Юрий Колесников - Особое задание
Однажды после пятидесятикилометрового перехода, к рассвету, части дивизии расположились в близких одно от другого селах на кратковременный отдых. Дежурные роты заняли оборону, перекрыли дороги, ведущие к главным магистралям, а подступы к ним заминировали. Там, где предполагалось появление противника, были выставлены заставы, усиленные легкой артиллерией.
С наступлением дня всякое движение в расположении дивизии прекратилось, жизнь в селе, казалось, замерла. Только серовато-белый дымок струился из труб в пасмурное мартовское небо — это польские крестьяне готовили обед для партизан. Изредка, прижимаясь к изгородям, гуськом торопливо проходили разведчики: одни уходили на выполнение задания, другие возвращались. Через каждые пять-шесть домов, притаившись, стояли часовые и зорко следили за всем, что происходило вокруг, а главное, — за «воздухом».
В полковых санитарных частях не спали. Кипятили воду, стерилизовали шприцы и скальпели, нарезали бинты из грузового парашюта или из кусков домотканого холста. Тишину лишь изредка нарушал приглушенный стон раненых. Оперировали круглосуточно, ведь даже кратковременный отдых создавал «идеальную» обстановку, обычно операции делали чуть ли не на марше.
Стал располагаться на отдых и штаб полка. Войдя в просторную чистую комнату, старший лейтенант Томов, помощник начальника штаба полка по разведке, оглядел помещение. Хатой он остался доволен и тотчас же велел связным вносить имущество.
У большой крестьянской печи хлопотала пожилая полька — хозяйка дома. Обернувшись на шум, она добродушно спросила Томова:
— Пан бендзе у нас мешкать?
— Нет, хозяичка. Мешать мы вам не будем...
Полька сделала удивленное лицо, но промолчала. А когда связные стали вносить вещи, снова задала свой вопрос:
— Пан бендзе мешкать? Мешкать у нас?
— Что вы, мамаша, не беспокойтесь, не будем мы мешать, — наперебой спешили заверить хозяйку связные.
В это время с охапкой дров в руках в комнату вошел хозяин. Он о чем-то поговорил с женой и подошел к Томову.
— Пан мувил цо не бендзе мешкать, але юш мешкае... — учтиво проговорил он.
«Что за чертовщина! Придется, видно, перейти в другой дом, раз хозяева считают, что мы им мешаем...» — подумал Томов и хотел уже дать распоряжение подыскать для штаба другое помещение. Недоразумение разрешил полковой врач Зимма. Чех по национальности, он до войны долгое время жил в Польше и польский язык знал хорошо. Он-то и объяснил, что «мешкать» по-польски вовсе не означает «мешать».
— «Мешкать» — это жить, проживать... — сказал Зимма со смехом.
Обстановка сразу разрядилась. Пан Янек, так звали хозяина, оказался добродушным и словоохотливым. Он с готовностью объяснил, в каких направлениях от деревни расположены районные центры, какие там гарнизоны и что особенно старательно охраняется оккупантами. Все это было очень важно, тем более, что командование дивизии намеревалось задержаться в этих местах на два-три дня, так как после непрерывных боев партизаны очень нуждались в отдыхе.
Надо было дать передышку и коням. Длительные ночные переходы измотали их. К тому же почти все были раскованы. Правда, снег уже сошел, но по ночам, когда дивизия находилась в рейде, дорога подмерзала. Лошадей надо было ковать, и партизанские старшины собирали по селам кузнецов. К этому важному делу привлекли и пана Янека.
Во время обеда пан Янек неожиданно хлопнул себя по лбу:
— Старый дурень! Чуть не забыл! — и он рассказал, что по ту сторону шоссейной дороги Тарногруд-Замостье, в селе Щевня, одна польская семья укрывает раненого советского летчика. Более того, пан Янек сказал, что летчика будто бы привезли в тот дом... немцы!
Последние слова хозяина вызвали у партизан недоверие. Мало ли какие слухи ходят среди местных жителей! А те все выдают за правду.
Но пан Янек стал клясться, что это действительно так.
— Они даже доставляют ему продукты и лекарства... Так, так!.. А неделю назад на бронеавтомобиле привезли к нему нашего лекаря, поляка из Билгорая.
— Вряд ли немцы стали бы укрывать советского летчика да еще доставлять ему медикаменты и продукты. Не верится что-то! — скептически заметил Томов.
Но доктор Зимма был другого мнения:
— А почему бы и нет?.. Может, среди немцев есть коммунисты!..
Томов пожал плечами, однако о рассказе пана Янека немедленно доложил командиру полка и в штаб дивизии.
К вечеру того же дня была снаряжена небольшая, хорошо вооруженная группа из конных разведчиков, посаженных на подводы взвода автоматчиков, отделений бронебойщиков и пулеметчиков и приданной сорокапятимиллиметровой противотанковой пушки на конной тяге с расчетом. Задача состояла в том, чтобы доставить в дивизию раненого летчика, если рассказ пана Янека подтвердится. Командиром назначили старшего лейтенанта Томова, в последний момент решили, что с группой пойдут комиссар батальона капитан Тоут и доктор Зимма. Летчику, возможно, придется оказать медицинскую помощь. Проводником пошел пан Янек.
Группа шла всю ночь. Пан Янек знал местность отлично и вел партизан кратчайшей дорогой. Однако чем ближе подходили партизаны к намеченной цели, тем больше убеждались, что к рассвету Щевни не достичь. Дорогу, как нарочно, развезло, и местами, в низинах, колеса пушки и подвод вязли по ступицы. Шли медленнее, чем предполагали, и это несколько изменило намеченный план.
К семи часам утра группа вышла из леса. Впереди лежала открытая местность. Засветло тут идти было уже небезопасно, тем более, что невдалеке виднелось шоссе. По словам пана Янека, здесь уже с раннего утра начиналось непрерывное движение.
Но Томов решил двигаться вперед. Взмыленные кони пошли рысью.
Когда рассвело, партизаны находились в полутора километрах от шоссе. Удастся ли перемахнуть его незамеченными?
— Может, вернемся в лес, а вечером сделаем бросок? — предложил Тоут.
Томов имел уже немалый опыт партизанской борьбы, но сейчас и он оказался в затруднении. Что делать? Перед ними за гребнем лежит шоссе. Двигаться дальше или вернуться?
Томов осмотрелся. Сквозь пасмурную пелену рассвета далеко позади видна стена леса. Приостанавливать выполнение задания не хотелось...
Светало. Конные разведчики шли впереди, за ними громыхали подводы с автоматчиками. До шоссе оставалось не более пятисот метров. Длинный пологий гребень, за которым оно скрывалось, уже ясно различался. Разведчики приблизились к гребню. Но вдруг они развернулись и галопом поскакали обратно. Из-за гребня показалась бронемашина.
Томов так и не успел ответить Тоуту. Партизаны мгновенно соскочили с подвод и рассредоточились. Но куда спрятать шесть подвод, полтора десятка конников и пушку? Однако бронемашина огня не открывала, хотя было ясно, что партизан уже заметили. Машина остановилась, люк на башне открылся, и показался немец. Он стал рассматривать отряд в бинокль.
Артиллеристы тотчас же сняли пушку с передка, но бронемашина по-прежнему не открывала огня. Молчали и партизаны. Обе стороны будто прощупывали друг друга.
— Наверное, принимают нас за полицию, — проговорил Тоут.
Но вот машина заурчала и тронулась с гребня вниз. Снова остановилась и снова из башни выглянул человек с биноклем. Затем она двинулась прямо на партизан.
Командир орудия доложил о готовности открыть огонь. Бронебойщики залегли по обеим сторонам дороги.
Однако Томов медлил, ему хотелось подпустить врага ближе. Кругом стояла тишина. Слышен был лишь вой мотора: было грязно и бронемашина иногда буксовала. По-прежкему все молчали. Напряжение достигло предела. «Еще несколько метров, и подам команду «Огонь!», — подумал Томов. Но что это? Башня с направленной на партизан пушкой вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов.
— Без команды не стрелять! приказал Томов.
Напряженные секунды казались часами. Бронемашина опять остановилась. Опять высунулся из башни немец. Он долго рассматривал партизан в бинокль. Торчавший из машины ствол пулемета поднялся вверх. Похоже, экипаж дает понять, что он открывать огонь не собирается. Странно! Не ловушка ли это? Опыт подсказывает, что надо быть начеку. И Томов командует:
— Орудие повернуть стволом назад, но быть готовыми открыть огонь!
Пушку поворачивают. Это производит впечатление. Из машины выпрыгивает человек в немецкой форме, но в берете. Он бежит к партизанам и на ходу изо всех сил кричит:
— Франсез! Камарад! Франсез!
Доктор Зимма хотел что-то сказать, но Томов, сбросив с себя полушубок и передав автомат пану Янеку, уже шагнул навстречу бежавшему. Он знал французский не хуже полкового врача. И вот человек в немецкой форме и черном берете уже в двух шагах от партизанского командира. Лицо его выражает и радость и в то же время растерянность. Он с удивлением оглядывает Томова и, видимо, еще не верит, что находится среди друзей: на Томове немецкий френч, венгерские галифе, огромные сапоги с замысловатыми польскими шпорами и свисающий сбоку маузер в деревянной колодке... Взгляд человека в черном берете скользит по кубанке. Он замечает красную звездочку и расплывается в улыбке.
