Ураган - Джонрид Абдуллаханов
Балтаев побагровел.
— Уходи! — еле выдавил он. — Уходи!
Данияров встал. Взявшись за ручку двери, он обернулся:
— Худо посевам, если не уничтожить сорняки. Но будь спокоен, с сорняками мы справимся. Я ухожу, прощай.
Дверь захлопнулась.
Балтаев опустился в кресло. Портсигар, когда он грохнул по столу кулаком, отскочил к подносу с чайником. Протянул дрожащую руку, взял портсигар и долго пытался его раскрыть.
Что делать? Поставить вопрос об этом выскочке на партийном собрании? Или махнуть на все рукой?.. Нет, это опасно. Надо осадить его, поставить на место... Да, но у Даниярова могут найтись защитники... Что же придумать?.. Ладно, попомнишь ты свои слова! Поставлю на твое место молодого работника, пусть без опыта... Иного выхода нет... Нет иного выхода...
Балтаев явился домой мрачный и даже не взглянул на ужин, приготовленный женой. Велел только поскорее постелить постель, хотя еще не было десяти часов. В соседней комнате бабушка баюкала детей. Захныкал мальчик. Отец сунул голову в дверь и отругал его. Потом лег. Но сон не шел к нему. Душу грызла досада.
Он встал, накинул халат и потребовал чаю. Пока муж пил чай, Махмуда разглядывала его рано начавшие седеть волосы, ниспадающие на лоб. Когда-то она любила ласкать эти пряди, расчесывать их пальцами, подойдя сзади к мужу, когда он вот так пил чай. А теперь?
А теперь Махмуда, оставаясь одна, вспоминает те дни... Да, теперь все по-иному...
Ученицей она смеялась над девушками, которые, едва окончив школу, выходили замуж. «Куда торопиться? Зачем спешить стать домашней хозяйкой? Сначала человеком надо стать». Она и не предполагала, что сама выйдет замуж, учась на первом курсе института. А потом родился первенец, и пришлось распрощаться с учебой, распрощаться с девичьими мечтами, которые уносили ее на крыльях воображения в дальние края, где она совершала чудесные открытия, о которых ученые и не мечтали. Все ушло в прошлое, развеялось как дым...
Человек привыкает ко всему. Смирилась со своей долей и Махмуда. В общем-то сперва ей не на что было жаловаться. Правда, в начале супружества приходилось туго: жили в общежитии, бережно расходуя стипендию и мирясь с тяготами жизни в ожидании, когда Хашим закончит аспирантуру. Хашим был ласков и внимателен к ней, помогал ухаживать за ребенком, отправлялся за покупками, готовил обед. Порой, оставив мальчика на попечение бабушки, они ходили в кино, в театр, навещали знакомых. Чего еще желать? Однажды летом всей семьей поехали отдыхать в Латвию. Гуляли на взморье, катались на теплоходе, удили рыбу в озерах. Несколько раз совершали экскурсию в Ригу, осматривали сторожевые башни, замки, дышащие стариной, маленькие узенькие улочки, вымощенные брусчаткой, музеи и церкви и многое другое, пронесшее через века талант народных умельцев. Были они на кладбище, постояли подле усыпальницы Яна Райниса, возложили цветы на могилу советских воинов, отдавших жизнь в боях за свободу родной земли. Бродили по новым и старым улицам древней Риги.
— Вот закончу диссертацию, — говорил Хашим, — тогда каждое лето будем путешествовать. Купим машину.
Муж увлеченно рассказывал ей, как они заживут, когда он получит кандидатскую степень, что их ждет, когда он станет доктором наук... Хашим раздувал до небес парус своего тщеславия, а Махмуда считала себя счастливой, ей казалось, что это исполняются ее собственные мечты.
Она старалась создать мужу все условия для работы над диссертацией, закрывала глаза на мелкие нелады. Но со временем в Хашиме стало проявляться такое, что не могло пройти мимо ее внимания. Он стал меньше заниматься, меньше бывать дома, проводя время неизвестно где и с кем. Это огорчало Махмуду. Неужели ни одной мечте не суждено сбыться? А тем временем муж стал возвращаться домой под хмельком, придираться к мелочам, грубить. Начал осыпать ее упреками, приводил в пример других жен, которые работают, имеют специальность, корил себя, что женился на необразованной... Как ни было тяжко Махмуде, она все терпела, сжав зубы, а оставшись одна, горько плакала.
Особенно тяжело ей стало после переезда в Туябулак. Она сама упрекала себя за то, что бросила институт и занялась кастрюлями и пеленками, отстала от жизни. Даже чувствовала себя виноватой перед мужем, словно совершила какое-то преступление... Затем пришла к твердому решению устроить детей в садик и пойти на работу. Все же будет среди людей. Ей казалось, что это единственно правильный выход. Но претворить его в жизнь было не так просто, да и Хашим и слушать о работе жены не хотел, и она по-прежнему весь день была занята детьми, приготовлением пищи, уборкой. Правда, ей помогала свекровь, но все равно хлопот по дому хватало с избытком на двоих. Постепенно Махмуда смирилась. «Что ж, и за это надо благодарить судьбу, — думала она, — слава богу, дети здоровы, а когда вырастут, вот тогда будет и учеба, и работа, и другая жизнь...» Как раз в это время приехала на стройку Махидиль. Встреча с ней и обрадовала, и расстроила Махмуду... Она завидовала подруге, что та закончила институт, начала самостоятельно работать, завидовала и радовалась за нее. Со дня их первой встречи в Туябулаке Махмуда стала смотреть на свою жизнь как бы со стороны, глазами Махидиль. «Нет, так продолжаться не может, — твердо решила она. — Надо все изменить, все, всю жизнь, обязательно. Может быть, следует серьезно поговорить с Хашимом?»
Она выжидала подходящий момент для такого объяснения, чтобы выложить мужу все печали и сомнения, которые терзали ее душу...
Вот сейчас Махмуда смотрит на седеющую голову Хашима, но страх словно сковал ее. Прижать бы эту голову к груди, как в прежние времена, приласкать... Но нет, на это у нее не хватит решимости...
— Подлей чаю! — послышался нетерпеливый голос. Махмуда вздрогнула от этого грубого окрика и заметила, что Хашим уже давно протягивает ей пиалу.
— Тебе нездоровится? — осторожно спросила она.
Хашим молча отвернулся.
Сердце Махмуды переполнила обида. Она ушла в спальню, легла, закуталась с головой в одеяло и, уткнувшись в подушку, тихо заплакала.
III
Тема диссертации Хашима имела лишь косвенное отношение к строительству ирригационных сооружений. Его научный руководитель, профессор Данилевич, поначалу хвалил своего аспиранта, даже гордился
