Борис Полевой - До Берлина - 896 километров
Умру ли я, в над могилой
Гори, гори, моя звезда.
Ну а потом, когда все расчувствовались, мы спели песню, которая в то лето, как поветрие, обошла все фронты: "С берез, неслышен, невесом, спадает желтый лист, старинный вальс "Осенний сон" играет гармонист". И немудрящая эта мелодия захватила бывалых, прошедших огонь и воду воинов. Когда прозвучало "И каждый думал о своей, припомнив ту весну, и каждый знал, дорога к ней идет через войну", ей-богу, у некоторых, не буду уж уточнять, у кого именно, глаза были влажными…
"Нет, в отличную компанию привела меня военная судьба в лице начальника военного отдела «Правды» генерала Галактионова в финале войны", — раздумывал я, укладываясь на своих полатях на свежей, шуршащей, душистой овсяной соломе. И все-таки, каюсь, скребет, ох как скребет на душе: с флагом-то на ратуше вышел прокол. Не мою корреспонденцию и не в «Правде» прочтет на эту тему маленький лохматый редактор, прочтет и, может быть, нехорошо подумает обо мне. Ну ничего, ничего. До Берлина 896 километров. Будет еще время.
Клещи
Наступление войск Первого Украинского фронта на бродско-львовском плацдарме победно закончилось. Оно продолжает развиваться в направлении на запад и юго-запад. Но города Львов, Станислав, Броды освобождены. Москва отметила эти победы салютами. Десятки частей и соединений, участвовавших в сражении, получили наименование Львовских и Станиславских. В освобожденные города и села вернулись уже партийные и советские работники. Советская власть на местах делает первые шаги по восстановлению нормальной жизни. Из лесов вышли партизанские отряды и целые соединения. Вчера на самой большой площади Львова бушевал огромный митинг.
Теперь для нас, военных корреспондентов, открылись уже устаревшие, сданные в архив боевые карты, и мы получили возможность в деталях представить себе и масштаб и силу отшумевших сражений и рассказать читателю о его успехах.
Когда-то зимой 1941 года. как упомянуто выше, я был свидетелем того, как войска молодого Калининского фронта освободили мой родной город. После операции я, разговаривая с командующим, неосторожно выразил удивление, почему немцы не завязали затяжных уличных боев, а в сущности оставили город, лишь выставив сильные арьергарды и побросав при поспешной эвакуации массу техники и военного имущества.
Командующий тогда усмехнулся и показал на карту: видите. Две красные стрелы, обозначавшие наступавшие армии, огибали город и почти сходились западнее его.
— Клещи, — пояснил командующий. — Мы взяли их в клещи. Отрезали их от их тылов и оставили им одну дорогу. Они не ушли, отнюдь. Мы заставили их уйти, побросав технику. Мы вытащили их в поле и там начали громить.
И вот теперь, когда мы смотрели на эти обтерханные по краям рабочие карты оперативного отдела, мы видели, как, искусно маневрируя огромными массами войск, стрелковыми и танковыми соединениями, заставляя их совершать быстрые, порою просто невероятные броски, командование клало в основу все тот же принцип: взять врага в охват, вытащить его из городов на просторы полей, обойти его оборону, перехватить его коммуникации.
— Все те же клещи? — спросил я командующего Маршала Советского Союза И. С. Конева, с лица которого еще не сошла усталость. В эти последние дни он почти не появлялся в своей штаб-квартире, находился все время на наблюдательных пунктах наступающих корпусов и дивизии. — Так же, как в Калинине, как в Харькове, в Кировограде?
Командующий усмехнулся.
— Ну что ж, действительно клещи. Нужно экономить технику и беречь людей. — И, подумав, добавил: — Нам еще много предстоит работать. — Он так и сказал: не воевать, а работать. — Силы еще нам понадобятся.
Оказалось, что он читал в «Правде» мою статью об освобождении Львова. Она вышла, как говорится, "к большому салюту", что в корреспондентском мире считается шиком. В общем-то он эту корреспонденцию одобрил, но сделал замечание.
— Вот не подчеркнули вы одной характерной особенности этой операции. Написать-то написали, а не подчеркнули, не развили. Ведь мы впервые ввели в сражение две танковые армии Рыбалко и Лелюшенко в такую узкую полосу прорыва, да еще при одновременном отражении сильных контратак, предпринятых противником на флангах. Знаете, какая там была борьба! Я-то знаю, собственными глазами с НП видел. Об этом стоило бы написать подробнее. Это новое. Нам предстоит, наверное, не раз такие прорывы проделывать и маневрировать в оперативной глубине.
— Где, когда? — неосторожно спросил я.
Командующий усмехнулся.
— Четвертый год воюете, а штатский дух из вас еще не выдохся. Разве такие вопросы военачальнику, когда речь идет о его планах, можно задавать: где, когда, сколько? — И, по своему обыкновению сдабривая речь народной мудростью, добавил: — Только плохая курица кудахчет до того, как снесет яйцо. Понятно это вам, товарищ подполковник? Для войны еще места хватит. — И он показал на карту Европы, висевшую на стене.
— До Берлина 896 километров, — уточнил я.
— А вы что, измеряли? — удивленно спросил командующий. И тут лицо его тронула улыбка. — Ах да, это на том указателе во Львове значится. Стало быть, видели, какую на нем надпись-то солдат мелом сделал! — Голубые глаза командующего весело сузились, в них засветился совсем молодой задор. — Правильно написано, художественно…
И, посмотрев на часы, командующий встал, давая понять, что разговор окончен.
"Смерть нас подождет"
Наступление войск Первого Украинского фронта продолжает развиваться. Мы уже в Польше, немецкое командование, несмотря на то что и в Белоруссии тоже идут огромных масштабов бои, принимает все меры, чтобы остановить наше наступление.
На оперативной карте жирные синие стрелы перед нашим фронтом стали еще более толстыми. В овалах, обозначающих противоборствующие части, появились новые номера. В конце июля и начале августа в группу армий "Северная Украина" по приказу Гитлера срочно переброшено против нас еще семь дивизий, в том числе три танковые. Три стрелковые дивизии выдвинуты из Венгрии и еще семь движется из самой Германии. Предположительно, эти семь из тех, что были оставлены в резерве против второго фронта союзников, который никак, ну никак не может открыться. У нас в войсках к этому будущему второму фронту отношение явно ироническое. Американскую свиную тушенку называют консервами "второй фронт". Пошучивают: что-то Черчилль слишком долго пришивает последнюю пуговицу к шинели своих солдат. Но теперь, когда мы наступаем широким фронтом, в иронии этой нет уже трагической горечи, какая звучала в дни боев у Сталинграда. И часто в наступающих частях можно теперь слышать:
— А ну их к дьяволу. Пусть себе чешутся. Без них обойдемся и сами Берлин возьмем.
За восемнадцать дней наступления части Первого Украинского фронта, развернув этот фронт на четыреста километров, продвинулись на запад до двухсот километров и приблизились к реке Висле. Так что до Берлина, считая, как говорится, по Малинину — Буренину, 696 километров. Цифры эти, может быть, и не вполне точны, ибо мы сами возимся над картами, но и по этой, так сказать, любительской прикидке можно судить и о темпах, и о размахе нашего продвижения.
Вот свеженький случай, в котором дух наступления отразился, как солнце в осколочке стекла. В тяжелом сражении за город Дембицу, в районе которого у немцев было несколько секретных военных заводов, и потому обороняли они его с особой яростью, одному из штурмовых батальонов, какие сейчас сформированы во всех стрелковых соединениях из отборных солдат, была поставлена задача броском прорваться через линию фронта и перехватить у станции Черна дорогу, питавшую здешнюю немецкую группировку. Перехватить, разрушить и держать, пока основной узел боя — город и его промышленное окружение — не будет в наших руках. От умелости и стойкости этого батальона зависела судьба наступления. И он с честью выполнил трудную миссию. В ночном бою он внезапной атакой пробил оборону противника, продвинулся вглубь километров на семь-восемь и бульдожьей хваткой вцепился в железнодорожное полотно, хотя немцы сумели затянуть образовавшуюся брешь. Оторванный от своих, снабжаемый боеприпасами и питанием только по воздуху, батальон сражался в окружении трое суток, удерживая железную дорогу. Только когда Дембица была взята и исход боя решился в нашу пользу, батальон получил приказ отойти, для чего ему пришлось снова пробивать фронт уже в обратном направлении.
Батарея, в которой сержант Иван Наумов командовал орудием, прикрывала отход. Артиллеристы подбили несколько танков и бронетранспортеров, а главное, предупредили танковый удар в тыл отходящих. Но и сама батарея в этой схватке понесла серьезный урон. Орудие Наумова было разбито, а сам он, получив раны в плечо, в левую руку и ногу, упал возле орудия в бороздах картофельного поля.
