Гавриил Кунгуров - Оранжевое солнце
Телеграмму ему вручили вечером. Он шагал по комнате, перечитывая, разговаривал сам с собою, и выходило — надо ехать. Цэцэг больна, Цэцэг в больнице... Утром он пойдет к самому директору рудника, покажет телеграмму, конечно, дадут отпуск. Задерживаться нельзя, надо скорее сложить дорожные вещи. Успеть бы сбегать на автобазу, узнать, когда уходят машины. Посмотрел на часы. Поздно...
...Директора в кабинете не было, он пришел позже, увидел Эрдэнэ в приемной.
— Ты что тут сидишь? Кто у машины?
— У меня срочное дело...
— А начальник цеха не мог решить?
— Не мог, очень важное...
— Ну, заходи.
Директор взглянул на телеграмму, потом на Эрдэнэ, вновь на телеграмму:
— Кто такая Цэцэг? Мать, сестра, жена?
— Нет. Мы друзья, самые близкие друзья, еще со школы...
— Значит, друзья... Так-так... Ты только окончил курсы, хорошо окончил. Можно бы и отпустить. Но пойми — дело есть дело. У нас на руднике сейчас самое горячее время, все ударники — и монтажники, и слесари, и наладчики. Всюду людей не хватает... Сам знаешь, мы вынуждены были отпустить мастера Бямбу. Врачи запретили ему работать в Гоби. Человек он в годах...
Эрдэнэ выпрямился, его удивленные глаза столкнулись с такими же удивленными глазами директора:
— Что так смотришь? Не знал?
— Товарищ директор, Бямбу не будет работать на руднике? Как же я без него?..
— Врачи, понимаешь, врачи! Проводим старика дружески. Все жалеют; по водонапорным машинам он алтны-дархан — золотых дел мастер...
Директор отвернулся, потом посмотрел на Эрдэнэ столь строго, что тот опустил голову. В кабинете тихо, лишь лениво тикают стенные часы. Директор позвонил, вошла его секретарь. Она уже привыкла — знала для чего ее вызывают. Села у стола, открыла блокнот.
— Пиши. Назначить помощника мастера водонапорного цеха Эрдэнэ на должность исполняющего обязанности мастера, установить ему оклад в размере...
Эрдэнэ смутился, но заговорил твердо:
— Не надо... Я не справлюсь...
Директор переложил папку с бумагами с одного места на другое, постучал пальцами по кромке стола, поглядел на Эрдэнэ:
— Что ты сказал, подумал? У кого учился? У Бямбу! Иди, да будь достоин своего учителя...
— Отпустите меня, товарищ директор.
— Куда?!
— Прошу отпуск. Только на две недели...
— Слышал. Где она, кем работает?
— Лаборантка, на комбинате в Сайн-Шанде.
— Соседка. Прекрасно. Всегда договоримся. Переведем ее сюда, нам нужны такие кадры. Она знающая лаборантка?
— Она в больнице, упала с лошади, сломала ногу.
— Ничего, выздоровеет. Если ты ей нужен, приедет.
Эрдэнэ погас, вышел из кабинета, постоял, потер ладонью лоб и поспешил в цех. После работы домой не пошел, долго бродил по улицам Дзун-Баина. Когда вошел в свою комнату, не узнал ее — все не на своем месте. Толкнул ногой стул, неловко сдвинул стол. Зажег свет, перечитал телеграмму Цэцэг. Присел к столу, стал писать ответную. Написанное разорвал, шагая по комнате, размахивая руками, выкрикивал:
— Хватит! Брошу рудник, уеду к Цэцэг. Что будет, то и будет, а я уеду!..
Открылась дверь, вошел Бямбу.
— Слышу, рычишь. Думаю, с кем же он сражается? Сам с собой. Кто же обидел?..
Эрдэнэ к Бямбу:
— Расстаемся, почтенный, и так неожиданно... Еще бы поработали, куда теперь?
— В степь, в родную степь. Гоби не для меня.
— Жили и работали вместе, никогда не слышал, что вы больны, что виновата Гоби. Узнал от самого директора.
— Был у него? Все уладилось? Рад. Поздравляю и горжусь, ты теперь начальник...
— Я просил директора отпустить меня...
У Бямбу дернулась бровь, он тяжело провел ладонью по лицу, сел на стул.
— Куда отпустить?! Стыдись! Я тебя рекомендовал...
— В отпуск. Несчастье у Цэцэг, лежит в больнице. Директор каменный человек, не отпустил. Убегу!..
— Если еще не убежал, не убежишь. Я в своей жизни раз пять убегал, и всегда оставался на том же месте. Цэцэг не вечно же будет в больнице...
— Прислала телеграмму. Чуть насмерть не убилась. Читай, — и протянул листок.
Бямбу прочитал телеграмму, рассмеялся. Эрдэнэ обиделся:
— Почему смеешься?
— Женская рука. Думаешь, только тебе послала телеграмму? Всем знакомым. Все должны пожалеть.
— Прости меня, почтенный, но я тебе не верю. Не могу поверить...
— Сохрани в надежном уголке своего сердца слова мудрых: «Человеку верь, но не делай глупости».
Эрдэнэ отвернулся, — видимо, надежного уголка в его сердце не находилось, чтобы хранить эту мудрость. Он думал о Цэцэг.
Бямбу догадался, лицо его приняло ласковое выражение, слова полились осторожные:
— Цэцэг молоденькая, ножка у нее быстро заживет.
Сказал и вдруг переменился — глаза и голос строгие:
— Другим заполни голову, цех тебе доверили. Цех! В твои годы я побоялся бы и мечтать об этом...
Потом запросто, будто невзначай спросил:
— А чайник-то у нас не остыл?
Пили чай не торопясь.
Бямбу свернул Эрдэнэ с его тропинки и до поздней ночи вел по своей дороге. Перед Эрдэнэ открывалось неожиданное и столь важное, что он забыл обо всем; каждое слово отслаивалось надолго, может, и навсегда. Мощные водонапорные машины, капризы которых нередко страшили, казались ему теперь не такими непостижимыми. Бямбу говорил то громко, то вполголоса, то доходил до шепота:
— Слушать надо, Эрдэнэ, сердце машины. Как оно бьется? Как машина дышит? Что ей надо? Конечно, чистота, смазка, регулировочка — внимание, постоянное внимание!..
Мастер открывал свои секреты, убеждал, что машина может размеренно и точно работать, отдавать свою мощь полностью только по воле мастера. Он для нее и отец и мать. Бямбу, назвав марки машин, повел Эрдэнэ по их тайным лабиринтам. И многое помощнику раскрылось заново. Когда мастер заговорил о клапанах, их слесари и наладчики считают самыми капризными и уязвимыми деталями машин, помощник выпрямился, недоуменно развел руками:
— Никогда этого не встречал в инструкциях, наставлениях и правилах...
— Инструкции и правила запомнил, это похвально, а соль-то тут, — Бямбу ткнул пальцем в лоб. — Машину, мало знать по инструкциям, в нее надо влюбиться. Да-да, влюбиться! Тогда можно поверить... — Бямбу не договорил, направил свои хитрущие щелки глаз на портрет Цэцэг, который висел на стене.
Эрдэнэ будто ничего и не заметил.
...Уже пробился в окно первый утренний свет, когда мастер и помощник легли спать. Эрдэнэ уснуть не мог; то вслушивался в глухое дыхание машины, то перед ним вставали разгоряченные глаза Бямбу, то строгий директор. Разговор с мастером и встреча с директором никогда не забудутся.
Разве можно такое забыть? Отпуск... Какой отпуск! Ему надо быть в цехе. Специалист, без которого руднику трудно прожить даже две недели...
Эрдэнэ выскользнул из-под одеяла и к столу; его глаза улыбались и радовались. Написал ответную телеграмму быстро, на одном дыхании: «Цэцэг, поверь, я с тобой, хотя приехать не могу. Выздоравливай, встретимся».
Открылась счастливая даль, но не каждому дано идти по ее манящей дороге.
Эрдэнэ не пришлось исполнять обязанности мастера водонапорного цеха, не удалось встретиться с Цэцэг. Ему вручили повестку — призван в ряды Народно-революционной армии.
...Не сбылось желание помощника проводить своего учителя на заслуженный отдых, заменить в труде. Эрдэнэ оказался среди тех, кого и мастер Бямбу торжественно провожал в армию.
Проводы призывников в Дзун-Баине прошли празднично: собрались в рабочем клубе, пели трубы оркестра, говорились сердечные речи. Напутствие Бямбу было кратким:
— В армии высоко держите рабочую честь рудника, высокую технику храните строго, она должна быть всегда готова к бою.
Хухэ в нарядном дэли стояла под знаменем ревсомола. Глаза серьезные, чуть смущенные, голос звонкий; слова ее пожеланий запомнили многие:
— Будьте стойкими красными цириками — мастерами в армии, такими мастерами, чтобы я, маленькая учетчица, ежедневно ставила в табель каждого из вас: задание выполнено, качество — отличное!..
Эрдэнэ зачислили в мотомеханизированную часть.
Ему, внуку знатного пастуха Цого и Дулмы выпала честь стать мастером передовой техники двадцатого века, которой оснащена армия его Родины.
УМНЫЙ ПОЭТ НАПИСАЛ
...Бодо и Харло поднялись рано, и каждый за свою работу. Бодо побывал уже на пастбище, где трудятся, как любил говорить, овечки первого приплода. Харло без устали прихорашивала юрту: скоро приедет Цэцэг. Дагва обещал привезти ее сегодня. Дали светлы, степь прозрачна, виден даже Синий перевал. Харло беспрерывно выбегала из юрты, прикрывая ладонью глаза от солнца, всматривалась в ту сторону, где холм пересекала желтая дорога. Ни одна машина этот холм не минует. Первым увидел машину Бодо. Спокойно дымил трубкой, молчал:
