Борис Четвериков - Котовский. Книга 1. Человек-легенда
«Через повешение»… Однако нервы сдали. Ночью снился помост, веревка на перекладине…
«Ну нет! Повесить им меня не удастся!»
Целые дни в камере идет работа: Котовский тренирует мускулы, изучает приемы удара. Выпад — раз! Нужно выработать такую силу, чтобы одного удара было достаточно на одного палача. Они, конечно, попытаются сначала его схватить. На этом он выгадает несколько минут… Затем им будет неудобно стрелять на близком расстоянии, они побоятся перебить друг друга. Это тоже в его пользу. Если он успеет выхватить револьвер из рук офицера…
Котовский делает выпады, прыжки… Надзиратель заглядывает в «глазок», отскакивает и звонит по внутреннему телефону:
— У шестого номера, — сообщает он, — буйное помешательство! Срочно врача и санитаров поздоровее!
Главнокомандующий Юго-Западного фронта генерал-от-кавалерии Брусилов, брезгливо сморщившись, выслушал доклад генерал-майора Захарова, принесшего целую кипу бумаг на утверждение. Захаров видел, что главнокомандующий не в духе, и чувствовал себя виноватым, будто это он, Захаров, насочинял столько докладов, заявлений, да еще явился по вопросу конфирмации приговора.
— Вот еще одна, ваше высокопревосходительство, — смущенно и огорченно бормотал Захаров, подсовывая бумажку.
— Ну что еще там такое? — спрашивал генерал, разглядывая подсунутую бумажку с таким отвращением, как будто перед ним бросили на стол таракана или мышь.
И Захаров поспешно излагал содержание бумаги.
«У нас всегда так, — с раздражением думал генерал, — чем хуже дела, тем больше писанины».
А дела были далеко не блестящи. Война тянулась третий год и истощила последние ресурсы страны. Румыния два года не вступала в войну, выжидая, на чьей стороне будет перевес, чтобы присоединиться к победителям. Наконец в 1916 году она сделала выбор. Двадцать седьмого августа объявила войну Австро-Венгрии, двадцать восьмого августа — Германии, тридцатого августа Турции, тридцать первого августа — Болгарии, а в конце сентября была разбита наголову и почти целиком оккупирована немецко-австрийскими войсками.
На левом фланге создалась угроза для русского фронта. Русское командование перебросило на Румынский фронт тридцать пять пехотных и тринадцать кавалерийских дивизий — чуть не четвертую часть всех вооруженных сил России. Фронт удлинился почти на шестьсот километров…
«Удружила Румыния, нечего сказать! Осчастливила!» — сердился главнокомандующий.
Он почти не слушал Захарова. Мысленно прикидывал все эти цифры, данные и делал безотрадные выводы. Голод, дороговизна, дезертирство, инфляция… Радоваться пока что нечему.
— Вот еще… — совсем упавшим голосом докладывал генерал-майор. Постановление Одесского военно-окружного суда… Подвергнуть смертной казни через повешение…
— Они с ума сошли! — окончательно рассердился главнокомандующий. Честное слово, эти обсыпанные нафталином судебные чучела не понимают, что мы живем накануне революции. Повешение! Чтобы потом газеты раскричались на весь мир. Кого они там решили повесить?
— Котовского. В некотором роде знаменитость.
— А! Слыхал. Читал его записи автобиографического характера. С темпераментом изложено, чувствуется незаурядная личность… Нет, его-то уж никак нельзя повесить…
Брусилов задумался.
— Вот что, — произнес он наконец. — Напишите: «Приговор утверждаю, заменив смертную казнь каторгой без срока».
— Мудрое решение, ваше высокопревосходительство! Проявлен гуманизм и… ничего в сущности не изменяется…
Брусилов пожал плечами:
— Единственное, что можно сделать.
И он захлопнул папку, показывая, что разговор окончен.
Вскоре узники Одесской тюрьмы услышали раскаты «ура», грохот оркестров, пение «Марсельезы». Это долетели отзвуки Февральской революции. События развертывались с нарастающей быстротой. Новости волновали, вызывали споры, обсуждения. Одно за другим приходили сообщения: Николай Романов отрекся от престола! Создан Временный комитет Государственной думы! Возглавляет Родзянко!
— А что это за Родзянко?
— Родзянко-то? Монархист!
— Создано Временное правительство во главе с князем Львовым…
— Опять князем! И всегда выкопают откуда-то князей!
— Временное, временное, — удивлялся простодушный парень, один из завсегдатаев Одесской тюрьмы. — А когда же будет постоянное?
— Постоянное есть, — ответил матрос, присланный для наблюдения за тюремной администрацией. — Советы рабочих, крестьянских, матросских и солдатских депутатов.
Одесский Совет рабочих, крестьянских, матросских и солдатских депутатов потребовал освобождения Котовского из тюрьмы.
— Хорошо, — ответили им в суде, — но что вы-то за него хлопочете? Ведь это же уголовный, а не политический преступник. Впрочем, есть соответствующие инструкции, есть комиссия, учрежденная Керенским, там все и разберут. Только без анархии, господа-товарищи! Только, ради бога, без анархии!
И опять заседает Одесский военно-окружной суд, опять постлана на стол тяжелая зеленая скатерть. И те же восковые лица за огромным мрачным столом на черных стульях с высокими резными спинками.
Председательствующий, тонко улыбаясь, призывает господ членов суда быть демократичными.
— Не вижу большого смысла посылать подсудимого Григория Котовского на каторгу. Или он убежит еще по дороге, или будет освобожден деморализованной толпой, которая опьянела от восторга и которую еще не скоро удастся угомонить.
Члены суда кивали головами:
— Безусловно! Безусловно!
— Господа! Мы — патриоты. Мы требуем: «Война до победного конца». Я предлагаю подсудимого Котовского, учитывая постановление Временного правительства от семнадцатого марта…
Председательствующий сделал эффектную паузу и закончил:
— У-с-л-о-в-н-о освободить от наказания и передать его в ведение военных властей.
— Правильно! — вдруг выкрикнул представитель комиссии, нарушая порядок заседания, прерывая самого председательствующего и высказываясь от полноты чувств. — Мы его помилуем и пошлем в маршевую роту, на передовые позиции, где его с пользой для отечества и — я не ошибусь, если скажу, — к полному всеобщему удовольствию убьют в первом же бою!
Так состоялось помилование Котовского. Его поздравляли, затем обмундировали и пожелали счастливого пути.
Шинель была грубая, сапоги немного жали… Начиналась новая и непонятная пока полоса жизни.
Пятая глава
1
Четвертого августа 1917 года Котовского отправили на Румынский, фронт. Одновременно переслано было секретное указание: для искупления тягостной вины кровью желательно вышеименованного Котовского передать в самую опасную и несущую наибольший урон воинскую часть.
— В саперы его? — вопросительно произнес полковник, прочитавший секретную рекомендацию.
— Зачем же? В разведку! В Сто тридцать шестой Таганрогский полк! Он как раз не укомплектован.
Есть такая русская сказка: злая мачеха посылает нелюбимую, неродную дочку, писаную красавицу, в зимнюю стужу в лес на верную гибель. Но всем мила и любезна хорошая девушка. Она не только не гибнет, но еще и возвращается из лесу с богатым приданым.
Так и Котовский. Как ни старались враги уничтожить его, находчивость, удивительная жизнеспособность и неизменное расположение к нему народа, всех тех людей, которые близко узнавали его, — все это выручало Котовского. Из всех бед и несчастий он выходил невредимым и еще более сильным и приспособленным для борьбы.
Находиться в разведке! Вот когда он доподлинно узнал все законы войны!
Начальник разведки унтер-офицер Трофимов после первого же дела удивленно заметил:
— Ты, заметил я, каждой пуле не кланяешься. Обстрелянный?
— Бывало, — осторожно ответил Котовский.
Оружие у него в образцовом порядке, начищено, блестит. Но никакого бахвальства в этом новом разведчике. И товарищем оказался хорошим.
Ходили они в тыл неприятеля. Попадали в большие переделки. Ловок и находчив был Котовский. Унтер Трофимов даже подумывал, не из разжалованных ли офицеров этот здоровяк.
Однажды, находясь в тылу противника, разведчики увидели, что немецкие войска перегруппировались, подошли со всеми предосторожностями вплотную к расположению таганрогцев. Котовский, переодевшись в шинель убитого немецкого солдата, побывал среди передвигающихся по дорогам обозников.
— Сегодня на рассвете они разгромят наш полк, — сообщил, возвратясь, Котовский.
— Так ты что? — спросил окончательно сбитый с толку Трофимов. — Ты и по-немецки можешь?
Необходимо было срочно пробраться в свое расположение и предупредить командование полка. Но тут случилось непредвиденное: они наткнулись на немецкий секрет, и первая же пуля сразила Трофимова. Правда, вслед за этим без лишнего шума, без стрельбы секрет был заколот штыками.
