Аркадий Гайдар - Том 2. Дальние страны. Военная тайна
Натолкнувшись на незнакомого человека, растерявшийся Карасиков выронил яблоко, которое тотчас же подхватила ловкая Эмине.
– Коза! Коза! Отдай, Эмка! Васька, держи ее! – завопил Карасиков, с негодованием глядя на хладнокровно остановившегося товарища.
– Доганай! – гортанно крикнула Эмине, ловко подбрасывая и подхватывая тяжелое яблоко. – У, глупый… На! – сердито крикнула она, бросая яблоко на траву. И вдруг, обернувшись к Сергею, она лукаво улыбнулась и кинула ему свое яблоко: – На! – А сама уже издалека звонко крикнула: – Ты Алькин?.. Да? Кушай! – и, не найдя больше слов, затрясла головой, рассмеялась и убежала.
– А ваш Алька вчера ее, Эмку, водой облил, – торжественно съябедничал Карасиков. – А Ваську Бубякина за ухо дернул.
– Что же вы его не поколотите? – полюбопытствовал Сергей.
Карасиков задумался.
– Его не надо колотить, – помолчав немного, объяснил он. – У него мать была хорошая.
– Откуда вы знаете, что хорошая?
– Знаем, – коротко ответил Карасиков. – Нам Натка рассказывала. – И, помолчав немного, он добавил: – А когда Васька хотел его поколотить, то он приткнулся к стенке, вырвал крапиву да отбивается. Попробуй-ка подойти, ноги-то, ведь они голые.
Сергей рассмеялся.
Где-то неподалеку на волейбольной площадке гулко ахнул мяч, и ребятишки кинулись туда.
Потом подошли Натка, а за ней Алька и Катюшка Вострецова, которые волокли на бечевке маленький грузовичок, до краев наполненный яблоками, грушами и сливами.
– Это наши ребята за ужином нагрузили. Вот мы и увозим, – объяснил Алька. – Ты проводи нас, папка, до отряда, а потом мы с тобой гулять пойдем.
Грузовик двинулся, а Сергей и Натка пошли сзади.
– Он, вероятно, на днях уедет со мной в Москву, – неохотно сообщил Сергей. – Так надо, – ответил он на удивленный взгляд Натки. – Надо так, Наташа.
– Ганин! – набравшись решимости, спросила Натка. – А что, Алька когда-нибудь мать свою видел? То есть… видел, конечно… но он ее хорошо помнит?
Грузовик вздрогнул, два яблока выпали и покатились по дорожке. Алька, быстро обернувшись, взглянул на отца.
Сергей наклонился, подобрал яблоки, положил их в кузов и с укоризною сказал:
– Что же это, шофер? Ты тормози плавно, а то шестеренки сорвешь да и машину опрокинешь.
Они подошли к дому. Сергей сказал, что задержит Альку ненадолго. Однако Алька вернулся только ко сну.
Натка раздела его, уложила и, закрыв абажур платком, стала перечитывать второе, только что сегодня полученное письмо.
Мать с тревогой писала, что отца переводят на стройку в Таджикистан и что скоро всем надо будет уезжать. Мать волновалась, горячо просила Натку приехать пораньше и сообщала, что отец уже сговорился с горкомом, и если Натка захочет, то и ее отпустят вместе с семьей.
Противоречивые чувства охватили Натку. Хотелось побыть и здесь до конца отпуска, тем более что вожатый Корчаганов уже выздоравливал. Хорошо было поехать и в Таджикистан, хотя и грустно покидать город, где прошло все детство. И было как-то неспокойно и радостно. Чувствовалось, что вот она, жизнь, разворачивается и раскидывается всеми своими дорогами. Давно ли: дядя… папаха, дядина сабля за печкой… мать с хворостиной… Давно ли пионеротряд… сама пионерка… Потом совпартшкола. И вдруг год-два – и сразу уже ей девятнадцатый.
Ей показалось, что в комнате душно, и, натянув сетку, она распахнула настежь окно.
Обернувшись, она увидела, что Алька все еще не спит, а лежит с открытыми и вовсе не сонными глазами.
– Ты что? Спи, малыш! – накинулась на него Натка.
Алька улыбнулся и привстал.
– А мы сегодня с папой на высокую гору лазили. Он лез и меня тащил. Высоко затащил. Ничего не видно, только одно море и море. Я его спрашиваю: «Папа, а в какой стороне та сторона, где была наша мамка?» Он подумал и показал: «Вон, в той». Я смотрел, смотрел, все равно только одно море. Я спросил: «А где та сторона, в которой сидит в тюрьме Владикина Влада?» Он подумал и показал: «Вон, в той». Чудно, правда, Натка?
– Что же чудно, Алька?
– И в той стороне… и в другой стороне… – протяжно сказал Алька. – Повсюду, помнишь, как в нашей сказке, Натка? – живо продолжал он. – Папа у меня русский, мама румынская, а я какой? Ну, угадай.
– А ты? Ты советский. Спи, Алька, спи, – быстро заговорила Натка, потому что глаза у Альки что-то уж очень ярко заблестели.
Но Альке не спалось. Она присела к нему на кровать, закутала в одеяло и взяла его на руки:
– Спи, Алька. Хочешь, я тебе песенку спою?
Он прикорнул к ней, притих, задремал, а она вполголоса пела ему простую, баюкающую песенку, ту самую, которую пела ей мать еще в очень глубоком, почти позабытом детстве:
Плыл кораблик голубой,А на нем и я с тобой.В синем море тишина,В небе звездочка видна.А за тучами вдалиВиден край чужой земли…
Тут во сне Алька заворочался. Неожиданно он открыл глаза, и счастливая улыбка разошлась по его раскрасневшемуся лицу.
– А знаешь, Натка? – прижимаясь к ней, радостно сказал Алька. – А я все-таки свою маму один раз видел. Долго видел… целую неделю.
– Где? – не сдержавшись, быстро спросила Натка.
Алька подумал, помолчал, потом решительно качнул головой:
– Нет, не скажу… Это наша с папкой тоже – военная тайна.
Он рассмеялся, уткнулся к ней в плечо и потом, уже совсем засыпая, тихонько предупредил:
– Смотри… и ты не говори никому тоже.
После обеда в лагерь приехал Дягилев получать из склада болты и гвозди. Сергей приказал, чтобы после приемки Дягилев кликнул его, и тогда они поедут к озеру вместе.
Лагерный тир был расположен у берега, как раз по пути, пониже шоссейной дороги. Сергей завернул к тиру.
Только что окончился послеобеденный отдых, и поэтому ребят в тире было немного – человек восемь. Среди них были Владик и Иоська.
Сергей стоял поодаль, наблюдая за Владиком. Когда Владик подходил к барьеру, лицо его чуть бледнело, серые глаза щурились, а когда он посылал пулю, губы вздрагивали и сжимались, как будто он бил не по мишени, а по скрытому за ней врагу.
Стреляли из мелкокалиберки на пятьдесят метров.
– Тридцать пять, – откладывая винтовку и оборачиваясь к Иоське, спокойно сказал Владик. – Бьюсь обо что хочешь, что тебе не взять и тридцати.
– Тридцать выбью, – поколебавшись, решил Иоська.
– Ого! Ну, попробуй!
Иоська виновато взглянул на товарищей и взял винтовку. Приготавливался он к выстрелу дольше, целился медленней, и, перезаряжая после выстрела, он глотал слюну, точно у него пересыхало горло.
И все-таки тридцать очков он выбил.
В это время к Сергею подошел Дягилев.
– Дурная голова! – с досадой сказал он, постукивая себя пальцем по лбу. – Сам-то я поехал, а наряд в конторке позабыл. Подпишите новый, Сергей Алексеевич. А вернемся – я тогда прежний порву.
– Сорок выбью, – уверенно заявил Владик и легко взял из рук покрасневшего Иоськи винтовку. – Меньше сорока не будет, – твердо заявил он, чувствуя, как ладно и послушно легла винтовка к плечу.
– Сорок мне не выбить, – сознался Иоська. – У меня после третьего выстрела рука устает.
– А ты не целься по часу, – посоветовал Владик. И, вскинув приклад, он с первой же пули положил десять.
Ребята насторожились и заулыбались.
– А ты не целься по часу, – повторил Владик и снова выбил десять.
На третьем выстреле, перезаряжая винтовку, торжествующий Владик мельком оглянулся на Сергея.
Тут как будто бы кто-то его дернул. Он как-то неловко, не по-своему вскинул, не вовремя нажал, и четвертая пуля со свистом ударила совсем за мишень.
– Сорвал! Что ты? Что ты? – зашептались и задвигались ребята.
Владик торопливо перезарядил. Целился он теперь долго. Пальцы дрожали, и мушка прыгала.
– Ну, двойка! – разочарованно крикнул кто-то, когда он выстрелил.
Владик оттолкнул винтовку и, ничего не говоря, пошел прочь.
Сергею стало жалко растерявшегося Владика.
– Не сердись, – успокоил он, задерживая его руку. – Ты хорошо стреляешь. Только не надо было оборачиваться.
– Нет, – сердито ответил Владик. – Это совсем не то.
Несколько шагов вдоль берега они прошли молча. Владик тяжело дышал.
– Я знаю, – сказал он останавливаясь, – это вы за меня заступились перед Наткой. Вы не спорьте, я хорошо знаю.
– Я не спорю, но я не заступался. Я только рассказал ей то, что передал мне Алька. А ему я, Владик, очень крепко верю.
– И я тоже. – Владик облизал пересохшие губы. И, не зная, как начать, он отшвырнул ногою попавшийся камешек. – Это кто к вам сейчас подходил?
– Сейчас? Это старший десятник. А что, Владик?
Владик запнулся.
– А если он десятник, то зачем он ружья прячет? Зачем? Из-за него мы с Толькой нечаянно чуть вас не убили. Из-за него Толька свихнул себе руку. Из-за него я сейчас промахнулся. У меня три патрона – тридцать очков. Вдруг вижу… Что? Кто это? Откуда? Конечно, раз сорвал… сорвал два, а если бы сразу обернулся, то и все пять сорвал бы. Разве я его тут ожидал?
