Виктор Вяткин - Последний фарт
— Отобранных у бедняков вернем. Подаренных богачами белогвардейцам — на мясо. А как ты считаешь?— отозвался Полозов.
— Верно решил, — согласился Федот. — Будем уходить дальше в тайгу, пригодятся.
— Каюр знает, чья пушнина на нартах? — спросил Полозов Миколку.
— Семен помнит все. — Парень потрепал старика-якута по спине и, увидев Усова, кинулся к нартам, вытащил винтовку и передал Полозову. — Отплати за Мирона.
— Не спеши! — оборвал его Полозов. — Решим все вместе потом.
Миколка подошел к Усову и оглядел его со страхом и отвращением.
— Я хочу его видеть покойником.
Усов громко заплакал, стараясь всех разжалобить. Подошел Федот.
— Это убийца! — Миколка ткнул Усова прикладом в бок. — Я видел, как он убил Мирона. С ним надо поступить так же.
— А как ты думаешь, Федот? — Полозов посмотрел на Федота.
Усов вскочил, всхлипывая, протягивал руки то к одному, то к другому.
— Плохой он, но зачем его смерть? Даже худая кровь не скажет о хорошем, — подумав, степенно и негромко заговорил Федот.
— Он хуже зверя! Ты забыл о своем отце! — Кровь прилила к лицу Полозова.
Федот терпеливо выслушал всех и досадливо поправил шапку:
— Нельзя болью тушить гнев, — Федот посмотрел на Полозова и все так же спокойно продолжал: — Добрая слава лучше плохой крови. Разве закон призван служить несправедливости? Ну, убьем его, пошлют карателей и примутся за таежников.
— Ты предлагаешь отпустить его, и все?
— Накажем, как это делают старики, и пусть уходит. Замерзнет, значит, тому и быть.
— Выпороть? — призадумался Полозов.
— Годится, — спокойно сказал Федот, снимая с пояса аркан.
— Дай сюда! — протянул руку Иван.
— Тебе нельзя, горячишься. Уж я как-нибудь сам. — Федот наклонился к Усову.
— А ну, паря, сбрасывай штаны.
Усов торопливо схватился за пояс.
В середине апреля прорвался южак. Снег потемнел и рассыпался, как подмоченный сахар. Гладкие склоны сопок ощетинились поднимающимися ветками стланика. Наледи заполнили пойму Горбы.
Небольшой отряд Полозова отбивал у бочкаревцев награбленное.
Полозов стал настоящим командиром. Его отряд уже знали и боялись бочкаревцы. Сведения о местонахождении банды Полозов получал от Петьки и Федота. У отца Макара отряд Полозова и решил ждать Петьку.
Старый охотник принял всех радушно, ни о чем не спрашивал, а через несколько дней поздно ночью они услышали лай собак.
В юрту вошел Петька с Павлом Григорьевичем.
Иван кинулся к рыбаку, помог снять кухлянку. Павел Григорьевич рассказал, что сейчас он приехал из Олы.
Сели все за стол.
Много добрых вестей привез рыбак. Он него Иван и его товарищи узнали, что на Камчатке хозяйничают партизаны. На Дальнем Востоке красные ведут успешное наступление, и в руках белых остался только Владивосток.
Павел Григорьевич вынул бумагу, расстелил ее на столе и принялся рисовать план местности.
Сидели долго, думали и решили, что Полозов, Канов и Басов уйдут в Среднеканскую долину. И составят как бы головной отряд по борьбе с остатками банд. До Буянды через перевал — рукой подать.
Петька обоснуется на реке Мякит у знакомых охотников, Миколке определили верховье Буянды.
Удастся привлечь кого-либо из местных жителей, хорошо. А нет, то будут следить за всеми дорогами, чтобы, в случае, если появятся белогвардейские, банды, вовремя предупредить Полозова и присоединиться к его группе.
— Вот бы найти надежного человека да подсунуть его каюром бочкаревцам. Тогда мы о них все будем знать, — предложил Павел Григорьевич.
— Я пойду каюром, — не раздумывая, предложил Федот.
— Не признают тебя в Ямске? — забеспокоился рыбак.
— Узнают, тоже не скажут. Разве я кому-нибудь сделал худо?
Миколка, как и решили, пошел к Слепцову. Давно он не был у друга деда. Он шел и узнавал знакомые с детства места.
Вот Герба, описав дугу, снова подходила к тому же склону сопки. Сквозь кустарник блестела наледь, там где-то и юрта Слепцова.
Почерневшая тропинка привела к жилищу старика. Слепцов вырубал ступеньки на спуске к реке.
— Уж не Миколка ли, однако? — поднял голову старик. Лицо его сбежалось в морщинки, и не понять, радуется он или сердится.
Миколка снял шапку.
— Зачем вернулся? Торопишься порадовать деда своими делами?
— Дед бить меня собирается? А? — сокрушенно спросил Миколка.
— Разве он не добра тебе желает?
— Добра? А я? Или не радовались бедняки возвращенным олешкам? Или они не получили обратно отобранные солдатами шкурки? Зачем говоришь так? — заволновался Миколка. — Вот прогоним богачей, купцов…
— Чего же ты пришел? Ну, беги обратно да скорей выгоняй. И Машку тащи за собой. Пусть еще выпорют разок. Или уже выдохся, как надутый пузырь? — Теперь голос старика прозвучал сердито.
— А разве у деда не украли его оленей? Или не ваши разговоры когда-то слушал я в юрте?
— Потерявший имеет сто грехов, а укравший только один, — усмехнулся старик. — Чего мы тут разболтались? — Он повернулся к юрте и крикнул: — Эй, Машка! Или ты не слышишь, что пришел гость? Или он не с дальней дороги?
Девушка выглянула в дверь.
— Миколка? Ты пришел? Один?
Он понял, о ком хотела спросить Маша, и махнул рукой в сторону Среднеканского перевала.
Маша подбежала к нему.
— Я знала. Я так ждала, — шептала она, вытирая глаза то одной, то другой рукой. Старик удивленно закряхтел и еще ожесточенней принялся вырубать ступеньку.
…За стеной звякнула крышка кастрюли. Позванивая, покатилось ведро и, ударившись о пенек, остановилось. И снова послышалось монотонное бормотание ключа.
— Опять притащился, лохматый? — обрадованно прислушался Полозов. Теперь явственно донеслось сопение, тихий хруст рыбных костей и довольное урчание. Облизывает сковородку, догадался Полозов и сел на нары.
Полозов долго сидел, радуясь наступающему дню.
Солнце раздвинуло небосклон, позолотило вершины сопок. Сразу запели птицы. На перекате запрыгали золотистые блики.
Когда весной старатели пришли в долину, то первым делом принялись искать следы работы Бориски. Они обследовали всю террасу, но не нашли и признаков его пребывания здесь.
Только на пепелище зимовья лежали кучки промытых песков. Кто мог засыпать шурфы?
Полозов подошел к забою и долго вглядывался в породу. На солнце засветилась желтая искринка.
— Нет, пирит, — пробормотал он огорченно и раздавил пальцами желтую крупинку. — Но где могут быть шурфы Бориски? — снова спросил он себя.
Из зимовья вылез Басов, потянулся, сел рядом.
— Да ты что, и впрямь намерен оставаться тут на зиму? А еда, одежда? — Басов встал и набрал горсть породы: — Не валяй дурака. Всей земли не перекопаешь. Ну где оно лежит, это чертово золото? Где?
— Под пустыми породами. Для этого будем делать разведочные шурфы, — спокойно ответил Полозов.
— У нас всего фунтов десять муки.
— Но нет пути назад. Мы должны помочь рабочей власти и не пускать банду.
— Но вперед-то дорога не закрыта. Зимы нам не пережить. Ничего у нас нет. Мы можем спуститься на лодке до Средне-Колымска.
— Мы будем здесь, пока в ревкоме нам не скажут что необходимость быть здесь миновала и мы можем уйти! Ясно? — Полозов злился, но сдерживал себя.
Басов нерешительно потоптался и посмотрел на сопки.
— Не раздобудем продуктов, тогда что? А если мы с Кановым возьмем да уйдем вниз. Кто нас там знает?.. — пригрозил он робко.
— Никто не уйдет, пока я жив!— Полозов ударил кулаком по шлюзу, разбил руку до крови и совсем рассвирепел. — Ты можешь катиться куда хочешь! Разве мы тебя уговаривали?!
Басов выдержал его взгляд.
— Ты не жалеешь ни себя, ни других. Да это еще куда ни шло. А вот Канов, он в годах. Ты совсем рехнулся, Иван! — заговорил он мягко. — Не сидеть же тут годы? Из Олы никаких известий. Может, про нас уже никто из живых не знает.
— Ты не мути, — перебил его Полозов. — Павел Григорьевич при тебе же говорил: Куренев охотится вблизи Олы. Если не он, то учитель передаст указания. Значит, ничего не изменилось, и будем ждать. А насчет Канова ты ошибаешься. Без меня он никуда не уйдет, да и я его нигде не оставлю.
— Ты вытянул из себя все жилы. Звереешь. Разве сам этого не замечаешь? — глухо заметил Басов. — Нельзя же так.
— Бывает, уж извини, — обмяк Полозов. — Жизнь всякое творит с человеком. А теперь запомни, мы не уйдем, если даже придется нам питаться похлебкой из оленьих шкур. — Полозов глянул на восходящее солнце и, повернувшись, направился к зимовью. — Пошли завтракать, и за работу, — добавил он таким тоном, точно и не было у них крутого разговора.
Лето не принесло успеха старателям, но работы не прекращались. Басов и Канов молча вздыхали, Полозов ворочал за троих: пусть видят, что и он не мед пьет. Усталость тупила мысли, да и шло время. Не за горами и зима. Река уже глухо звенела под ледяной крышей. Старатели заканчивали перестройку зимовья.
