Илья Штемлер - Поезд
Лишь солдатик Витя с самого начала честно и решительно отодвинул стакан. Конечно, если бы он взял стакан в руки, то обязательно бы выпил, залпом, не морщась. Но Витя был активным противником алкоголя…
– Кто наверняка понимает в этой чаче, так это наш проводник, – Варвара Сергеевна брезгливо поднесла ко рту кусочек фиолетового баклажана.
– Куда делся наш проводник? Может быть, он выпал из вагона? – общительно поддержал Прохор Евгеньевич. Ему так хотелось быть в компании своим парнем, прорвать холодок отчуждения «милой Вареньки», как он уже называл про себя соседку по купе. – Так за какую же справку вы приобретаете запасные части на свои деньги? – Прохор Евгеньевич чувствовал, что его любопытство чем-то по вкусу добрякам-кавказцам, а кроме того, и на самом деле было интересно.
– Не знаю, как там у вас… А у нас надо получить справку у председателя колхоза. Что везешь свои фрукты. Или там зелень-мелень. Как сказать по-русски? – и Чингиз обратился к товарищу на непонятном языке.
– Излишки, – подсказал тот.
– Излишки, – подхватил Чингиз. – Если я в плохих отношениях с председателем, он справку не даст. Или будет ждать, когда фрукты испортятся. А если у нас хорошие отношения – он даже грузовик даст, фрукты на базар везти… Не знаю, как у вас, а у нас – я везде должен платить деньги. За запчасти платим, председателю – платим. На дороге через каждый поворот ГАИ стоит. Он стоит на дороге, а рядом собственные «Жигули» отдыхают. Или «Волга». Откуда у простого милиционера собственная «Волга»? Это все мои фрукты, зелень-мелень. Приезжаю на базар. В базарком плати, за место плати, доктору плати. Весы взял – плати. Фартук дали – плати. Гири, тоже плати! – Чингиз распалился, видно, не очень-то крепок оказался перед чачей. – А где мне столько фрукты взять, чтобы всем платить? Сухой лето, вода нету. Везу воду – тоже плати. Или в прошлом году такой град был. Правда, тут никому не плачу… В деревне жить трудно. Не знаю, как у вас, – у нас с маслом трудно, с мясом трудно…
– Ну, ты даешь! – задиристо выкрикнула Дарья Васильевна. – Если вы в деревнях скотину не можете держать, то так вам и надо!
– Ай-ай, какой горячий старушка! – Чингиз повел руками, призывая всех посмотреть на бабку Дарью. – Интересно! Корова кушать не хочет? А что ей кушать, если везде хлопок растет и виноград? Ладно, пусть не корова! Даже барашек, для которого сухой колючка, как для меня шашлык, – и то стоит, не знает, куда идти. Кругом хлопок и виноград. Заготовка! Зачем так много хлопок? Все равно половину не убирают, так и остается в поле. Или виноград! Что, пьяных у нас мало, не хватает?… Поэтому в деревне с мясом трудно, с маслом трудно. Большие деньги платим за них… Поэтому цена на фрукты такая, что, клянусь, самому продавать стыдно. А что делать?
– Какой же ты спекулянт? – Дарья Васильевна участливо всплеснула руками. – Ты честный колхозник!
– А я что говорю? – Чингиз все продолжал жестикулировать. – Все думают, что я спекулянт. Подходят на базаре, цену узнают и говорят: «Спекулянт проклятый, милиции на тебя нет!» А мне что делать? Смеюсь. Разве каждому расскажешь, где настоящий спекулянт сидит, который с колхозника шкуру снимает, как с барашка.
– Ну, вы не совсем правы, – вступила Варвара Сергеевна. – Сколько на базарах проходимцев. У колхозников скупают и продают.
Молодые люди дружно загомонили. Видно, Варвара Сергеевна задела больное место. Несколько минут они сыпали проклятия на головы перекупщиков и успокоились очередным глотком чачи. – Думаешь, перекупщиков начальник базара не знает? Или милиция? – продолжал Чингиз.
– Всех в лицо знают. За руку здороваются, – добавил Полад. – Вот и соображай, если голова есть.
– Хорошо, ребята, что же делать? – растерянно обронил Прохор Евгеньевич.
И все рассмеялись.
Встречный поезд рванул тяжелым ветром по стеклам и пошел громыхать, гоняя мимо окна пунктирные тени. Наконец, проскочил…
– Что делать? – поддержал Чингиз. – Расстреливать надо. На площади. И по телевизору показывать… Через неделю все взяточники и спекулянты пропадут. Нет?
– Клянусь мамой! – поддержал Полад.
Опять все помолчали.
– Это не метод, – вздохнул Прохор Евгеньевич. – Нельзя человека за какие-то деньги или там фрукты жизни лишать. Это противоестественно. – Уловив на себе потеплевший взгляд «милой Вареньки», скрипач приободрился. – Да и вообще… Известно – не то в Иране, не то в Ираке, не помню точно… За воровство отрубали руку. Но я не о том…
– Чего, чего? – напряглась Дарья Васильевна. – Ну и голос у тебя, Проша, точно не мужик вовсе. Еще и колеса стучат.
– Прохор Евгеньевич говорит: руку за воровство отрубают, – вежливо пояснил солдат Витюша.
– Это где же? – охнула Дарья Васильевна.
– В некоторых отсталых странах, – вновь терпеливо пояснил Витюша.
– Но что характерно – именно во время экзекуции резко участились факты воровства…
– Мало рубили! – с издевкой произнес молодой человек из служебного купе.
Никто и не заметил, как он появился в коридоре.
Прохор Евгеньевич был явно недоволен этим явлением. Он передернул плечами, показывая, что считает шутку неуместной, и продолжил, глядя на Варвару Сергеевну:
– Человек смотрит на казнь, а в это время карманы его и очищают. Сам читал в какой-то газете, – но голос его уже потускнел.
Варвара Сергеевна сжала зубами кусочек сыра. Сыр ей нравился…
– Господи, да ну их к бесу, этих жуликов! – воскликнула она. – Как называется эта трава, Чингиз?
– Рейхан… Говорят, она возвращает молодость. Конечно, вам не надо.
– Вам надо нечто иное, – дерзко вставил молодой человек из служебного купе.
Варвара Сергеевна не удостоила его взглядом.
– Надо, сосед, надо, – улыбнулась она Чингизу. – Особенно, когда рядом взрослый сын, – она погладила солдатика по колену.
Тот нахмурился, но промолчал, продолжая жевать бутерброд.
Какая-то неловкость вдруг возникла в компании этих малознакомых людей. Чем объяснить эту неловкость? Может быть, нескладный скрипач чем-то смущал спутников. Или бабка со своим хитроватым прищуром острых глаз… А возможно, появление молодого человека из служебного купе с его нагловато-развязной интонацией низкого, сочного голоса…
Бывает же так: кажется, что все сложилось, что все как-то притерлись друг к другу, и неожиданно стала зримой несовместимость людей, та, которую не снять никаким застольем, никаким душевным разговором. И самое разумное – разойтись по своим углам, унося с собой остатки дружеского тепла…
– А что, проводник все не появлялся? – спросил молодой человек из служебного купе. Он уперся подбородком в согнутую руку и, переводя взгляд узких голубых глаз с одного обитателя купе на другого, неизменно возвращался к Варваре Сергеевне.
– Мы как-то не очень следим за проводником, – Прохор Евгеньевич решил превозмочь себя и осадить нахала. – Полагаем, что это его прерогатива – следить за нами…
Молодой человек усмехнулся, продолжая глядеть на Варвару Сергеевну.
– Слушай! Зачем тебе проводник? – проговорил опьяневший Чингиз. – Садись с нами. Кушай, пей! Угощаем…
Но приглашение радушного кавказца повисло в воздухе – молодой человек ушел в свое купе.
2Игорь лежал на комковатом пятнистом матраце, вслушиваясь в голоса, что прорывались сквозь переборку. В соседнем купе веселились вовсю. А здесь, в колодезной глубине служебки, сидел у окна мрачный старик и щурил слезящиеся глаза на сизый вечерний пейзаж, что лентой разворачивался в направлении, обратном бегу поезда…
Они молчали уже не меньше часа. Лишь изредка старик отводил лицо от запотевшего стекла и, прислушиваясь к веселому шуму за стеной, произносил в пространство:
– Господи… не дадут спокойно доползти до могилы, не дадут.'
– Ну уж бросьте, Павел Миронович, в этом деле вас не оставят на произвол судьбы. Помогут! – подхватил Игорь с серьезной суровостью.
Старик пальцами пригнул ворот плаща и по-птичьи склонил плоскую голову набок, высматривая на полке своего попутчика.
– Игорь… я вас знаю с детства. Но не думал, что вы можете быть таким жестоким.
Игорь с трудом сдерживал себя. «Может, пойти к соседям? – подумал он. – Звали ведь». Он вспомнил женщину из соседнего купе. Только вот молодые люди вокруг нее несколько осложняли обстановку…
– И угораздило меня сунуть в тюк пижаму, – захныкал старик. – Теперь что – в плаще спать?
– Предупреждал же вас, – съязвил Игорь. – Столько барахла напихали в эти тюки. Где только вы его набрали?
– Долгая жизнь. Вы еще молоды, не судите.
– А тарелки зачем? Неужели у вашей сестры не найдется для вас лишней тарелки?
– Не трогайте мою сестру. Она святой человек, – и, помолчав, старик добавил: – Ваша матушка тоже о ней говорила дурно.
– Может, у моей матушки были на то основания? – не удержался Игорь и, упреждая кудахтанье старика, сказал: – Ладно, успокойтесь. Я дам вам свой тренировочный костюм.
