Станислав Мелешин - Это случилось у моря
— Давай, договорились, не возражаю. Давно пора, это ты правильно подметил.
Александр Петрович повеселел, встал, заходил по кабинету.
А Иванчихин уже что-то торопливо записывал в свою сложенную напополам школьную тетрадь. Он писал, не поднимая головы, будто оцепенев или уснув, и только рука его с химическим карандашом бегала по бумаге.
Александру Петровичу было приятно смотреть на его согнутую широкую спину, приятно сознавать, что горкомхоз Иванчихин — честный человек и хороший работник.
«Вот начнем скоро строить помаленьку новый город, крепкий, белокаменный. Сможем ли? По плечу ли будет это дело Иванчихину и мне?»
Иванчихин обернулся, заторопился, намереваясь что-то сказать.
Александр Петрович сам себе ответил: «По плечу». Подошел к нему близко.
— Слушай, когда ты женишься?!
— Я? Я женюсь… — Иванчихин рассмеялся. — Я, Александр Петрович, сватаю деваху в одной кержацкой семье, сватаю по их обычаям… Крепкий и хитрый народ, кержаки эти, старообрядцы… Прицениваются, выжидают.
— Ну, а дочь сама-то что?
— Да-а… Она, знаете, тоже… Неопределенный народ. И хочется, и колется.
— Как же будешь жить с ней?
— Жить просто будем — работать.
В кабинет вошел новый человек. По тому, как он, вздохнув, остановился на пороге, посмотрел по сторонам и не спеша прикрыл двери, было видно, что очень устал. Невысокий, щуплый, почти совсем еще юноша, он как-то растерянно улыбнулся, подходя к столу; спина синего плаща в репейнике, пыльные по́лы, на одном плече соломинки — видно, долго ехал на грузовой машине.
— Я из Москвы, — просто сказал он.
Александр Петрович прищурился, разглядывая москвича, пытаясь угадать его профессию по недорожной одежде, по красивому бледному лицу. «Писатель, корреспондент?» Вытянутой рукой он указал на кожаное кресло:
— Садитесь, будем знакомы.
Юноша знакомился, крепко сжимая ладони Иванчихину и Александру Петровичу, кивая в ответ на произносимые фамилии и должности, говорил оживленно:
— Был только что у заведующего отделом здравоохранения. Я детский врач, педиатр. Окончил Московский медицинский институт. Как молодой специалист, направлен к вам в районный город, в ваше распоряжение.
— Так, так. Очень хорошо!
Александр Петрович придвинул коробку с табаком, папиросы.
— Курите. — И, услышав «сейчас не хочется», почувствовал к детскому врачу невольное расположение. «Новый человек. Врач. Приехал к нам, на Север. Та-а-к! Молодчина парнишка». Он хотел спросить: «Комсомолец?» — но раздумал.
Иванчихин осведомился.
— Ну, как Москва там?
— А что Москва? Очень большой и красивый город. Конечно… Но специалисты и здесь нужны.
Александр Петрович задумался вслух:
— Врач. Детский врач. Детей, значит, будете лечить… Хорошо, хорошо. — И решительно проговорил: — А куда направить вас, молодой человек? Конечно, туда, где больше детей. Детей всюду много. Например, на рабочем поселке рудника. Но там есть специалист по детским болезням. Или оставить вас здесь в городе?.. В городской больнице крепкий коллектив… Да. Раз уж вы не побоялись приехать сюда, на Север, пошлем в район.
Молодой врач сказал Иванчихину, с которым разговаривал, «извините» и повернулся к Александру Петровичу:
— В район? Хм! Ну что ж… Согласен.
Александр Петрович с удовольствием отметил, что приезжий начинает ему все больше и больше нравиться. «Открытая душа, чистая… Молодость. Хорошие ребята пошли. Спервоначалу-то хорош, посмотрим, каков будет на работе».
— Есть у нас такое село Буртаново. Это, знаете, за девяносто два километра отсюда. Там живут манси. Хороший народ, древний, гостеприимный. Охотники, оленеводы, рыбаки. Не ошибусь, если скажу, что дети в жизни — самое главное. Вот я бы посоветовал вам съездить в это таежное мансийское село, посмотреть, как и что…
Молодой врач слушал председателя горисполкома с интересом; лицо его раскрылось в улыбке, он оживился, когда Александр Петрович сказал, что в Буртанове имеется большая школа-интернат, одна из шестнадцати школ типа интернатов, открытых для детей народов Севера, учиться в которую приезжают дети манси со всей округи.
— Обязательно должен поехать туда — посмотреть, — произнес врач громко и радостно, как мальчик. И даже привстал.
— Вы один или… — Александр Петрович хотел спросить прямо: «Женаты?» — но счел это неуместным и про себя подумал, что молодой врач, может быть, и есть тот «жених», о котором мечтает Лина, и что парень он, видать, неплохой… и даже родня по профессии… Наивно, а между тем все может быть.
Врач понял вопрос, смутился и промолчал.
Иванчихин собрался уходить. Александр Петрович остановил его жестом и, обращаясь к приезжему, проговорил:
— Туда ежедневно курсирует машина. Свой пикап я вам не могу предложить — занят. Поезжайте на грузовике, с народом, так сказать, округу посмотрите, пейзажи. Понравится Буртаново — оформим, и будете работать. — И как бы между прочим, поправляя ремень и одергивая гимнастерку, добавил: — А знаете… у меня Дочь Лина в этом году тоже кончает медицинский институт.
Иванчихин и врач рассмеялись, потому что получилось это искренне и по-детски, потому что была очень понятна наивная гордость, с которой была произнесена эта фраза.
Александр Петрович, недоумевая, заморгал, припомнил сочетание слов из фразы «у меня моя…» — и тоже рассмеялся, довольный тем, что ему нисколько не стыдно и что совсем не чувствует неловкости в обществе этих двух молодых, приятных ему людей.
За стеной, в приемной, послышался звонкий кудахтающий бабий выкрик. Александр Петрович узнал голос «тетки Гарпины с Украины», как ее шутливо прозвали. Она работает в детском саду завхозом. Ее образцовые огороды приходили смотреть жители всего города.
Гарпина, наверно, явилась с одной из своих бесконечных огородных жалоб.
Все трое прислушивались к шуму за стеной.
— Ты что же это, а? Милая, а? Мой Грицько наилучший ударник — на сплаве лес гонить… А ты мне — иди домой! Домой я всегда успею. Ты мне соседку, соседку мою успокой. Вона меня на усю вулицу крыцикуеть!
После паузы послышался вежливый, виноватый от растерянности голос секретарши, смущенной неожиданным приходом и формой обращения Гарпины.
— Зачем беспокоить Александра Петровича, отнимать время. По этому вопросу, тетя Гарпина, вам нужно обратиться в уличный комитет.
— Комитет! Комите-ет! Вон на покосе весь… Воны не поможуть… Я их разозлила, комитетчиков твоих… трошки раскрыциковала.
Александр Петрович ждал, что вот она войдет сейчас в кабинет, громко постучав, тихо откроет дверь, протиснется боком, встанет на пороге, готовая начать шумную атаку.
Но дверь не открылась, а за стеной после паузы повеселевшая отчего-то Гарпина примирительно и значительно произнесла:
— Ну, я ж завтра приду. К самому ему. Ось тогда и поговорим!
Иванчихин хохотал, прикрывая рот ладонью. Врач слушал голоса за стеной с серьезным выражением лица. Александр Петрович чувствовал себя неловко, будто в чем-то провинился. Поднялся и вышел за дверь, оставив в кабинете Иванчихина и врача. В приемной никого не было, кроме секретарши, сидевшей за машинкой. Поправляя рыжие завитки волос, спадавших на лоб, секретарша пудрилась перед зеркальцем.
— Что, никого больше нет на прием?
Секретарша почему-то покраснела, спрятала пудреницу, развела руками.
— Никого. Последняя ушла… тетя Гарпина.
— Что же не пустили ко мне?
— Да ведь вам обедать пора.
Александр Петрович посмотрел на часы. «Четыре! Обедать пора. Гарпину не вернуть — ушла. Ну да грозилась завтра прийти. Придет».
Он вернулся в кабинет.
Иванчихин и молодой врач попрощались и вышли, оживленно разговаривая о районе, плотно закрыв за собой дверь.
Александр Петрович долго смотрел на телефонную трубку, потом осторожно снял ее, приложил к уху и, позвонив домой, услышал отдаленный треск, длинные звонкие позывные. Кто-то снял трубку. Донесся смех Лины, потом жена подошла к телефону, вздохнула тяжело; и это дыхание, так хорошо ему знакомое, кольнуло, как показалось, в самое сердце. Александр Петрович мягко спросил:
— Зина?
Услышав обиженный голос жены, он грустно подумал, что она совсем закружилась с хозяйством, что надо бы ее как-то разгрузить, дать ей отдохнуть. И решил, что дома скажет ей что-нибудь хорошее, успокоит и обязательно решит вопрос относительно ее отдыха.
Поговорив по телефону, Александр Петрович откинулся в кресло и почувствовал, что устал. «Четыре часа. Ушло время, ушли люди. После обеда собрание избирателей; потом на рудник — жалобу рабочих разбирать, проверить распределение квартир. На конференцию животноводов завернуть — что там? А главное — сплав». Он вспомнил слова Протасова: «Подыщи знающего человека». Сам поеду! Нажал кнопку. Вошла секретарша, остановилась у порога.
