Николай Глебов - Бурелом
— Я протестую, господа, — вскочил со стула Милованов. — Протестую! Временное правительство есть законное правительство, мы — избранники народа, выразители его дум и чаяний. Наконец, Временное правительство пользуется всемерной поддержкой со стороны Франции, Англии и Америки. Я считаю не лишним, господа, напомнить вам, что на содержание нашей армии Франция тратит ежемесячно шестьдесят миллионов франков. Америка поставляет нам немало вооружения. Англия поставила сто аэропланов, несколько сот пулеметов и обмундирование. Все это достигнуто благодаря дипломатической деятельности Временного правительства во главе с господином Авксентьевым.
— Не тешьте себя иллюзиями, господин Милованов, — покачав головой, произнес сидевший недалеко от него полупьяный Курбангалеев. — Что, по-вашему, все это дают нам за прекрасные глаза? Чепуха. — Раскачиваясь, Курбангалеев поднялся со стула. — Разных временных правительств развелось, как сельдей в бочке. Самарский комуч — раз, — капитан пригнул один палец, — временное правительство в Омске — два, Дербер во Владивостоке — три, областная дума в Томске — четыре, — зажав кулак, потряс им. — Все они стараются наперегонки распродать по кускам Россию. Нет, только армия, ее высшее офицерство могут сохранить порядок в стране, спасти от красных. Или, как сказано одним мудрецом: избави меня, боже, от друзей, а с врагами я сам справлюсь...
— Капитан Курбангалеев, — послышался сердитый голос Ханжина, — приказываю вам сейчас же идти домой.
— Слушаюсь, господин генерал. — Бросив на Милованова взгляд, полный презрения, Курбангалеев вышел.
На какое-то время наступило неловкое молчание.
— Господа, — вновь послышался голос Ханжина, — я поднимаю бокал за наше Временное правительство, его лучших представителей, за единство действий в нелегкой борьбе за правопорядок и демократию.
Выпили, и неприятный эпизод с Курбангалеевым начал забываться.
Партер, расположенный рядом с вестибюлем, был невелик, и Галя с Сусанной с трудом нашли свободное место. Первая часть дивертисмента уже началась. На сцену вышла полная подвижная брюнетка с ярким лицом южанки — госпожа Строчинская. Выждав, когда умолкнут аплодисменты, Строчинская приняла театральную позу и запела:
Он говорил мне: будь ты моею!Страстью объятый, томлюсь я и млею...Дай мне надежду, дай утешенье,Сердце унылое ты освети.Так лживой речью душу смущал он,Но не любил он, нет, не любил он... —
пропела она рыдающим голосом и низко опустила голову. Раздались хлопки, выкрики: «Бис!», «Брависсимо!».
— Строчинская раньше пела в больших городах, — сообщила Сусанна Гале. — Затем болезнь горла, замужество и снова, но уже любительская, сцена. Послушай, как она исполняет романс: «Белой акации...»
Слегка откинув голову, певица начала с грустью:
Белой акации гроздья душистыеВновь аромата полны.Вновь разливается песнь соловьинаяВ тихом сиянии чудной луны.
Стояла тишина.
Годы давно прошли, страсти остыли,Молодость жизни прошла.Белой акации запаха нежного,Верь, не забыть мне уже никогда... —
горестно покачала она головой и, сопровождаемая шумными аплодисментами, ушла за кулисы.
— Дамы и господа! — послышался голос конферансье. — Сейчас будет исполнен романс «Вечерний звон». Поет Крапивницкий.
Галя не спускала глаз со сцены. Вышел Алексей, привычным движением откинул волосы и картинно оперся о рояль.
Вечерний звон, вечерний звон, —
начал он мягким баритоном..
Как много дум наводит онО юных днях в краю родном,Где я любил, где отчий дом.
Галя почувствовала волнение. Пел родной брат об отцовском доме; под крышей которого прошло их детство.
Готовая вот-вот разрыдаться, Галя поднесла платок к глазам.
— Что с тобой? — с тревогой спросила Сусанна.
— Так, ничего.
Уже не зреть мне светлых днейВесны обманчивой моей!
С трудом сдерживая готовые хлынуть слезы, она припала к плечу Сусанны.
— Да что с тобой, Галя? Тебе нехорошо?
— Пройдет. Это нервы. Я лучше пойду в вестибюль, погуляю. — Галя вышла из партера. Облюбовала уголок, где стояла кадка с фикусом, и, сев на диван, начала постепенно успокаиваться. Из противоположной двери, ведущей за кулисы, в сопровождении двух офицеров и госпожи Строчинской, болтая о чем-то, показался Алексей. Он прошел, не заметив сестры.
ГЛАВА 13
Василий Обласов бежал из троицкой тюрьмы. Вместе с ним исчезли два уфимских горных стрелка, как именовались добровольцы татаро-башкирского егерского полка.
Следователь контрразведки Дегтярев был взбешен. «Черт меня связал с этим дамским шаркуном Крапивницкий. Вот теперь и отделывайся. Если бы не он со своей таинственной незнакомкой, Обласов давно был бы расстрелян. — Дегтярев вздохнул. — Плохо. Донесется до Строчинского — не миновать тогда взбучки. А, впрочем, провались все к чертям. — Дегтярев достал из ящика недопитую бутылку водки, налил полстакана и выпил, — Если полковник будет раздувать дело Обласова, попрошусь на фронт, — успокоил он себя и налил полный стакан. — Сообщать Крапивницкому о бегстве Обласова пока не буду. Успеется. Однако ловко меня обвели. Явиться во всей форме, при оружии, отрапортовать: «От капитана Курбангалеева связной Калтай», — просить личного свидания с Обласовым — нужна большая смелость. Документы у Калтая были в порядке. И, не допуская мысли о подвохе, я разрешил свидание. Как потом выяснилось, Калтай передал форму горного стрелка заключенному и спокойно вывел его через контрольный пост у тюремных ворот. Там уже дожидался их всадник с двумя оседланными лошадями. Побег был обнаружен слишком поздно. Погоня ничего не дала, да и где их искать? Степь широка, — подумал Дегтярев и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. — Впрочем, дело поправимо. Для отчета Строчинскому внесу в списки расстрелянных при попытке к бегству. Кто будет проверять? Полковник? Ему и так дел хватает по Челябинску. Сложнее с Крапивницким. Ясно, что потребует налицо этого молодчика. А где его возьму? Тут никакие увертки не помогут. Что ж, объясню, как есть. Ведь им с примадонной важно, чтоб Обласов уцелел от расстрела. Но все же надо предупредить контрразведку. Пускай установит наблюдение за дорогой на Белорецк». — Дегтярев занялся бумагами.
Но связаться Дегтяреву ни с Верхне-Уральском, ни, с Белорецком в те дни не пришлось: там уже был отряд красных казаков под командованием Ивана Каширина. Трое беглецов — Василий Обласов, Калтай и его новый дружок Фарит благополучно пробрались в Верхне-Уральск.
Дегтярев запил. Пьяный вызывал на допрос захваченных в бою за Троицк командиров и комиссаров, жестоко избивал и всячески глумился над ними. Порой запирался в своем кабинете, ощупывал оконные задвижки, припадал ухом к замочной скважине, прислушивался к голосам дежурных казаков. Заглядывал в ящики письменного стола и долго не подходил к телефону, несмотря на звонки. Начались галлюцинации. Ему казалось, что комнату наполняют какие-то кровавые маски вместо лиц, сжимая кулаки, бесшумно надвигаются на сидящего в кресле Дегтярева. Дико вскрикнув, он метнулся в угол комнаты, но и там не было спасения. Трепещущие руки тянулись к нему, вот-вот они схватят его за горло, и тогда конец.
— А-а, вам меня не взять. — Он выхватывает пистолет, нажимает на курок. Раздается выстрел, звон разбитого графина на столе. Видения исчезают. Вбегает дежурный.
Дегтярев, махнув на него рукой, шатаясь, идет к креслу и бессильно валится в него. Через некоторое время слышится стук в дверь, настойчивый, упорный. Капитан проводит рукой по лбу. Сознание начинает возвращаться. Стук продолжается.
— Войдите.
В дверях вновь появляется дежурный.
— Господин капитан, вас спрашивает какой-то человек.
— Скажите, что я занят.
— Он просит принять его незамедлительно.
— Ну черт с ним, пускай войдет. — Спрятав револьвер в стол и убрав остатки разбитого графина в корзину, Дегтярев стал ждать.
Вошел некто в штатском, но наметанный глаз Дегтярева сразу узнал в нем военного.
— Господин капитан Дегтярев?
— Да, я. Что вам угодно?
Пришелец плотно закрыл за собой дверь.
— Я начальник штаба отряда Каширина Енборисов. Бывший, конечно, — криво усмехнулся Енборисов. — Не желая служить красным и для того, чтобы внести свой вклад в дело спасения России от большевиков, передаю вам секретный план военных действий отряда. — Енборисов подал бумаги.
