Владимир Дягилев - Весенний снег
Профессор Крылов не произвел на нее впечатления.
В кресле сидел маленький, невидный человек, в халате, шапочке, лицо клинышком, глаза острые, строгие, без улыбки. Ей невольно вспомнился Горбачевский со своим обаянием, со своей броской воспитанностью, и воспоминание это еще сильнее насторожило ее.
Крылов, как видно, и не старался произвести впечатления, заговорил резковато, не заботясь о приветливости (ей опять вспомнился голос Горбачевского - мягкий, певучий, обволакивающий).
- Слушаю вас. Какие жалобы? - спросил Крылов и краем глаза взглянул на Сережу.
Вера Михайловна уловила, что взгляд его при этом смягчился, и это подбодрило ее, дало силы для разговора.
- Мальчик болен. У него тетрада Фалло. Вот бумаги:
Она протянула целую кипу бумаг. Крылов отложил их в сторону и начал задавать обычные, знакомые, надоевшие ей вопросы. Вера Михайловна отвечала, как нелюбимый урок, лишь бы отвязаться. Профессор будто бы не придал значения ее тону. Он был терпелив и настойчив. Расспрашивал еще и еще, до той поры, пока не добивался нужного ему ответа. Потом он поблагодарил Веру Михайловну и обратился к Сереже:
- В футбол играешь?
- Не.
- А в бабки?
- Нет.
- Ну, тогда пойди сюда,-и профессор впервые улыбнулся. Во рту блеснул золотой зуб.
"У этого зуб блестит, а у того-улыбка", - подумала Вера Михайловна, снова мысленно сравнивая Крылова и Горбачевского. И это сравнение все время напоминало ей о печальном итоге, об обманутых ожиданиях и поддерживало недоброе, воинственное недоверие.
В конце концов она не выдержала и заявила:
- Если для показа студентам, как редкий случай, то я не согласна.
И опять Крылов пропустил ее заявление мимо ушей, продолжая осматривать Сережу.
Вера Михайловна закусила губу и замолчала, стала наблюдать, как проходит осмотр. Что-то на первый взгляд неуловимое отличало Крылова от других врачей.
Пожалуй, решительность, уверенность и осторожность.
Она заметила, что будто бы он и не щадит мальчика, поворачивает круто, прикасается вроде бы сильно, но Сережа молчит, не проявляет недовольства, не морщится. Значит, прикосновения не болезненны, не неприятны.
Они мягкие и эластичные. Человек знает, что и как делать, чтобы выходило терпимо.
- Сколько же тебе лет? - закончив осмотр, спросил профессор Сережу.
- Пять с четвертью.
- Ух ты.
- Да кто же тебе сказал так? - вмешалась Вера Михайловна, пораженная ответом сына не меньше, чем профессор.
- А дяденька Блинов.
- Это в клинике, - вырвалось у Веры Михайловны.
- В какой?
- Да мы ж к вам от Горбачевского.
В этот момент открылась дверь и появился Алексей Тимофеевич.
- Ой, здравствуйте! - невольно воскликнула Вера Михайловна.
Алексей Тимофеевич на какое-то мгновение не то растерялся, не то смутился, но затем взял себя в руки, слегка поклонился Вере Михайловне и деловито заговорил с Крыловым..Он что-то медицинское спросил, Крылов что-то ответил, и Алексей Тимофеевич ушел.
- Так, значит, от Горбачевского?-спросил профессор.
- Вот Алексей Тимофеевич как раз и устраивал.
Спасибо ему, Да только зря все..,
- Не первый раз. Не первый, - произнес Крылов резким тоном, точно сам для себя свои мысли высказал.-Ну что же, лечить будем.
Слова его озадачили Веру Михайловну. Если бы он сказал обычное "посмотрим", она бы возразила. Она уже приготовилась к возражению. Но он произнес "лечить будем", и это остановило ее.
"Но лечить - это еще не означает операцию", - подумала она, хотя возражать было уже поздно.
Крылов протянул ей бумагу с личной печатью, со штампом. Там резолюция: "положить" и приписка: "по жизненным показаниям".
Вера Михайловна вспомнила волынку с оформлением в клинике Горбачевского и удивилась: "А как он узнал об этом? Узнал и упреждает!"
Она кивнула. Она согласилась. Она не то чтобы вновь поверила, нет, веры в ней сейчас не было ни на капельку, но она увидела в словах профессора хоть какой-то выход, точнее, хоть какую-то возможность оттянуть поездку домой. Обратно в Выселки Вера Михайловна не могла еще ехать. Никак пе могла.
Крылов встал, подошел к ней и положил руку на плечо:
- Лечить будем.
Он довел их до двери, взлохматил на прощанье Сереже волосы и обратился к секретарше:
- Леночка, Алексея Тимофеевича ко мне.
Класть решили сегодня же, сейчас же. Федор Кузьмич настоял.
- Раз уж приехали- не раздумывай. Мало ли чего.
А за вещами я съезжу. Пока ты тут возишься, я и обернусь.
Он был явно обрадован оборотом дела. А главное, тем, что проходила его идея. Как-никак это он настоял, чтобы к Крылову ехать.
Федор Кузьмич действительно быстренько обернулся. Пока Сережу оформляли, мыли и переодевали, Федор Кузьмич снова был уже здесь, в приемной. Вся процедура приема на этот раз проходила без задержки. Правда, у главного врача Вера Михайловна немного испугалась, но все обошлось. Главный врач потер свой мясистый нос, снял трубку и позвонил. Она догадалась - Крылову.
- Ты опять,-сказал главный врач.-Ну, смотри...
И все. Остальное пошло как по маслу. , Когда Сережу вывели из приемной в большом, не по росту, до самых пят больничном халате, ей вдруг сделалось так жаль его, какое-то недоброе предчувствие охватило ее. Она не удержалась, окликнула:
- Сереженька! - и бросилась к нему, и обняла, и прижала к груди.
Она вся дрожала и никак не могла унять эту дрожь.
- Ты чего, мам?
- Да так. Ничего. Озябла что-то.
Она через силу улыбнулась сыну.
- Мам,-спросил он,-а этот дядя профессор хороший?
- Хороший.
- А он волшебник?
Она удивилась вопросу, но, чтобы не разочаровывать сына, подтвердила:
- Почти.
Веру Михайловну окликнула сестра приемного покоя:
- Вас просили зайти к профессору Крылову.
Вот тут-то Вера Михайловна и вспомнила об Алексее Тимофеевиче, о неожиданной встрече с ним и о последних словах Крылова. Других причин приглашения она не находила..
"Может, я подвела его? Но ведь он ничего худого...
Я так и буду говорить. Мол, спасибо. Только благодарна. Никаких претензий к Алексею Тимофеевичу нет".
Потом она отвлеклась от этих мыслей, стала думать о том, что написать Никите. "Об отказе от операции писать не буду. Насчет всего человечества тоже не упомяну... Просто... Да, да, просто скажу, что перевели в другую клинику. О клинике Крылова он и сам знает".
Впервые она собралась лгать мужу, но не устыдилась этой лжи, а обрадовалась ей: она сохраняла спокойствие в доме, уберегала родных и дорогих ей людей от ненужных волнений.
- Вас Вадим Николаевич ждет, - завидев ее, будто обрадовалась секретарша.
На этот раз Вера Михайловна рассмотрела профессора поподробнее. Оказывается, у него черные, с редкой сединкой волосы, у глаз и у рта морщинки, особенно они заметны у рта, как две уздечки с каждой стороны.
А глаза темно-карие, умные, будто всевидящие. И взгляда он не отводит. От всего облика его исходила уверенность и убежденное спокойствие. На сей раз он был более .приветлив, усадил Веру Михайловну напротив себя, но заговорил совсем не о том, о чем она предполагала.
- Тут, видите ли, один вопрос. Вы доктора...-он заглянул в бумагу,-Петюнина знаете?
- Нет,-отказалась Вера Михайловна, не припоминая такой фамилии. - Нет, не знаю.
- Владимира Васильевича Петюнина,-повторил Крылов.
- Владимира Васильевича...-повторила за ним Вера Михайловна.-Так это ж наш! Из Медвежьего.
- Вот-вот, видите,-подтвердил Крылов.-Он заходил. Вами интересовался. Просил разрешения на .посещение... А вы, оказывается, из знакомых мест. Расскажите-ка о себе.
Вера Михайловна рассказала. Не так подробно, как когда-то Горбачевскому, без прежней охоты, но точно и откровенно.
- А вы что.. . Видите ли... - Крылов тянул, подыскивая слова.-Вы сколько уже здесь живете? Трудновато. Накладно. Так во-от... Могу предложить... Не хотите нянечкой поработать?
Предложение было неожиданным. Вера Михайловна растерялась.
- Я понимаю,-извиняющимся тоном произнес Крылов.-Вы учительница... Но другого пе могу...
А пособить вам хочется. Дело в том, что это надолго с мальчиком. Я имел в виду, что процедура эта, видите ли, трудоемкая.
Веру Михайловну поразила не неожиданность, не само предложение профессора, а мотивы этого предложения. Ее до боли тронуло одно слово: пособить. Давненько она его не слышала. А слово-то дорогое, хорошо знакомое, выселковское, там его часто произносят. Пахнуло родными местами, родными людьми. Будто душевный мостик перебросило это слово от сердца профессора к ее сердцу.
Крылов ждал, и Вера Михайловна произнесла:
- Можно, я подумаю?
- Конечно. Это, видите ли, не к спеху.
Она раскланялась и вышла.
Доехав до главпочтамта, поспешно села за письмо Никите. В нем она сообщила, что уже согласилась поработать санитаркой. "Мне нисколечко не будет трудно, - писала она.-А помогать людям буду. И Сереженька на виду будет... А профессор обещал лечить. О нем люди хорошее говорят".
