Своим судом - Адольф Николаевич Шушарин
Масло Мишка представляет смутно, он никогда не видел его, так как домой тетка взамен молока приносит один обрат.
Молоканка поблизости, поэтому пена на обрате осесть не успевает, и Мишка первый придумал есть ее ложкой. Но Кум, ясное дело, этого не помнит, где ему все упомнить, раз он такой старый.
— Манька, а Манька? — зовет Мишка корову, но говорить с ней не собирается, мысли его идут в другом направлении.
Мальчик прикидывает, не пожаловаться ли тетке, когда она явится с разнарядки из колхозной бригады, но передумывает. «Подь ты к семи чертям!» — скажет она, и дело на том останется.
Мишка вздыхает. Ему грустно от того, что нет у него человека, с которым можно поговорить серьезно: отец и мать пропали без известий в войне, а Зинка померла весной от живота, говорили, объелась. Чем таким можно объесться, чтобы насовсем помереть, когда кругом голод и никакой еды нет, Мишка не знает и пустым разговорам не верит. Сестра у него была совсем большая, ходила и все понимала, только говорить не умела.
Мишка скорбно сморкается, зажимая по очереди ноздри грязным пальцем, и вытирает руку о доски завалины. Верь не верь, а Зинку-то закопали.
Проглядев его во мраке двора, в избу проходит тетка, зажигает лампу и принимается за что-то ругать Кума.
— Пошла работа, — морщится Мишка и решает, что пойдет, пожалуй, завтра сходит к этим семи чертям, поскольку другого выхода не предвидится: долго ли, коротко ли, а придется им с Кумом туда идти, тетка этого дела так не оставит.
«Дня за три обернусь, а то — за два, если покруче идти», — размышляет мальчик. Он думает о том, что, может, черти дадут каких продуктов, если обсказать, как обстоит дело, но тут же трезво гонит надежды. Сами, должно, с пятого на десятое живут — время такое. Заодно он отказывается от мысли брать с собой деда: слабый вовсе, не дойдет.
— За него и за себя схожу разом, — говорит он корове, — пусть поживет маленько.
Выходит тетка и начинает причитать, что навязались вот на нее старый да малый, а она сама еле ноги таскает от трудной работы.
«А ну их совсем, — решает Мишка. — Уйду на войну, пусть отдыхают». Он входит в избу и ложится на свое место. Ночью Мишка видит себя большим. Он идет по полю и стреляет немцев из горячего прыгающего пулемета, а когда убивает всех, повар наваливает ему целый котелок жирной каши. Мишка чмокает во сне губами, ворочается.
На другой день он встает вместе с солнцем. Кум сидит на лавке, долбит в ступке, поставленной на колени, прошлогоднюю лебеду на лепешки, а тетки нет, пошла провожать корову в стадо.
На столе в полулитровой банке стоит немного молока, но Мишка его не пьет.
— Пойду я, — говорит мальчик старику. — Ты меня не теряй, а молоко выпей.
Он уже не сердится на Кума, зло не живет долго.
Старик не обращает внимания на Мишку, продолжает работать. Мишка не мешает, выходит из избы и идет, не задерживаясь, через деревню по следам табуна, перемешавшего на дороге пыль. Он держит путь к северу, где темнеют на горизонте маленькие телефонные столбы. За столбами начинается согра, весной кто-то поджег там камыши, и они горели неделю, ночами в этом краю стояло кровавое зарево, смотреть на которое было тоскливо и страшно. Мишка полагает, что где-то там, за горелой местностью, и располагается фронт. Дорогу мальчик не спрашивает: к фронту ведет степь, идти легко, и все видно.
Сухой ковыль и колючки отмякли от росы, Мишка ступает по ним привыкшими ногами смело и быстро продвигается вперед. Когда солнце начинает припекать, он набредает на влажное место. Маленькое зеленое пятно — в желтой горячей степи. Высыхающее болото дает влагу растениям, и они живут вокруг него торопливо и радостно.
Мишка идет поискать воду и замечает дикий лук, растущий большими пучками. Он долго и с удовольствием ест его, выбирая молодые стебли, пока не наполняется живот. Потом идет дальше, находит воду, пьет и опять возвращается туда, где растет лук, чтобы заготовить про запас на дорогу. Он собирает толстый пучок, завязывает камышинкой и закидывает на спину. Потом оглядывается, чтобы запомнить удачное место.
Деревня давно скрылась за холмами, а телеграфные столбы приближаются тихо, вроде бы он и не шел. Мишка вскоре устает и ложится прямо на ковыль. Он лежит долго, дергает из пучка стебли и неторопливо съедает, думая о том, что неплохо бы угостить луком Кума, потому что если разобраться, то он тоже не очень родной тетке Поле, он ей свекор, а свекор — родня так себе.
Солнце поднимается и начинает привычно жечь землю. Дождя нет с весны, и Мишка знает, что коли не будет его еще с неделю, зимой весь народ помрет. Он много раз слышал это от Кума и сердился на солнце: умирать ему не хотелось, и так все умерли.
На соседнем холме протяжно свистит сурок, и Мишка удивленно поднимает голову, забыв про солнце: окрест деревни еще по весне выловили всех сусликов и сурков, их мясо стоит в большой цене.
Мишка и Кум тоже кормились промыслом, пока завидный человек не унес в одну ночь оба ихних капкана, настороженные на глупых зверей.
Теперь в деревне уж давно никто не ловит грызунов, только колхозный объездчик Дергоножка привозит изредка из потаенных мест одного-двух сурчат.
Объездчик на войну не пошел по причине короткой ноги, а несмотря на недостаток, был в деревне самым исправным мужиком.
— Пустили козла в огород, — говорит по этому поводу Кум и ругается плохими словами. Мишка знает, что дед подозревает в воровстве капканов Дергоножку, но молчит, поскольку не пойман — не вор.
Мальчик встает, оставив лук, и подходит потихоньку к взгорку, где сидит сурок, приглядывая по дороге какой-нибудь предмет. Но степь голая. Тогда он оставляет мысль подбить зверя и решает просто осмотреть местность. Он скорым шагом поднимается по склону и видит целое сурчиное поселение. Справа и слева, заметив его, бегут к норам толстые, похожие на маленьких собак, сурки.
Мишка собирается продолжать путь, но замечает в одной из нор странно застрявшего зверя.
«Сдох, должно, от болезни», — думает мальчик и идет посмотреть, в чем дело.
Сурок оказывается живым, в нору ему не давал убежать капкан, сжавший длинную заднюю
