конечно, и я. Даже если и матчасть сдает, все равно виноваты механик и инженер. Матчасть не должна отказывать. В самолете сотни агрегатов, все они упрятаны внутри, а разве глаз у механика — рентгеновский аппарат?..»
Опасение за жизнь курсантов и инструкторов, всегда побуждавшее Пучкова к действию, смешалось вдруг с личной тревогой за жену, с боязнью, что Зина к нему больше не вернется...
Правда, после свадьбы Зина старалась отдать ему все, что может отдать мужу молодая красивая женщина. Его смущало лишь то, что она с какой-то показной, перехлестывающей через край радостью водила его по домам подруг, целовала там при всех, ухаживала за ним, как за возлюбленным. А когда Сергей приходил с аэродрома домой, пропыленный, с песком, набившимся в карманы, она мыла ему голову. Вся она, казалось, растворилась в его желаниях. Пучков, словом, был счастлив.
Но месяца через три, как это часто бывает у неуравновешенных натур, ее страсти поутихли. Она словно бы увидела, что с замужеством в ее жизни почти ничего не изменилось. Ее тщеславие, заставившее много лет подряд искать мужа, который дал бы желанную жизнь с почетом, всеобщим вниманием и пальмой первенства в кругу подружек, с которыми она училась в школе, не было удовлетворено. Пучков был всего-навсего скромный «технарь», а Зина знала, что в званиях и должностях «технари» растут медленнее летчиков. «Дура, — думала она, — столько летчиков ухаживало, а вышла за техника». Она требовала от Сергея, чтобы он немедленно перевелся в другую воинскую часть, где ее не знают.
— Офицер не нанимается, он служит там, где ему приказано, — ответил Сергей.
Он был тверд в своем решении, и тогда жена стала показывать свой характер. За короткое время она добилась от него повиновения. Недовольный, рассерженный, но все-таки послушный, разъезжал он с ней по квартирам ее приятельниц, которые были женами офицеров. Зине хотелось, чтоб ее «простофиля» близко, посемейному, узнал большой круг офицеров: глядишь, и должность предложат более высокую и, следовательно, быстрее повысят в звании. Так она сама, не говоря ему об этом ни слова, стала активно содействовать его карьере.
Скромный, не рвущийся к званиям и должностям, Пучков чувствовал себя в гостях неловко, все больше молчал. Но однажды с увлечением разговорился о прошлом и будущем авиации. Хозяйка, жена майора Шагова, при всех сделала ему замечание, что в гостях рассказывать о своем деле неприлично.
— Я этого не нахожу! — ответил Сергей.
— Лейтенант, вы и понятия, должно быть, не имеете о правилах этики, — заметила Шагова. Она, как и ее муж, в обращении с младшими по званию офицерами не отличалась деликатностью.
Пучкова задел за живое ее грубый, откровенно одергивающий тон.
— Полно вам! — сказал он. — Что это за правило этики, если оно запрещает врачу говорить в гостях о медицине, летчику — о самолетах, инженеру — о машинах? О чем же тогда говорить? Только о том, в чем ты профан? Если и существует такое правило, то оно не очень умное. Уж лучше с друзьями делиться тем, что хорошо знаешь, а не болтать по пустякам.
— Браво! — крикнул брат хозяйки, молодой зоотехник.
Майор Шагов повернулся к Пучкову:
— Не очень-то оригинально, молодой человек. Ваши мысли я где-то читал.
— А я и не выдаю их за открытие, — с достоинством парировал Пучков.
Прощаясь, хозяйка пригласила Зину приходить без мужа.
Как только Пучковы вышли за порог, Зина вспылила:
— Простофиля! Я для того тебя по гостям вожу, чтобы в звании быстрее повысили.
— Ах, вот как? Ну, тогда я больше ни ногой...
— Тогда и твои друзья пусть больше к нам ни ногой...
Друзья продолжали к нему захаживать, но Зина либо демонстративно уходила, либо сидела, напряженно сомкнув губы. Особенно она невзлюбила самого близкого друга мужа — летчика-инструктора Чернова и его жену Виолетту. Еще на свадьбе она поняла, что этот офицер знает цену паркетным шаркуньям. Не раз он писал в окружной газете об однообразии вечеров к гарнизонном Доме офицера, об интеллектуальной ограниченности тех девушек, которые буквально ценой унижения, как милостыню, выпрашивали у кассирши Дома офицера билет на танцы или контрамарки у молодых летчиков, выходящих курить в фойе. Зина иногда вспоминала, что и она как-то попросила у Чернова контрамарку, потому что билеты уже были проданы.
Правда, прожив с мужем полгода, она убедилась, что тот ничего не знает об этом, и была благодарна Чернову. Однако за те же полгода ей стало ясно, что муж находится под его влиянием, и решила между друзьями вбить клин. Однажды, когда Чернов рассказал, что ездил к танкистам по просьбе редакции газеты, она спросила с самым невинным видом:
— Опять какую-нибудь публичную кляузу маракуете?
С какой-то необыкновенной ловкостью она отвадила от дома почти всех друзей мужа, и, хотя Пучкову было больно, он ничего не мог поделать с Зиной. Есть расторопные, бойкие, энергичные жены, которые смело берут мужей в свои руки. И к середине жизни друзьями покорного мужа становятся друзья жены. Зина была из таких.
Сопротивление Пучкова все ослабевало, он готов был пойти, кажется, на все, лишь бы вернуть ту ласковую влюбленность жены, с какой она относилась к нему после свадьбы. Но Зина продолжала вести себя как женщина, которая приняла за возлюбленного первого подвернувшегося служаку и теперь раскаивается и несет супружеские обязанности как ярмо.
Когда Зина заявила, что хочет поехать в Крым одна, Пучков принялся ее отговаривать. Он понимал, что такой женщине, как Зина, да еще в период острой размолвки с мужем, ничего не стоит уйти к другому.
Но Зина настаивала на отъезде, говоря, что ей надо развеяться, если он хочет, чтобы она начала жить сначала, и Пучков сдался и достал ей путевку.
«Если она не притворялась после свадьбы, — думал он сейчас, приближаясь к линии предварительного старта, — значит, вернется. А если притворялась... Хорошо еще, что и Беленький тоже едет в Мисхор: все-таки дружеский глаз... Беленький боготворит свою жену, он чист и предупредит Зину, если она...»
Старт был уже рядом. Пучков видел, как механики махали водителям бензозаправщиков, как сверкали на солнце ревущие пропеллеры, как захлопывались прозрачные колпаки кабин, как стартер с флажком в руке подавал команды для выруливания на взлет...
Казалось, никто здесь не стоял на месте: ни автомашины, ни самолеты, ни люди. Все тут двигалось, мелькало, стремилось. И никто не обращал внимания, что песок хрустел на зубах, что вихри пыли застилали взгляд.
В гуле и грохоте моторов, под палящими лучами солнца, в пыли полевого аэродрома авиаторы делали свое дело.
Пучков окинул глазами гудевший аэродром, и чувство нравственного удовлетворения и даже щемящей радости обуяло его.
«Легко сказать, доверили целую эскадрилью. А по количеству самолетов и людей она больше строевого полка... — с гордостью подумал он и сказал себе: — Тверже, Сергей Пучков, что это ты празднуешь труса? Стыдись!..»
Дело, которое он делал каждый день, захватило его душу, придало ему уверенности в себе.
— Почему машина сошла с рулевой? — крикнул он механику, везущему к самолету воздушный баллон. — Опять прорыв газов в блоке?
— Так точно! Еще на рулевой дорожке температура воды подскочила...
— Зарядишь воздухом — дуй на стоянку. У моей каптерки лежит блок. Готовь его к постановке. А я самолет на буксире привезу...
— Слушаюсь, товарищ техник!
Глава третья
Когда Пучков ушел со стоянки, Игорь Корнев зачехлил свою машину и отправился к соседнему самолету. Тень от широких крыльев падала наземь, маскируя темные пятна — следы выплеснутого масла. Капоты с моторов, ведра с водой, два баллона с воздухом, инструмент, вдавленный в землю, — все это беспорядочно валялось вокруг. Под хвостовым оперением, поставленным на козелке-подъемнике, лежал человек в комбинезоне. Игорю хорошо были видны его туловище и вытянутые на траве босые ноги. Тапочки лежали рядом.
— Ершов! Корнев пришел, — услышал Игорь голос из моторной гондолы.
Человек в комбинезоне, пятясь, выполз из-под хвоста, надел тапочки, подошел.
— Товарищ старший сержант, на самолете устанавливаются моторы. Механик сержант Ершов.
Из-под приплюснутой пилотки механика спадала на лоб запыленная прядь волос, на щеке чернели масляные пятна.
— Наведите порядок у самолета. Разложились, как на ярмарке, — сделал замечание Корнев.
