Альберт Беляев - Чайки садятся на воду
И когда наступило полное изнеможение, когда стало уже безразлично — унесет тебя волна или нет, Тимофея позвали на мостик к капитану.
Он бросил лом и пополз по трапу наверх — идти уже не мог. Наверху, у теплого корпуса дымовой трубы, Тимофей долго лежал, с трудом приходя в себя. Сейчас для него не было на всем свете лучшего места, чем эта труба, которая отогревала тело и прибавляла силы.
Потом он поднялся на мостик, и вдруг сквозь визги и стоны ветра ему послышался ровный гул моторов. Тимофей насторожился. Да, да! Это гудят моторы самолета.
— Самолеты! — вскричал он, врываясь в рулевую рубку.
Шулепов стоял у открытого смотрового окна с погасшей папиросой во рту. Он недоверчиво посмотрел на своего второго помощника, но гул моторов послышался совершенно явственно и в рубке.
— Ракеты! — приказал капитан. — Скорее ракеты, любые!
Тимофей выхватил из гнезда ракетницу, выбежал на крыло мостика и начал посылать вверх белые и красные ракеты.
Налетел снежный заряд, жесткие снежинки зашуршали по мостику, и ракеты, едва вылетев из ствола, тут же бесследно исчезали в кромешной снежной темноте…
И еще раз услышали гул самолета и еще стреляли ракетами.
— Нас ищут, — уверенно сказал Шулепов. — Судя по тому, что гул самолета слышался дважды, можно не сомневаться, что квадрат прочесывают. Да только ничего он не увидит — тучи почти за мачту цепляются.
Он посмотрел на Тимофея и приказал:
— Замерьте силу ветра и попробуйте взять радиопеленги. Надо поточнее место определить.
Тимофей замерил — все те же одиннадцать баллов, взял радиопеленги — сигналы были едва слышны — и нанес их на карту. Получился длинный вытянутый треугольник далеко от счислимого места. Тимофей взял еще раз радиопеленги, и опять получился треугольник рядом с первым. Черт, что такое? Может быть, гирокомпас врет? Шулепов спросил только:
— Как радиомаяк Святого носа слышен?
— Плохо.
— Какой угол?
— Далеко за правым траверзом. Остров почти на траверзе.
Шулепов прошел в штурманскую, стер резинкой нарисованные Тимофеем вытянутые треугольники и отчеркнул на курсе линию, перпендикулярную к острову. Циркулем измерил расстояние от пеленга до Новой Земли.
— Если нас несет со скоростью восемь-десять узлов, то мы имеем в запасе еще десять-двенадцать часов.
— А если… — попытался было спросить Тимофей, но Шулепов свирепо взглянул на него и отрезал:
— Никаких «если»!
Тимофей взглянул на часы в рубке и удивился — стрелки показывали семнадцать часов. Это что же, целый день уже прошел? И тут он вспомнил, что до сих пор еще не завтракал и не обедал. Да, наверное, и другие так же ничего не ели сегодня — не до еды было. И как нарочно, стоило только подумать о еде, проснулся голод, голод зверский, задрожали ноги и заныло в желудке.
Но спуститься на палубу и поискать чего-нибудь съестного не удалось. На мостик поднялись механики и доложили, что трещина в палубе заварена намертво и судну больше не грозит опасность переломиться на волне. По крайней мере в этом месте. Дейдвудный ключ вещь могучая, выдержит.
Шулепов повеселел.
— Тимофей Андреевич, возьмите с собой боцмана и матросов, займитесь антенной. Только осторожнее, чтобы с мачты кто-нибудь не сорвался!
— Есть, — коротко ответил Тимофей. Если кто и сорвется с мачты, так это будет он, Тимофей. На мачту полезет именно он, и никто другой. Лучше падать самому, чем потом отвечать за кого-то другого, смотреть в глаза его родственникам, жене, может быть, детям… Нет уж, лучше сам…
Внизу, на палубе, у подножья грот-мачты, под прикрытием высокого ходового мостика ветер не казался таким сильным. Зато над бортами то и дело вздымались неспокойные холмы волн, рушились на палубу, шумящими потоками устремляясь к полупортикам и шпигатам. Под ногами вздрагивала и тряслась палуба, то вдруг взмывая вверх, так что сердце уходило в пятки и тело наливалось тяжестью, то вдруг проваливаясь куда-то вниз, отрываясь от ног и заставляя ощущать некое падение в пустоту. Но ноги, цепкие матросские ноги, быстро освоились с танцующей палубой и словно прилипли к ее стальным листам.
— Боцман, — командирским тоном сказал Тимофей, — давай тонкий шкерт мне в зубы, и я полезу наверх. Следи за мной и свободно потравливай шкерт, я пропущу его в блочок, спущусь, и мы натянем антенну.
Боцман ничего не ответил. Он послушно кивнул и закрепил конец шкерта за верхнюю пуговицу Тимофеевой телогрейки.
— В зубах не надо держать, может вырваться. Так лучше. Доберешься до блока, снимешь петлю с пуговицы, и дело сделано.
Боцман подал Тимофею цепной пояс, сказал:
— Это для страховки. Застегни вокруг мачты, а то недолго и сорваться.
Тимофей застегнул страховочный пояс и, выждав момент, когда палуба пошла вверх, к небу, полез по скобтрапу на мачту.
Сначала лезть было легко — палуба вздымалась вверх, и вместе с ней вздымался и Тимофей. Скоба, другая, третья… Черт, обледенели так, что из рук вырываются, и ноги все время соскальзывают… А-ах! Чуть не сорвался… Спокойнее, не спеши, крепче захватывай скобу, обстучи сначала ее, сбей, раздави ледяную корку, а потом уж прочно ставь ногу… Еще…
Порыв ветра тугой, плотной массой придавил Тимофея к мачте, так что руки не оторвать от скобы трапа. Тимофей переждал, приноравливаясь к новой обстановке, чуть расслабил мышцы рук, чувствуя, как ветер ощутимо поддерживает его в спину. Он не оглядывался по сторонам, не смотрел ни вниз, ни вверх. Он видел перед глазами лишь желтое обледенелое железо мачты и скобу, за которую держались его руки. «Еще десять скоб, и буду у цели», — подумал он. Весь мир, вся жизнь умещались сейчас для него в этом отрезке вертикального пути, измеряемого десятью скобами.
Так… поднимаем правую ногу… Ага, вот она, скоба, нащупана… Скользко… Тянем вверх руку… Вот другая скоба… Тоже обледенелая… Перчатки мешают, срываются… И снять нельзя… Пальцы можно отморозить… Теперь всю тяжесть тела на правую ногу, и быстрый рывок вверх… Хватай другой рукой скобу. Теперь ногой… вот… нащупал… Теперь вжимайся в мачту, крепче, крепче… ногой сдирай лед со скобы, так… еще раз… теперь плотнее ноги стоят…
На самом верху, там, где висел блочок для антенны, ветер был полновластным хозяином. Хорошо еще, что он дул в спину, прижимал к мачте.
Вот и блок. Сначала надо освободиться от оборванной антенны, вытащить из блока трос. Ну, это несложно — обрыв произошел рядом с блоком. Надо открыть щеку блока. Но замок замерз, не поддается пальцам. Тимофей передохнул, покрепче схватился за скобу левой рукой и, развернув блок, стукнул им о мачту. Ледяная корка брызнула в лицо.
…Ну вот, теперь щека открывается. Так, этот тросик долой, а шкерт сюда. Ага… Хорошо лег на место. Теперь щеку замыкаем, конец шкерта берем в зубы и вниз. Скорее вниз! А-ах! Нога вдруг скользнула по обледенелой скобе, и Тимофей сорвался, повиснув на страховочном поясе, больно стукнувшись подбородком о мачту. Руки судорожно стиснули скобу. Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди — так застучало оно тяжело и часто. Тимофей крепче сжал зубами шкерт. Чуть было не выпустил его. Все бы тогда пришлось сначала делать — опять лезть наверх, опять налаживать блок… нет, уж если падать, так хоть шкерт на палубу доставить…
Тимофей перевел дыхание и осторожно, хорошо рассчитанными движениями продолжал свой путь вниз, на палубу. Вот уж и ветер не так рвет, значит, спустился ниже мостика, еще скоба, еще. Палуба!
— Молодец, Андреич! Аккуратно сработано, — похвалил его боцман.
Матросы приладили к шкерту тросик антенны, быстро натянули ее на место и закрепили. «Кильдин» вышел в эфир.
— Докладывает Бурмистров. Связь с «Кильдином» восстановлена. Сообщают, что трещину заварили прочно, непосредственная опасность разлома судна устранена. Идут по волне малым ходом, курсом на Новую Землю… Нет, повернуть, видимо, не могут. Воду откачивают, но крен есть. В балласте при таком ветре и волнении очень опасно бортом к волне оказаться. Военный спасатель в четырех часах от них… Успеют вполне… Да, да, вполне. «Кильдин» имеет запас хода пять-шесть часов. Ну, это значит, что через пять-шесть часов судно может быть выброшено на скалы. Да, как только подойдет спасатель, будут брать на буксир с кормы. Нет, разворачивать не будем, рисковать не следует. Когда стихнут волна и ветер, тогда и развернем. Связь со спасателем устойчивая все время.
Бурмистров положил трубку телефона и вышел в приемную. Там его ждали люди. Он обвел всех долгим взглядом.
— Можете расходиться по домам. Связь с «Кильдином» восстановлена устойчивая, у них все в порядке, трещину заварили. Через четыре часа к ним подойдет спасатель и возьмет их на буксир. Так что никакой опасности для судна нет. Не мучайте себя и других. Идите домой, а через двое суток будем вместе встречать «Кильдин» у третьего причала порта.
