Юрий Смолич - Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли
Однако дело здесь обстояло гораздо проще. «Бытовой» украинский театр со старым, традиционным этнографическим репертуаром — именно тот, против которого мы вступили в непримиримую борьбу, — продолжал существовать и дальше, почти рядом с нашим театром, в старой казарме на «воинской рампе».
И на перекрестке, где к одному из украинских театров надо было сворачивать вправо, а к другому влево, теперь выставлялись два цветистых плаката. На одном уведомлялось, что в театре имени Леси Украинки будет поставлена «Трильби», а на другом — что в «театре на воинской рампе» — «Тарас Бульба», с сожжением Тараса в последнем действии на настоящем костре.
Зритель должен был сам выбирать, куда ему идти.
А чтобы помочь зрителю в этом выборе, директор «театра на воинской рампе» дописывал внизу плаката:
«В антрактах и до начала спектакля играет духовой оркестр».
И оркестр действительно играл. И в антрактах, и до начала спектакля. Причем до начала спектакля директор выводил оркестр сюда, на перекресток, и размещал его около своего плаката. Барабан бил, звенели тарелки, дребезжал бубен, рохкали басы, гудели валторны, высоко и пронзительно выводил корнет-а-пистон. Зрители сворачивали налево и, минуя наш плакат, направлялись к «театру на воинской рампе».
В скором времени директор «театра на воинской рампе» сменил старую потрепанную солдатскую шинель на драповое черное пальто с каракулевым воротником, ватную папаху на «нэпманку» с кожаным верхом, а наш «новейший европейский» театр впал в нищету, и мы расписывались в ежедневных ведомостях против графы, что после оплаты электричества и вечеровых расходов к выплате на марки ничего не причитается.
Так началась конкуренция, и мы стали на скользкий путь рекламы и сенсации.
Центром нашей афиши теперь сделался Козловский.
Амплуа Козловского было комик-буфф. Он был из старых актеров «бытового» провинциального театра, «мастер фортелей» — из тех, которые в искусстве «гвозди рвут», а славу свою черпают из «торбы хохота». В «Запорожском кладе», раздеваясь на сцене, он снимал с себя двадцать пять жилеток. В «Наталке Полтавке», исполняя роль Возного, он после каждого слова икал. В «Ой, не ходи, Грицю» он делал стойку и дирижировал хором одними ногами. Танцуя гопак, он неизменно терял штаны и оставался в одних полосатых кальсонах. Все это в нашем «новейшем европейском» театре ему было категорически запрещено, и он вынужден был теперь довольствоваться только тем, что, исполняя роль пастора в «Потонувшем колоколе», незаметно дергал ногой, будто паралитик; исполняя роль шпика в «Грехе», исподтишка сплевывал сквозь зубы в оркестр; исполняя роль дядьки в «Тетке Чарлея», садился на горящую сигару.
И вот, спасая наш «новейший европейский» от гибели, а себя от голода, комик-буфф Козловский предложил ставить «новейший европейский» репертуар через день, а через день возобновить старый, бытовой. С именами Коклена, Чехова и Леси Украинки на устах мы все возмущенно отказались. Тогда он предложил за двойные марки после спектакля давать еще какой-нибудь водевиль Альбиковского. Мы угрюмо молчали.
Это было под вечер в субботу. Мы сидели в костюмерной перед зеркалами, не зная, гримироваться или нет? Касса до сего времени продала только два билета. Окно было приоткрыто, и вместе с первыми запахами мая в душную костюмерную долетал и шум предпраздничной толпы. Вдруг гулко ударил барабан и сразу же загремели басы, тромбоны, валторны и завизжал корнет-а-пистон. Это духовой оркестр Ковальчука жарил «Попурри из малороссийских песен» перед плакатом «театр на воинской рампе».
Мы громко вздохнули… и согласились.
Козловский не стал ждать повторения нашего согласия. Он вскочил, схватил щетку, обмакнул ее в сажу и стремглав выбежал на улицу. Там, рядом с «Несчастной любовью» на плакате «театра на воинской рампе» красовалось на плакате театра имени Леси Украинки:
СЕГОДНЯ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
«КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ».
Козловский постоял перед плакатами только секунду и тут же быстро и четко подмахнул на нашем платно внизу:
ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ. СВЕРХ ПРОГРАММЫ, БЕСПЛАТНО:
«УХ, ДА НЕ ЛЮБИ ДВУХ»
В ГЛАВНОЙ РОЛИ КОЗЛОВСКИЙ!
В тот вечер директор «театра на воинской рампе» не собрал полного сбора, а в нашем театре выставили все, какие имелись, приставные стулья.
Финансовые дела нашего театра сразу поправились. Теперь мы не только обедали, но и ужинали, а Козловскому перепадало и на чарку перед выступлением в водевиле. Что касается директора «театра на воинской рампе», то он заложил драповое пальто костюмеру Коловодовскому за полцены. Теперь это пальто висело на плечиках в костюмерной и Козловский вписывал его в рапортичку костюмерии на каждый водевиль. Какой бы это ни был водевиль, кого бы ни играл в нем Козловский, он неизменно выходил на сцену в этом пальто из черного драпа с каракулевым воротником. Выходя, он снимал его и вешал на вешалку, на сук, на тын — где придется, сообразно декорации данного водевиля. Окончив играть, уходя со сцены, он снова надевал пальто и поднимал каракулевый воротник. Публика покатывалась от хохота, не понимая, что это за пальто и к чему оно тут, когда действие пьесы происходит летом, в жару, а Козловский исполняет роль оборванного крестьянина в белых полотняных портках.
Впрочем, каждый водевиль продлевал жизнь премьеры только на один спектакль. Водевилей в репертуаре Козловского было штук пятнадцать, и две-три недели мы жили прекрасно, даже стали готовить инсценировку «Океана» Андреева. Но не было бы у нас несчастья, если бы наше счастье ему не помогло. Когда исчерпались водевили, наступил настоящий крах. Теперь зритель не хотел идти и на премьеру без водевиля. Премьеру «Океан» пришлось отменить: в кассе было продано всего десять билетов.
И тогда снова заговорил Козловский. Он просил разрешения показать шесть раз подряд ежедневно только один водевиль «Квартирант», но поставить его так, как он сам захочет, бесконтрольно. Шесть аншлагов он гарантировал театру под залог всего собственного гардероба. А собственный гардероб для этнографических и исторических пьес был у него богаче, чем все костюмерные нашего города, взятые вместе.
Мы грустно вздохнули и дали согласие.
Сам по себе водевиль «Квартирант» был совершенно безобидный и ни чуточку не пошлее всех других. Какой-то старичок не хотел отдавать своей красавицы внучки за скрипача из оркестра. Тогда этот скрипач поселяется рядом и все время играет на скрипке — день и ночь. Упрямый старичок страдает, но терпит, стоически вынося все козни. Но в конце концов музыкант все же побеждает. Старичок согласен выдать за музыканта свою внучку, только с условием, чтобы они уехали прочь. Вот и всё. Даже не очень смешно. «Торбу хохота» Козловский делал собственными силами. Он швырял во всех шапкой, пускал музыканту под штанину мышь, надевал себе на голову сапог.
Первая постановка водевиля действительно дала аншлаг. Но чтобы она могла дать еще пять аншлагов, об этом, конечно, нечего было и мечтать. Костюмер Коловодовский уже хозяйским глазом присматривался к шароварам и сорочкам из собственного гардероба Козловского. Но когда спектакль закончился и публика, посмеиваясь, выходила из зала, Козловский неожиданно появился на сцене.
— Внимание! — провозгласил Козловский. — Завтра водевиль «Квартирант» будет повторен. Тому, кто отгадает, какая разница будет между сегодняшней и завтрашней постановкой, выдается бесплатный билет на третий спектакль, который будет послезавтра. Отгадки подавать в кассу театра до шести часов тридцати минут. — Дрыгнув ногой и перекувыркнувшись через суфлерскую будку, Козловский исчез за занавесом.
На следующий день, за четверть часа до начала, касса снова вывесила аншлаг. Через десять минут все зрители уже сидели на своих местах. Еще через пять открылся занавес и вышел администратор. Он объявил, что правильный ответ дали три человека, которые и получили бесплатные билеты. Публика шумно и весело задвигалась.
Занавес пошел вверх, и спектакль начался. Разницы не было никакой. Только вместо скрипки Козловский играл на виолончели. Он так же, как и прежде, швырял шапку, так же пускал мышь в штанину и натягивал голенище на голову. Но после спектакля, выйдя на аплодисменты, Козловский снова объявил вчерашнее условие на завтрашний спектакль. Публика захохотала.
— С контрабасом завтра выйдете! — громко загудели все.
— Посмотрим! — загадочно ответил Козловский и, оступившись, свалился в оркестр. — Отгадки можете подавать сразу же, — закончил он, появившись из оркестра, и тут же снова провалился в суфлерскую будку.
На следующий день аншлаг был вывешен за полчаса до начала. Отгадок кассиру было подано более двухсот. Все они говорили о контрабасе. Однако бесплатных билетов никому не выдали.
