Эрнст Бутин - Суета сует
В кабинет инспекции, плотно заставленный столами, Полина Ефимовна вошла вместе с пронзительным звонкой, объявлявшим начало рабочего дня.
— Ну и погодка! — ища собеседников, громко сказала она. Достала ящики с карточками и деловито стала их перебирать. — Кошмар какой-то. Еле дошла.
Сергей Иванович, начальник отдела, поднял глаза от бумаг, посмотрел недовольно в окно, за которым метались, бесились на ветру сухие и, казалось, злые снежинки.
— Да-а… Морозец, как говорится, рождественский. И ветер. Прямо — пурга какая-то.
Он повернул к Полине Ефимовне длинное лицо с тяжелыми складками-морщинами и поглядел на нее глазами, в которых навсегда застыло выражение не то печали, не то обиды.
— Что-то я хотел сказать вам…
— Слушаю, Сергей Иванович, — Полина Ефимовна смотрела на начальника отработанным преданным взглядом.
— Да, вспомнил. Звонила Людмила Захаровна. Заболела она. Придется вам поработать в Бюро жалоб.
— Хорошо, — у Полины Ефимовны слегка дрогнул голос. — А как же контроль? — подчеркнуто тревожно спросила она. — По пяти приказам нужны данные.
— Я проверю, — Сергей Иванович опять уткнулся в бумаги. — Отложите карточки.
Полина Ефимовна достала нужные карточки, положила их на стол начальника и вышла, громче обычного стукнув дверью.
«Я проверю. Обрадовал, — сердито подумала она. — Бурбон! Опять, наверно, с женой поссорился…» Представила, как кричит на Сергея Ивановича его молодая — на одиннадцать лет моложе! — жена, а тот морщится, торопливо пьет чай, умоляюще глядит на свою энергичную супругу, и Полине Ефимовне стало легче. Но не надолго. Когда она получила в экспедиции толстую пачку писем, когда пришла в Бюро жалоб и прочитала первое письмо, настроение опять испортилось. Какой-то монтер из Березовского жаловался, что ему не заплатили за рацпредложение. Читая, Полина Ефимовна поймала себя на том, что на лице у нее появилась недовольная гримаса, и испугалась — могут образоваться устойчивые морщины. Она придала лицу привычное улыбчивое выражение, заложила в машинку карточку, посмотрела в окно, стараясь не морщить лоб.
На улице свистел ветер, закручивал в белые лохматые спирали снег; билась о стекло промерзшая, обледеневшая ветка тополя.
«Бытовое или производственное? — думала Полина Ефимовна. — Бытовое», — решила. Заполнила карточку, напечатала проект ответа и со вздохом вскрыла следующий конверт.
В кабинете было тихо. Только шуршала бумага, негромко бормотало радио, да настенные часы мелодично, хотя и приглушенно, отзванивали каждый получас.
Полина Ефимовна читала письма, написанные коряво или каллиграфически, неумелые или изысканно-витиеватые, ставила входящие номера, подшивала корреспонденцию в толстые синие папки, раздраженно стучала на машинке и морщилась, не замечая этого, от дум.
Неделя началась неудачно. Вчера Павел — муж Полины Ефимовны — опять допоздна засиделся у Божко за преферансом, а сегодня утром был резок и неласков: перед тем как уйти на работу, поцеловал как-то торопливо и равнодушно. И Олечка что-то капризничает, ничего есть не хочет, не простудилась ли?.. А тут еще эти жалобы! Сколько проболеет Людмила Захаровна — одному богу известно, а ты сиди здесь. Вдруг за эти дни Сергей Иванович, выполняя ее обязанности, решит, что на контроле могут прекрасно обойтись и без Полины Ефимовны. И — под сокращение! Сейчас это запросто…
Она зябко поежилась, подняла голову. И вздрогнула. В дверях стоял вахтер и виновато улыбался.
— Я, прошу прощения, стучал, но вы заработались. — Он откашлялся в ладонь. — Тут к вам, извиняюсь, гражданочка пришла.
— Ко мне? — удивилась Полина Ефимовна. — Пусть войдет.
Вахтер посторонился, и в кабинет нерешительно вошла женщина в запорошенном снегом черном плюшевом жакете-полупальто. Полина Ефимовна, не прекращая печатать, мельком глянула на нее, задержала взгляд на клетчатом платке, укутавшем по самые брови лицо женщины, покосилась на огромные, какого-то неопределенного, бурого цвета валенки и помрачнела.
— Проходите, садитесь, — с треском выдернув карточку из машинки, предложила посетительнице.
Та присела на краешек стула, распутала платок. На Полину Ефимовну женщина не смотрела, а глядела прямо перед собой ничего не выражающим взглядом, крепко, недоверчиво сжав губы.
— Слушаю вас, — Полина Ефимовна, исподлобья разглядывая посетительницу, подколола карточку к письму.
— Морозова я, — женщина медленно перевела на нее глаза. — С Завалихинского кирпичного завода.
Полина Ефимовна ждала продолжения, но женщина молчала.
— Хорошо, а по какому вы делу?
— А все по тому же, — устало сказала Морозова. — Насчет мужа я. Мы же писали вам. Два раза. Неужто не помните? — во взгляде ее мелькнуло испуганно-растерянное изумление.
— Можем и не помнить, — холодно сказала Полина Ефимовна. — У нас не одна вы. Вон сколько пишут, — показала на папки. Пододвинула ящик, стала перебирать карточки.
— И все жалуются, у всех беда? — ахнула Морозова и покачала головой.
Полина Ефимовна хотела раздраженно объяснить, что здесь не только жалобы, есть и предложения по производственным вопросам, есть благодарственные письма, но промолчала. Отыскала карточку и, держа ее за уголок двумя пальцами, спросила:
— Морозов Василий Кузьмич?
Женщина утвердительно закивала.
— Папка два, «бытовое», — громко прочитала Полина Ефимовна и внушительно посмотрела на Морозову. — Ответ руководства — меры приняты.
Морозова часто-часто заморгала округлившимися от внимания глазами.
— Повторное письмо от восемнадцатого ноября, — объявила Полина Ефимовна. — Послано директору завода — разобраться и доложить. Ответ от двадцать девятого ноября: для отмены распоряжений нет оснований.
Женщина согласно кивала головой и от напряжения, от желания не пропустить главного приоткрыла рот, наморщила лоб.
— Все, — подвела итог Полина Ефимовна. — Видите, ваши письма не затерялись, работа по ним проведена.
— Как все? — не поняла Морозова и нахмурилась. — А как же мы? Мужик, муж мой то есть, как же? Выходит, его правильно уволили?
— Я не знаю, — с раздражением ответила Полина Ефимовна. — Написано, что для отмены распоряжений нет оснований.
— Выходит, директор прав, а мы нет, — растерялась посетительница. — Выходит, если он директор, то завсегда прав? Ну, а если он не прав? — уже зло спросила она, — и лицо ее отвердело. — Если он несправедливо поступил, то все останется как есть, так, что ли?
Полина Ефимовна не ответила. Она достала папку номер два — «бытовые», отыскала переписку по вопросу Морозова и, стараясь не встречаться с ненавидящими глазами женщины, сухо сказала:
— Сейчас я позову товарища, он вам все объяснит.
Она позвонила Сергею Ивановичу и, придав голосу бархатистые нотки, попросила:
— Сергей Иванович, извините, пожалуйста. Тут женщина пришла с жалобой. Зайдите, если не трудно, поговорите с ней.
Когда пришел Сергей Иванович, Морозова не обратила на него внимания. Она выпрямилась на стуле, замерла, только руки беспокойно и непрестанно теребили зеленые, вязаные варежки.
— Здравствуйте, — Сергей Иванович прошел к столу, палил в стакан воды. — Я вас слушаю.
— Морозова я, — с вызовом сказала женщина. — С Завалихинского кирпичного завода.
Сергей Иванович вытряхнул из стеклянного цилиндрика на ладонь таблетку, бросил ее в рот. Запил, поморщился.
— Гадость какая… Продолжайте, продолжайте.
— Насчет мужа я. Муж мой, Василий Кузьмич, работал на том заводе, — громко начала Морозова, но тут же сникла и дальше уже продолжала ровным, без выражения голосом: — В прошлом годе попал он в несчастный случай, и с того разу началась наша беда…
— Та-ак, — протянул Сергей Иванович. Он читал письма Морозова, потирал лоб, кривился. — Слушаю, слушаю.
— А дело было вот как, — опять заговорила Морозова, смолкшая было после восклицания Сергея Ивановича. Она скосила глаза на переписку. — Послали их, мужиков, значит, глину возить из карьера. Это место, где глину копают, — решила уточнить и впервые посмотрела на Сергея Ивановича: понимает ли? — А дождь прошел, ну и склизко, ясно дело, и на рельсы глина, понятно, налипла. Вагонетка возьми и опрокинься, и зашибла мужика моего.
— Угу, — Сергей Иванович принял еще одну таблетку и теперь тянул из стакана воду, не отрывая глаз от бумаг.
— Ну вот, мастер и говорит: иди, мол, Василий, в больницу. Бюллетень мы тебе оплотим сто процентов, а акт давай составлять не будем. Чтоб, значит, травма вроде не на производстве. Мужик мой, дурак, возьми и согласись. Зачем же людей подводить, если они по-хорошему. Ладно, — женщина с силой вцепилась в варежки, скомкала их. — Провалялся он эдак с месяц. Заплатили, правда, хорошо, грех жаловаться. Сто процентов… Вот вышел он это на работу и говорит начальству — так больше работать нельзя: грязь, дескать, тяжело, и из карьера, и на формовку, и в печь, и из печи — все на своем пупе таскаем. Премии не плотют, потому как план не выполняется… Те сперва то да се — сделаем, мол, механизацию, условия труда лучше сделаем. А потом надоел им мужик мой, они и уволили его…
