Виталий Закруткин - Плавучая станица
Только один человек оставался как будто спокойным и безучастным ко всему — старик Щетинин. Он стоял на холме в своем неизменном, песочного цвета, костюме, в тяжелых солдатских башмаках и форменной фуражке, из-под широкого козырька которой сверкали стекла очков.
Профессор думал о чем-то, угрюмо опустив седую голову, куря папиросу за папиросой и вслушиваясь в монотонное плескание реки.
— Может, начнем, Илья Афанасьевич? — спросил его Зубов. — Рыбаки ждут.
Щетинин посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— Ах, это вы? — вздохнул он. — Да, да. Начнем. П-пусть «Жерех» оттянет водаки ниже, станет на якорь и выключит свои м-механизмы… И п-потом пусть там поменьше шумят на тоне… голова болит от этого шума…
Передав приказание Щетинина, Зубов постоял немного и еще раз спросил:
— Начнем?
Старик вынул из кармана помятых штанов зажигательное стекло, подставил его под горячий луч солнца, навел белое пятнышко на табачную скрутку, затянулся крепким дымом и сказал, посмотрев на реку:
— Начинайте.
Большой рыбацкий дуб, повинуясь взмахам десяти весел, отделился от берега и пошел к середине реки. Полуголые рыбаки, вскидывая загорелые руки, начали засыпку невода. Дуб пересек фарватер и стал забирать все ближе к правобережью, захватывая огромную ширь реки и оставляя за собой бесконечный пунктир покачивающихся на воде неводных поплавков.
Щетинин сказал Мосолову:
— Скажите, чтобы обметывали вокруг первого невода второй, иначе белуга прорвет мотню и уйдет!
По сигналу Мосолова запасный дуб отчалил от берега, и рыбаки Пимена Талалаева начали засыпку второго невода.
Щетинин подозвал к себе Зубова.
— Послушайте, — сказал он, — эта самая девочка, рыбовод колхозный, на тоне?
— Нет, на тоне ее не видно, — ответил Василий, отводя глаза, — она, кажется, готовится к докладу на комсомольском собрании.
— Сейчас же пошлите за ней мотобот, она мне нужна.
— Зачем, Илья Афанасьевич? — спросил Василий. — Я сам поеду за рыбоводом, может, ей надо сказать что-нибудь от вашего имени?
Сняв фуражку, Щетинин вытер ладонью потный лоб и вздохнул:
— Скажите этой девочке, что для мечения белуги мне нужны умные и ласковые руки. Понятно? Скажите, что я не могу поручить это рыбакам, которые будут проволокой рвать рыбе ноздри и травмировать икряных самок. Попросите рыбовода от моего имени, чтобы она помогла мне и занялась этим…
Растормошив спавшего на корме «Стерляди» моториста, Зубов сел в лодку и помчался за Груней. Он слово в слово передал ей просьбу Щетинина. Груня усадила Василия в сенях и переоделась, быстро натянув на себя старенький красный сарафан.
— Ой, Вася, как же я буду это делать? — волнуясь, бормотала она. — Он так и сказал, что нужны, дескать, умные руки? Правда? И ласковые?
— Ладно, Грунечка, быстрее! — торопил Василий. — Старик ждет!
Когда они приехали на левый берег, там уже началось притонение. Молодые ловцы с блестящими потными спинами медленно шли по глубокому, нагретому солнцем песку, выволакивая длиннейший невод. Никто не знал, есть ли в неводной мотне белуга, потому что далеко оттянутая мотня еще подвигалась по глубинам и гигантская рыба могла вести себя спокойно. Однако отмеченная поплавками площадь замета с каждым движением тянувших невод ловцов приближалась к берегу.
Вдоль колеблющейся на воде кривой линии поплавков взад и вперед ходил легкий каюк с одним гребцом. На носу каюка лежал животом вниз Архип Иванович Антропов. Зорко глядя в речную глубь, он перебирал голыми по локоть руками верхнюю бечеву невода и уже чуял ладонями подводную возню захваченной в мотню рыбы.
Сотни стоявших на берегу людей не сводили глаз с Архипа Ивановича. Как зачарованные смотрели они на отражавшую небо речную гладь и ждали: есть или нет?
И вот подвигающаяся по бечеве рука бригадира явно ощутила первый тяжелый, как у быка, рывок под водой.
— Есть белуга! — закричал Архип Иванович.
Люди хлынули к берегу. Через десять минут оба неводных крыла были вытащены на песок, и из воды медленно поползла распираемая рыбой мотня. На влажном песке, сверкая золотом и серебром, запрыгала рыбья мелочь. Вдруг раздался резкий всплеск, потом другой, мотня зашевелилась от могучих толчков, и из мутной воды показалась, взбивая песок, пепельно-белесая туша громадной, двадцатипятипудовой белуги.
Как в последний миг облавы набрасываются охотники на загнанного и окруженного медведя, так, гремя цепями, путаясь в сетях и веревках, накинулись рыбаки на бешено извивающееся туловище белуги.
И тут, перекрывая шум воды, лязганье цепей и голоса ловцов, яростно закричал вбежавший в реку профессор Щетинин:
— Осторожнее, черт вас побери! Это икряная, б-беременная самка!
Бригадир Талалаев и его подручный закуканили белугу крепким шнуром, плотно охватившим тело рыбы за грудными плавниками, и тихонько, с помощью шестерых рыбаков, подтянули белугу ближе к берегу.
Теперь она лежала, присмирев, неподвижно вытянув на песке трехметровое туловище и устремив в небо странно маленькие, обведенные мерцающим желтоватым ободком глаза. На ее пепельной спине, на боках и на тяжелом белом брюхе выпирали ряды острых костяных щитиков — жучек, а короткий заостренный нос почти просвечивал на солнце. Если бы не трудное движение жабер, рыбу можно было бы счесть мертвой.
Постояв над белугой, Щетинин коснулся пальцем ее скользкого лба и сказал задумчиво:
— Какой все-таки архаизм!.. Какие доисторические формы!..
Груня, зажимая в коленях мокрый сарафан, осторожно продела в ноздрю белуги тонкую проволочку и, волнуясь, закрепила маленький латунный ярлык.
Через пять минут рыбаки оттянули здоровенную рыбу на глубину и тихо повели ее к тому месту, где покачивался стоявший на якоре «Жерех». Раскрыв подводный люк, ловцы осторожно, не снимая кукана, втолкнули белугу в водак.
В этот день на Таловой тоне были пойманы еще четыре белуги, которых, так же как и первую, обмерили, пометили ярлыками и завели в водак. Вместе с белугами рыбаки поймали сто шестьдесят центнеров другой рыбы, отвезли ее на баркасах к причалам и сдали Головневу.
Перед вечером Щетинин, усталым движением протирая забрызганные песком очки, сказал Зубову и Груне:
— Ну что ж, если хотите, поедем посмотрим, как наших красавиц будут выпускать из водака…
Моторная лодка довезла их до «Жереха», и они пересели на катер. Солнце уже опускалось к нижней речной излучине. Из леса веяло прохладой. Груня, поводя обожженными солнцем плечами и поджимая босые ноги, ежилась и норовила сесть поближе к машинному отделению. Василий заметил это, сбросил с себя китель и молча накинул его на плечи девушке.
Щетинин, покосившись на молодых людей, вздохнул, спустился в свою каюту и вернулся с плащом.
— Наденьте, — сказал он Груне.
— Спасибо! Зачем вы беспокоитесь! — смутилась девушка. — Я уже стала согреваться, честное слово… мне прямо неловко…
— Наденьте, наденьте! — ворчливо повторил профессор, следя за тем, как Груня кутается в мешковатый старомодный плащ.
Как только «Жерех» отшлюзовался и вышел из камеры, с пыхтением таща за собой наполненный белугами водак, Щетинин, покашливая, прошелся по узкой палубе и заговорил хрипловато:
— Белуга через многие тысячелетия донесла до нашего времени формы древнейших ганоидных рыб… Вы обратили внимание на рисунок ее головного панциря, на ряды костяных жучек на туловище и на отсутствие таких же пластинок между этими рядами? Да, белуга — очень древняя рыба… Да, да… Конечно, она изменялась с тысячелетиями, но почему-то изменения были слишком незначительны для того, чтобы… да, слишком незначительны…
Произнося все это, Щетинин как бы размышлял вслух. Зубов еще со времен учебы в техникуме знал эту привычку своего учителя и без труда улавливал ход его мыслей. А старик снял очки, повернул к Василию и Груне усталое лицо и улыбнулся по-детски.
— А жаль будет, если она исчезнет, правда?
— Кто исчезнет? — не поняла Груня.
— Белуга…
Когда «Жерех» остановился, они по доскам перешли на водак. Два рыбака открыли подводные люки, подвели к ним белуг и, снимая веревочные куканы, стали осторожно выталкивать рыб в реку. Белуги медленно выплывали из водаков, несколько секунд, пошевеливая хвостами, постояли на одном месте, а потом как будто нехотя ушли в темную глубину…
Щетинин проводил их тревожно-настороженным взглядом и сказал:
— Плывите, тут перед вами путь открыт. А мы подождем, что вы нам скажете…
2По рассказам станичников, Зубов знал, что мошкара исчезнет с появлением стрекоз, и с нетерпением ждал, когда же наконец это произойдет. Мириады беснующихся мошек изнуряли людей до изнеможения. Как только всходило солнце, мошкара темным туманом поднималась с земли и носилась в воздухе до поздней ночи. Работавшие на огородах женщины спасались от мошки, закутываясь платками, рыбаки закрывали лица и шеи смоченными в керосине сетками…