Евгений Фёдоров - Шадринский гусь и другие повести и рассказы
Чиновники канцелярии знали: от столицы до Урала далеко, и об истории старого горщика никто никогда не узнает, да и кто заинтересуется судьбой неизвестного кержака-старателя? То, что молва о находке Ерофея и его наказании облетела все уголки Каменного Пояса, нисколько не беспокоило горного начальника саксонца. В душе он тайно даже радовался: «Не всяк русски мужик теперь будет искать благородны металл!»
Хотя он многие годы жил в России, но эту богатую и необъятную страну ненавидел. Он мечтал только о личном обогащении. Судьба русских людей его нисколько не трогала.
Немец, ни на минуту не упускал из виду старателя. Ерофей по-прежнему отыскивал для гранильной мастерской тумпасы и строганцы, но крепкого кержака словно подменили. Он стал угрюм, заметно постарел, в густой бороде появились пряди седины. Когда-то словоохотливый, шутник, он теперь больше отмалчивался и недоверчиво поглядывал на собеседника. Тумпасы и строганцы, которые он приносил в гранильную мастерскую, по-прежнему были самые лучшие. Каждые две недели горщик являлся перед грозные очи начальника горной канцелярии. Тот, хотя и имел самоуверенный и спесивый вид, однако в душе побаивался горщика. «Кто знает, что он думает? Может, от обиды и ножом пырнет?»
Казалось, дело постепенно заглохнет и будет предано забвению. Так думал об этом и сам саксонец. Но вдруг, случилось совершенно нежданное. Вопреки прочно установившейся канцелярской рутине, в которой, как в океанской пучине, всегда безответно тонули все запросы и доклады, из Санкт-Петербурга от берг-коллегии в горную канцелярию пришло уведомление и указание по делу Ерофея Маркова.
Изумлению саксонца не было предела. Его поразил самый тон извещения.
Рассмотрев присланные материалы, берг-коллегия рекомендовала с «вышеупомянутым Марковым поступать без озлобления, дабы через то к совершенному и полезному прибытку и впредь мог он тщиться и отыскивать, а о награждении за оный имеет быть впредь не оставлен».
Берг-коллегия признала, что горщик Ерофей Марков нашел подлинную золотую россыпь, чему свидетельством явились «яко кварц, глина и песок, в чем обыкновенно золото находится».
«А понеже в тех шурфах, в которых самородное, по объявлению показанного Марковым, золото найдено и при свидетельстве явился кварц и прочее, как выше объявлено, и посему, может быть, хотя золото и находится, но оного глазами видеть не можно, того ради надлежит тамошний кварц, песок и глину малыми пробами в лаборатории пробовать толчением, промыванием, обжиганием на капелях и ртутью, а особливо ежели песок и глина в тех шурфах лежат слоями, то надлежит всякий слой пробовать для того, что один слой с другими сходен быть не может», говорилось в столичной указке.
В Санкт-Петербурге заинтересовались и самим Марковым. О нем запрашивали, где он родился, и где ранее живал, и чем промышляет этот первый отечественный золотоискатель.
«Что случилось? — недоумевал начальник горной канцелярии. — Почему так близко приняли к сердцу судьбу Ерофея Маркова? Кто вспомнил о нем?»
Убедительный наказ берг-коллегии не на шутку встревожил горного начальника. Он перетрусил и, чтобы отвести надвигавшуюся беду, немедленно созвал в Екатеринбурге совещание из опытных иноземных штейгеров и заводских металлургов, которых оповестил о поисках золота. Однако все до одного иноземцы уклонились от предложения, ссылаясь на новизну дела.
— Песчаное золото умеют добывать в Венгрии, но поскольку мы в сих краях не бывали, добычи не видели, просим извинения, — учтиво отказывались они.
Так ни с чем они и разъехались. На землю пала сугробистая да вьюжистая уральская зима, все замело глубоким снегом, и это успокоило начальника горной канцелярии. Не начинать же дело в лютую зиму!
Но берг-коллегия, однако, не успокоилась и в начале 1746 года запросила о судьбе своего указа в отношении поисков золота и самого старателя Ерофея Маркова. Это уже было вовсе необычно. Что золотом интересуются, оно понятно, но чтобы интересовались простым мужиком-горщиком, это было непостижимо для канцелярских умов.
В горной канцелярии поднялся новый переполох. Снова спешно занялись золотом, но тут опять произошла осечка. Саксонцы и русские знатоки умели производить пробу только железных и медных руд, пробы золота никто не знал: пришлось пробирное дело этого металла ставить заново.
Снова схватились за Ерофея Маркова. Последнее время горщик, хотя и ходил в канцелярию, отмечался у писчика, но после отметки сейчас же незаметно уходил. Горщик понимал, что острота дела прошла, — к нему понемногу остыли и, пожалуй, можно было бы изредка пропускать явку в канцелярию, но боязнь за своих поручителей заставляла его каждый раз в срок являться в опостылевшую крепость. На последней явке писчик при виде Ерофея вдруг вскочил и побежал докладывать по начальству. У горщика задрожали коленки. «Неужто опять беда надвинулась?» — со страхом подумал он.
Из палаты вышел сияющий Юдин; улыбаясь, он подошел к Ерофею и похлопал его по плечу.
— Ну, Марков, радуйся, отошел господин начальник. Поручает он тебе отыскивать золото. Бери поисковых и айда в лес!
— Что вы, — испугался Ерофей, — опять кутерьма выйдет! Ослобоните, господин асессор. Притом еще зима на дворе. Вот кабы по весне, другой резон!
— Это правда, — согласился асессор, — однако к весне готовься штейгерить.
Не радовало Ерофея внезапное благоволение начальства. Когда он дома рассказал жене о новом назначении, Прасковья Васильевна замахала руками:
— Опять колдовской камень в избу принесешь. А я-то все уголки святой водой взбрызнула. Еще от старой беды не ушли, а ты другую за пазухой тащишь.
Кержак не перечил женке. Но дело было не так просто, как думала она. Начальство предложило честь — штейгерить, отказом, чего доброго, опять грозу навлечешь.
Ерофей пошел за советом к наставнику Назарию. Старик спокойно выслушал его и сурово сказал:
— Надо идти, Ерофей, штейгерить, беду от всего села отведешь. Да и табанюхи и скобленые рожи спят и видят, как бы староверу досадить. Откажешься — будет придирка.
Горщик успокоился и стал ждать весны.
Глава восьмая
Золотых делом интересуется великий ученый Михайло Васильевич Ломоносов
Опять наступил май. Белоствольные березки оделись нежной листвой, в дальнем бору закуковала кукушка, зацвели лесные травы. Пора в путь-дорогу — отыскивать золотые места!
В долгие зимние ночи, лежа на теплых полатях, под завыванье метелей Ерофей не раз вспоминал свою первую находку. Как-то чутьем додумался старый горщик, что тумпасы и золото чем-то связаны. Решил он, что тумпасные места, наверное, и есть в то же время и золотоносные.
В июне над Шарташем отгремела первая запоздалая гроза. Шарташ-озеро посинело, вздулось, белогривые валы полезли на каменистый берег. Над Каменными Палатками[10] ударил гром и расколол мшистую скалу.
После грозы буйно поднялись хлеба и травы, как хмельной зашумел лес. Легко дышалось. С котомкой за плечами и батожком в руке Ерофей обошел знакомые болотники и горные пади. Омытые песчаные забереги ручьев и родников манили к себе старого горщика — здесь он находил тумпасы и клал метки для шурфов.
Дней через десять Ерофей явился в горную канцелярию к асессору Юдину. Тот выслушал кержака и на другой день отрядил с ним поисковую партию. Горщик повел ее в лес.
На знакомых местах, где Ерофей находил тумпасы, заложили три шурфа. На этот раз горщику повезло — во всех поисковые нашли золото. В первых двух на заступ попались «скварчинки» с вкрапленными зернами золота, а в третьем объявилась железная руда, на которой поблескивали золотые крупинки. Ерофей отрядил нарочного с известием в канцелярию. Там облегченно вздохнули: «Наконец-то можно учинить отписку в берг-коллегию!»
Однако по настоянию горного начальника дальнейшие поиски прекратили. Шурф с железной рудой оставили без внимания, а «скварчинки» из двух первых золотоносных ям наметили к пробам.
На этот раз начальник вызвал Ерофея к себе и подарил ему серебряный рубль.
— За богом молитва, за царицей награда не пропадет, — по-своему высказал русскую пословицу саксонец.
Но не рублю был рад Ерофей, а тому, что чиновные люди наконец-то отвязались.
Ерофей вернулся в Шарташ бодрым и веселым, угрюмости как не бывало.
Казалось бы, на этом все и кончилось. Но не тут-то было.
Берг-коллегия не угомонилась; в Петербурге очень заинтересовались поисками русского золота. По санному пути в зиму 1747 года в Екатеринбург наехал из Москвы пробирный мастер Рюмин, которому берг-коллегия предписала отыскать, по указанию Ерофея Маркова, старые шурфы, взять потребное количество песку и глины и самолично опробовать на золото.
