Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966 - Константин Георгиевич Паустовский
Ах, ах, ах, ах –
У ней лента шире всех!
Пущин
Эй, жги, говори, разговаривай!
В дверях появляется рыжий монах с острым носиком и едкими глазками. Его сначала не замечают. Монах укоризненно качает головой, потом кланяется на икону в углу, крестится и начинает пронзительным голосом читать молитву. Хоровод останавливается. Девушки в испуге бросаются вон из комнаты.
Монах. «Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое! Победы благоверному императору нашему Александру Павловичу…»
Арина Родионовна. Ой, грех великий! (Крестится и кланяется на икону.)
Пущин (Пушкину). Что это означает?
Пушкин. Еще один… наблюдатель. Игумен из Святых Гор. Когда только успел дознаться? Не беспокойся. Я это накачаю ромом. Он пьяница первостатейный.
Монах. «На супротивные даруя и твое сохраняя крестом твоим жительство».
Пущин. Это тебе повредит?
Пушкин. Не знаю. Нигде нет покоя от этих… (Арине Родионовне.) Нянюшка! Ром на стол! Для отца Ионы.
Монах (кланяется Пушкину). Простите великодушно, Александр Сергеевич, ежели помешал. Но, как говорится, от духовного лица не ущерб, а чистый прибыток. (Снова низко кланяется Пушкину и семенит к столу, куда Арина Родионовна ставит бутылку рома.)
Пущин (Пушкину, тихо). Ну, Сверчок, придется нам расквитаться кое с кем за тебя. И расквитаться жестоко.
Картина седьмая
Трактир в Святых Горах. За окнами – серенький зимний день; Дымно, шумно. Слышен заунывный колокольный звон из монастыря. За столом посреди трактира пьют чай ямщики. За отдельными столиками сидят крестьяне в зипунах, бабы, странники. В стороне молодой человек в клетчатом костюме с напомаженным коком – явный шулер – мечет карты. С ним играют безусый приказчик и старый чиновник в фуражке с оторванным козырьком. За стойкой – худой целовальник и его жена, пышная и сонная. У окна в клетке заливается канарейка.
Кузьма (входит в трактир, останавливается, прислушивается к пению канарейки). Хорош у тебя кенарь, хозяин!
Целовальник. Кенарь ученый. Любительский.
Баба в платке. Декабрь на дворе, а он себе звенит и звенит. Да по жердочке скачет. То туды, то сюды! То туды, то сюды!
Суетливый мужичок. Веселое существование!
Человек в скуфейке. А ему что, кенарю? Барщину не отбывать! Вот и скачет.
Суетливый мужичок. Соловей против кенаря вроде бойчей.
Кузьма проходит и садится за столик.
Человек в скуфейке. Это верно. Только век-то больно короток соловьиный.
Кузьма. Я бы с ним в охотку поменялся, с соловьем. Хоть короток век, да голосист!
В трактир входит Пушкин, замечает Кузьму, идет к его столику. Некоторые из посетителей встают, снимают шапки, кланяются Пушкину.
Пушкин. Здравствуйте, здравствуйте! (Подходит к столику Кузьмы, здоровается с Кузьмой за руку, садится.)
Кузьма. На ярмарку приехали поглядеть, Александр Сергеевич?
Пушкин. Да, потолкаться между народом.
За столиком, где играют в карты, начинается шум.
Человек с коком (кричит). Извольте тогда сами метать, коли так! Ужо я посмотрю, как вы передернете!
Чиновник. Я, сударь, не мошенник! Играю на кровные. И обкрутить себя не допущу.
Кузьма. Как бы не подрались!
Пушкин. Да ну их! Выпьем немного, Кузьма.
Кузьма. Я с вами всегда заодно, Александр Сергеевич.
Пушкин стучит по столу. Подбегает мальчик-половой.
Пушкин. Подай нам вина. И чего-нибудь закусить.
Половой. Есть сижок копченый. Крутые яйца. Грудинка.
Пушкин. Тащи всего. (Кузьме.) Что слышно нового, Кузьма?
Кузьма. Одна новость, да и ту вы знаете, Александр Сергеевич. Государь Александр преставился в Таганроге. Новости к нам ползут, как обозы с сеном. Покуда-то их клячи дотащат. По нашим-то по дорогам.
Пушкин. Да. (Помолчав.) Ты про железные дороги слыхал?
Кузьма. Это которые паром работают?
Пушкин. Да.
Кузьма. Слыхал. Только это не для нас, Александр Сергеевич.
Пушкин. Думаешь, не осилим?
Кузьма. Осилить, конечно, можно. Русский человек для всего годится. Только чьим горбом-то осиливать? Мужицким? Так мужику нынче лапоть подвязать – и то труд великий. Изголодал народ. Растерялся.
Разговор Пушкина с Кузьмой слушает за соседним столиком косматый человек в потертой скуфейке.
Человек в скуфейке (оборачивается к Пушкину). Это верно, растерялся народ. Один оброк – шесть рублев серебром с души! Вот и поди, выколоти его из дырявой мошны. Ты вот выколачивай, а я погляжу!
Половой ставит на столик Пушкину графин водки и закуску.
Пушкин (человеку в скуфейке). Садись, отец, с нами.
Человек в скуфейке (подсаживается к столику Пушкина). Подай вам господи!
Пушкин. Водочки выпьешь?
Человек в скуфейке. Как не выпить! На дворе ростепель, сырость.
За окнами слышен гомон ворон.
Воронье кричит. Такое есть рассуждение промеж народа, что не миновать новой беды.
Суетливый мужичок (за соседним столиком). Не-ет, браток! Ты сам привык, как ворон, каркать. Иное в народе говорят! (Быстро пересаживается за столик Пушкина.) Иное!
Кузьма. Чего там – иное, иное! Ничего иного не будет!
Суетливый мужичок. Ан будет. Послабления ждут. Будто недоимки нам скостят. Начисто! Царь-то помер.
Человек в скуфейке. Буде врать-то! Ничего он не помер.
Суетливый мужичок (оглядывается). Потише бы…
Человек в скуфейке. Ты не пужайся, сморчок! Ты лучше выпей!
Суетливый мужичок вежливо наливает себе стопку, пьет.
Уж на ком, на ком – а на царе невесть сколько грехов. Какие, скажем, наши мужицкие грехи? Чего уворовал от худости своей? Или шапку не поспел скинуть перед барином! А у царя, брат, не то! Да… Согнулся царь Александр от великих грехов и надумал: «Кину я этот самый престол к евоной бабушке, уйду в лес, в пустыню, буду жить затворником, каяться перед всевышним». Так и сделал. Положили заместо него в гроб унтер-офицера, никому не показали, запаяли гроб свинцом – и все тут! Иди догадайся. А царь-то давно ускакал за Енисей. Там его сам Аракчеев не сыщет.
Кузьма. А какая нашему брату выгода от царского покаяния?
Суетливый мужичок (хихикает). Вот то-то. От него лебеда хлебом не станет. Это все монахи придумали.
Человек в скуфейке. Тебе все – монахи!
Суетливый мужичок. Да сам ты кто?
Человек в скуфейке. Я караульщик ночной. Монастырский.
Пушкин. Как же дознались об этом? О царе!
Человек в скуфейке. Эх, барин… Правда под землей по жилам течет. То тут пробьется, то там.
В трактир входит слепец с мальчиком-поводырем. Еще у порога слепец и поводырь начинают петь:
Расступися, мать сыра земля,
Приоткройся гробова доска.
Распахнися саван вытканный,
На лицо рукой накинутый.
Встань, родимый батюшка,
Пробудись от сна от крепкого,
От сна крепкого, вековечного!
Слепец идет с шапкой между столиков.
Целовальник (слепцу). Повеселил бы лучше людей.
Слепец. Я, братие, всю землю исходил, а
