Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1
Кваша. Товарищи, я с вами говорю серьезно. В чем дело?
Илюша. А мы разве не серьезно? Соцсоревнование. Факт. Кто кого дольше пересидит? Они нас или мы их?
Кваша. Евдоким!
Евдоким. Ну?
Кваша. Когда агрегат пойдет?
Евдоким. Может, через год… а может, при социализме.
Кваша. Опять «Мофей»?
Дуванов (встал). Опять «Мофей», товарищ технорук! Будем прямо говорить. Вы наш человек, и много мы знаем наших. А есть… сами знаете. А вы их почему-то… вроде остерегаетесь. Вы нас простите, мы народ грубый, фигли-мигли разные не знаем, кроем напролом, а вы — нет. Они нам переконструировали — правда. Но в чертежах ни черта не разберешь. Поняли загадку? Чертежи с хитростью, сами не являются, и весь наш пот идет в трубу. Ударники, а сидим… Смекаете?
Кваша. Где у вас телефон?
Митрофан. Звонил я пятнадцать раз…
Входит первый инженер. Кваша молча, отойдя в сторону, наблюдает.
Первый инженер. Где тут молот «Мофей»?
Елизар. Пожалуйста.
Входит второй инженер.
Второй инженер. Где ваш молот «Мофей»?
Елизар. Пожалуйста.
Входит третий инженер.
Третий инженер. Где молот?..
Елизар. Пожалуйста.
Входит четвертый инженер.
Четвертый инженер. Где?..
Елизар. Пожалуйста.
Пришедшие молча возятся у стана.
Евдоким. Это их директор пуганул…
Первый инженер (второму инженеру). Илья Юльевич, пожалуйста, включайте.
Второй инженер включает. Молот работает.
Вот видите! Все просто.
Евдоким. Мы тоже говорим — просто. А ежели бы вы вашего Илью Юльевича при чертеже к нам доставили, так еще бы проще было. До свиданья! Спасибо!
Кваша (первому инженеру). Безобразие, господа, безобразие!..
Первый инженер. Ничего безобразного здесь не вижу.
Инженеры уходят.
Евдоким. Ну, кузня… худей! Благослови, господи, и ты, новопреставленный кум Яша… По-э-ма!.. (В сторону термической печи.) Эй, там… давай! Помощнички! Подогревай задочки, браточки, подогревай!
На подставку к Евдокиму подручный бросает раскаленный топор. Его щипцами подхватывает Евдоким, вставляет в рот первого пресса и бросает соседу.
На черном фоне силуэтов тяжелых станин, под могучую музыку завода, прыгают и исчезают красные светляки. Две-три минуты длится это зрелище. Рубильник. Агрегат стал.
Вот какая поэма!
Кваша. Твоего сочинения.
Евдоким. Факт! Ставь дюжину пива! Эх, товарищ Кваша, разреши тебя позвать по имю-отчеству — Ларивон Игнатович! Боевой ты у нас технорук. Демократический человек. Матершинник — нет спасения! (Проходит Рудаков). А-а! Товарищ уполномоченный, вашим от наших!.. Вот бы сейчас нам этих туристов из-за границы… А то ходят, пересмехаются. Хотелось бы мне какому-нибудь гаду по башке болванкой дать. Где они есть?
Кваша. Отправились на Запад.
Евдоким. Ну и черт с ними!
Рудаков (Кваше). Поздравляю! Искренно поздравляю!
Кваша. Уезжаете?
Рудаков. Да. До свиданья! (Уходит.)
Кваша (вслед). «Поздравляю»!.. Тебя бы на тачке отсюда вывезти без штанов… Сволочь!
Илюша. Кого? Момент! Устроим кинокартину.
Кваша. Ладно. Пусть уезжает. Там дирекция поведет особый разговор… (Встряхнулся.) Ну, ладно. Так в чем дело?
Входит рабочий седой.
Рабочий седой (задыхается). Беда!
Кваша. Где?
Рабочий седой. Беда!.. Весь завод обегал. (Кваше). Вас ищут… Беда — сил нет!
Кваша. Что случилось?
Рабочий седой. Не то случилось, не то не случилось… не пойму я.
Кваша. Кто ищет?
Рабочий седой. Все. В лабораторию… Смерть надо… И тебя, Евдоким, смерть надо. Идите туда. Идите же!
Эпизод пятый
Мартеновский цех в той части, где шли опытные плавки. На столе головой к шкафчику, где хранят мастера свои вещи, спит Степан. Рядом на скамейке сидит Имагужа, поет унылую башкирскую песню.
Входит Баргузин.
Баргузин. Мастер!
Имагужа. Не кричи — спит. Айда.
Баргузин. Плавку кончили?
Имагужа. Плавка кончал, она падала, храпел, совсем мертвая.
Баргузин. Пусть спит… Как плавка?
Имагужа. Инженер говори.
Баргузин. Ты не давай его никому будить. (Уходит.)
Имагужа. Знаем… Ай, мастир, мастир!.. (Отогнал муху.) Чертов зверь, куда лезешь? (Запел.)
Прибежал Глеб Орестович.
Глеб Орестович. Мастер!
Имагужа. Шш!.. Нилза… Приказ получил. (Загородил стол.)
Глеб Орестович. Какой приказ? Что ты!
Имагужа. Она упала… Вся упала и заснула…
Глеб Орестович. Куда они делись? Куда они исчезли? (Почти убегает.)
Имагужа. Какой чудной народ!.. Зачим трогать чиловека?
Появилась Анка, подскочила к Степану.
Анка (задыхаясь, шепчет). Степашка!.. Степа, милый! Что ты сделал?
Имагужа. Зачим? Зачим шурда-мурда делаешь?
Анка вихрем носится по пустому цеху. Ее волосы растрепаны, лицо пылает. Она любит — и в бурном проявлении радости, силы и страсти, только так, в бурном движении, может проявить свою любовь. Кажется, воздух и стены гудят ей в ответ.
Анка (восхищенно шепчет). Милый!.. На самую высокую сопку… Под небо, под солнце… Милый, на руках унесу… На самую сопку… (Исчезла).
Имагужа. Совсем сумасшедший девка… совсем…
Степан громко храпит. Идет мать Степана с узелком.
(Шепотом.) Мамаша, ша…
Мать (подвинула табуретку, села). Спи, мой подлец. Хоть бы подушку ему кто положил… До чего довелся!.. Жить-то вы, дьяволы, не умеете! Ух, обормот, обормот, на лицо серый стал… Спи!.. (Плачет. Отгоняет муху.) У-у… Глаза-то, как пятаки медные. И остынет все теперь у меня… Спи… Храпи, храпи, ничего.
Опять мчится Анка. Она подбежала к старухе, схватила, обняла ее, закружила.
Анка. Пусть спит… Не плачь… Пойдем, мать!
Мать. Какая я тебе мать? Нюшка, убьешь… Что ты!
Анка. Летим, мать! Пускай теперь спит… Пускай теперь весь мир спит, а мы будет танцевать… Летим, мать! (Почти уносит старуху.)
Мать. Нюшка, убьешь… Что ты!
Обе исчезают.
Имагужа. Совсем сумасшедший…
Сверху сбегает Глеб Орестович. Теперь он рассматривает маленькие зеркала, глядится в них, что-то шепчет и бросается к Степану, оттолкнув Имагужу.
Глеб Орестович. Техник! Техник! Степан Ерофеевич!.. Степан! Степашка! Ты умер?.. Оживи, черт!
Имагужа. Спит человек. Зачим? Никураша.
Глеб Орестович. Кто сейчас может спать?.. (Мечется в пустом пространстве). Люди! Люди! Куда они все исчезли? Имагужа, ты видишь… (Мечется и вдруг бросается в зрительный зал, в партер. Его берут в свой фокус прожектора).
Музыка. Входят Давид и Баргузин.
(Публике). Смотрите! И бейте о пол. Это зеркало. Это стальное зеркало… Необыкновенный металл!
На сцене мрак. Зрительный зал освещен. У оркестра — представитель театра.
Представитель театра. Не ради театральной эффектности мы вынесли действие в зрительный зал. Мы выносим его дальше и шире, в фойе нашего театра. Мы стремились дать на сцене живую действительность, подлинную быль, подлинную героику эпохи. Замечательная история с топором, когда в борьбе с иностранной зависимостью рабочие реконструировали производство, героическая история открытия советской нержавеющей стали в действительности происходила на заводе Южного Урала в городе Златоусте. Не бутафорские вещи показывает вам участник спектакля. И в фойе театра мы приглашаем вас, зрителей, осмотреть выставку Уральского завода имени Ленина.
