Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
«Ого, — подумал он, — этот старается только за себя». А вслух сказал:
— Садитесь, Лука Лукич, что ж стоять! Прошу вас… Вот ваш внук заговорил о земле, правах и воле. Конечно, рано или поздно все это вы получите — и землю, и права, и полную волю…
Петр жадно слушал слова адвоката.
— Но только, вы уж простите меня, ни царь, ни правительство земли и всех прав вам добром не отдадут. Да ведь если бы царь…
Лука Лукич прервал его:
— Насчет царя вы мне ничего не говорите, господин адвокат! — Голос его был суров. — Царь всех этих безобразиев, может быть, и не знает. Не может один человек знать все, не может! — убежденно окончил Лука Лукич.
— А если бы знал, то сделал бы по-нашему? — вмещался Флегонт.
— Молчи, сын, тебя не спрашивают. Ты отрезанный ломоть, ни мужик, ни городской, бог тебя разберет, кто ты. Сиди помалкивай.
«Вот все они такие, — думал Ленин. — Наивная вера в царя… И чем только ее из них выбить?..»
— Нет, ежели бы государь знал все, — продолжал Лука Лукич свою мысль, не обращаясь ни к кому, кто был здесь, а к себе, — ежели бы обо всех наших бедах, о безземелье нашем прознал, все бы для нас сделал. Он наш отец, мы его дети.
— Вы хотите, Лука Лукич, чтобы царь приказал Улусову отдать вам землю? Только этого вы хотите или еще чего? — Ленин пододвинул стул поближе к Луке. Лукичу и сел.
— Точно, господин адвокат, того только мы от государя и желаем. Милости насчет земли. — Лука Лукич вздохнул.
— Милости насчет земли для себя только или для всех крестьян? — допытывался Ленин.
— Мы тоже не волки, прости господи, мы всему миру желаем добра, — с благородной величавостью отвечал Лука Лукич. — Мы люди обчественные. Ежели мы будем жить в сытости, а кругом в гладе лютом, от того нам радости и покоя не будет.
— Так, так! — Ленину все больше нравился отец Флегонта. «Какая цельность, какая внутренняя убежденность и чистота!» — думалось ему. — А вот что скажите вы мне, Лука Лукич. Впрочем, может быть, я задерживаю вас?..
— Никак нет. — Лука Лукич расправил усы. — С ученым человеком всегда поговорить не во вред. — Он устал, ожидая Флегонта в шумном кабаке. Ему было хорошо здесь, в тихой теплой комнате, за окном которой лил нудный питерский дождь. Понравился ему и адвокат. «Человек без корысти, — думал он, поглядывая на Ленина, — живет не богато, а от дела отказался начисто. Значит, большая у него душа!»
— Так вот о чем я хотел у вас узнать, — сколько земли у вашего Улусова?
Лука Лукич, сосчитав мысленно, ответил:
— Пять тысяч сорок две десятины удобной… Да неудобной десятин… пожалуй, поболе тысячи… Ну, кусты там, роща, его особо.
— Э, да он просто бедняк, ваш злодей! — шутливо сказал Ленин. — Самый бедный из всех богатых наших помещиков! А хотите узнать, Лука Лукич, кто самый богатый помещик на Руси?
— Отчего бы и не узнать? — солидно согласился Лука Лукич.
— Самый богатый помещик на Руси, Лука Лукич, царь. Вот оно, какое дело! Сотни тысяч десятин земли, лесов, садов, лугов, Лука Лукич, и все это только у одного царя.
— Того мы не ведаем, — бесстрастно проговорил Лука Лукич, но слова Ленина ошеломили его: «Сотни тысяч десятин! У одного!»
— Да зачем же это они ему? — хрипло выдавил Петр.
— Молчи, Петька! — прикрикнул Лука Лукич. — На то он и царь русский, чтобы у него всего было во множестве!
— Эх, батя, батя!.. — начал было Флегонт, но Лука Лукич цыкнул и на него.
— К чему все это подводите? — обратился он к Ленину. — Что вы этим желаете доказать?
— Я вам хочу этим доказать только одно, Лука Лукич: царь — самый богатый из всех самых богатых помещиков в России. И как вы можете думать, что царь, главный помещик в России, даст в обиду своего же брата дворянина, помещика и верного слугу — земского начальника Улусова?
Лука Лукич молчал.
— Ведь дело-то, Лука Лукич, очень простое… Вся сила в том, что царя поддерживают тысячи очень богатых помещиков! — Ленин видел и понимал, что каждое его слово проникает, словно раскаленный гвоздь, в самое сердце старика, но так надо! — Знаете ли вы, что эти тысячи вернейших слуг царя опора его трона, что они владеют почти ста миллионами десятин земли?
— Слышь, дед? Всю землю у мужика ограбил! — Петра трясло от злости.
Лука Лукич молчал. Флегонт курил, с интересом прислушиваясь к разговору.
— Но это еще не все. Семьсот помещиков владеют двадцатью одним миллионом десятин. Разделите, и выйдет, что каждый такой барин имеет тридцать тысяч десятин. А сколько имеет земли все ваше село?
— На круг на душу — три десятины. — Голос Луки Лукича прозвучал глухо.
— Вот-вот! Семьсот бар имеют по тридцати тысяч десятин, а девять миллионов мужиков — не больше трех десятин на двор!
Лука Лукич уперся мрачным взглядом в стену.
— Кому же нужна такая вопиющая несправедливость?
— А я скажу вам кому. Барам, господам помещикам нужны дешевые и покорные батраки. И надо им еще, чтобы вы исправно платили выкуп. Вы знаете, что за те клочки земли, которые вам дали по манифесту, вы уже заплатили два миллиарда рублей?
— Что: это за число? — устало спросил Лука Лукич.
— А это, Лука Лукич, две тысячи миллионов.
— Батюшки мои! — ахнул Лука Лукич.
— И за что платим? — ввязался Петр. — Ведь за что дерут-то? За дерьмо, прости господи! За то, что мы на нашей ниве не только что двумя — одной-то ногой стать не можем! Ровно журавель, на одной лапе маячим.
— Так вот, я хочу вас спросить, Лука Лукич… Как же может государь приказать всем Улусовым отдать вам землю, если ему и всем барам нужны именно такие — безземельные, нищие, голодные? Ведь поэтому сыто и богато живут помещики, на которых держится трон царя!
— Господские земли нам не нужны, — сказал Лука Лукич, но уже не так твердо. — Есть и прочие земли.
— Какие же? — Ленин, пристально наблюдая за Лукой Лукичом, отмечал, как мрачнеет его лицо, как все глуше становится его голос, как сомнения, теснясь в сердце, мучают его все сильнее. — Какие же еще могут быть земли? Церковные?
— И тех не требуем. — То земли божьи, — хмурясь, отвечал Лука Лукич. — На божье посягать грех.
— Да, да! У попа тридцать десятин, а у Андрея Козла — три… Это божье дело, батя? — вставил Флегонт.
— Молчи! — снова осадил его Лука Лукич.
— Есть еще земли казенные, — подсказал Ленин.
— Те земли — нашей державы сила, их нам взять не можно, — с достоинством заявил Лука Лукич.
— Да ты, батя, политик! — засмеялся Флегонт.
— Значит, ни церковных, ни казенных земель вы не хотите? Но тогда остаются только господские.
— Не знаю уж, какие там земли остаются, то знает царь. Он над всей землей начальник, он наш главный земельный хозяин — вот оно как, — отбивался Лука Лукич. — Уж он раскинет умом, определит, какие земли нам, какие барам, какие попам.
— Ладно, батя, — вмешался в разговор Флегонт. — Вообрази такую картину… Ну, надумает царь, ну, скажет: «Ладно, дать мужикам землю, отрезать у бар, у заводчиков, у попов!» А вдруг они не послушаются? Ведь их — орава, в их руках вся власть, верно, господин Ульянов?
— Так, так! — поддержал Флегонта Ленин. — А ну, Лука Лукич, скажите: что же мог бы сделать с ними царь, если в руках дворян и богачей вся сила? Банки в их руках, войска, полиция…
— А царь кликнул бы клич: «Люди, мол, добрые, простые, верные мои подданные, а ну, подсобите. Мне, мол, невмоготу одному с барами управиться!» Тут бы мы и навалились!
— Но, Лука Лукич, — отозвался Ленин, лукаво поблескивая глазами, — как же он смог бы кликнуть клич? В газетах напечатать? Газеты в руках богачей! По почте вам манифест послать о милости насчет земли, как вы говорите? Но почта в руках министра, а министр — богач, помещик… Как бы дошел его голос до вас?
Лука Лукач молчал, сраженный словами Ленина.
— Царь и не хочет подать своего голоса, Лука Лукич! — снова заговорил Ленин. — Поймите, он и не подаст его. Не может он отдать вам землю, потому что отдать вам землю — значит отдать в ваши руки власть и силу… Да разве они вам по своей воле отдадут все это? Да ведь это значит вас сделать хозяевами России!
Лука Лукич молчал; терзаниям его не было конца. Никогда еще не слыхивал он таких крамольных, но таких умных и справедливых слов. Как возразить этому юноше? Чем опровергнуть его мудрость, господом ему данную?
— Зачем вы мое сердце мутите? — с горечью, с болью вырвалось у Луки Лукича. — Тошно мне, душу вы мою рвете. А к чему? Я царю не враг и бунтовщиком супротив него ввек не буду.
Ленин — волнение Луки Лукича передалось и ему — шагал из угла в угол. Услышав последние слова Луки Лукича, он остановился и сказал, вкладывая в свои слова всю душевность, которой у него было так много:
— Если вы действительно понимаете народную нужду, Лука Лукич, вы должны знать, что рано или поздно народ пойдет против царя и будет с нами. И вы, будете с нами, Лука Лукич, если ваше сердце кровоточит, видя народную нужду.
