Лев Правдин - Океан Бурь. Книга первая
Все это Володе известно, и он ясно видит каждого на его привычном месте, за привычным занятием. Однако он никак не может представить себе: где сейчас мама и что она делает.
Володя никогда не ездил в поездах и не мог представить себе маму в такой непонятной и сложной обстановке. Что она делает сейчас? Лежит, наверное, на своем нижнем диване и боится пошевельнуться, а купейный вагон несется в темноте.
А он лежит один в двух комнатах, совершенно один, и никому до него нет дела.
Подумав так, Володя почувствовал, что у него защекотало в носу и глаза налились слезами. Он начал доказывать сам себе, что он вовсе не плачет, а просто никак не может чихнуть. И он уже совсем было доказал, но в это время открыл глаза и увидел белеющую в темноте подушку на маминой постели.
Тут уж он совсем перестал хитрить, а просто заплакал от всей души. И, все еще рыдая, босиком по холодному полу подбежал к маминой кровати, взял ее подушку и перенес к себе.
Так он и уснул, плача в мамину подушку.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВОЛНЕНИЯ
Еще во время зимних каникул четвертый класс два раза побывал в театрах. В драматическом и оперном. А потом Дворец культуры судостроительного завода пригласил в гости всех ребят своего района. Перед гостями выступили детские кружки — драматический и балетный.
И, конечно, после этого весь класс дружно заболел театром. О девчонках и говорить нечего — они и без того все воображали себя артистками и балеринами. Смешно было смотреть, как они ломаются и закатывают глаза. Ну а сейчас у них только и разговоров, что о театре, и все по очереди отводят в уголок Милочку Инаеву и о чем-то шепчутся.
А сейчас мальчишки — и те не устояли. Оказалось, что все как-то связаны с театром.
Павлик Вершинин своим певучим девчоночьим голосом сообщил:
— А у меня брат в театре электриком работает. Я когда захочу, к нему хожу. Он на самом верху сидит. Видали, где все прожекторы? Вот он там и сидит. Есть прожектор, называется «пушка». А еще бывает «пистолет»…
Володя вспомнил, как он ходил с мамой в типографию на вечер. Там выступали рабочие, как настоящие артисты. Самая трудная обязанность была у мамы: она все время выходила на сцену и объявляла, кто сейчас будет выступать. И еще он рассказал про Елению:
— Берет она простой мешок и так его раскрасит, что издали подумаешь, что это — золотая вышивка. И один раз на мешке ковер нарисовала — лучше настоящего.
О Милочке и говорить нечего — в театре она свой человек. И она знает такие театральные слова, которых не знает ни один человек в классе: «Разводка. Ремарка. Пауза». И уже совсем великолепные слова: «Вошла в образ».
Нечего и говорить, что любимыми, книгами: сделались пьесы. В класс натащили массу сборников и журналов со всевозможными пьесами. Особенным успехом пользовалась какая-то драма неизвестного названия, так как первые и последние страницы были оторваны. Но все равно эта пьеса понравилась всем, а особенно мальчишкам. Тут было все, что надо для отважных сердец: отчаянные, сражения, схватки разбойников с полицией в горах на краю пропасти. Зря, конечно, неизвестный автор приплел сюда любовь и этим испортил все дело. Атаман пошел на свидание, тут его и схватили. Очень ему надо было влюбляться.
Девчонки закатывали глаза и говорили такими ненормальными голосами, словно у них к зубам приклеились ириски:
— Ах, много вы понимаете…
И, обнявшись, уходили шептаться.
Сначала Васька держался в стороне и не принимал никакого участия в общих разговорах. Но вдруг он объявил:
— А мой батька в опере участвовал.
— Так он же хрипатый! — закричал Володя.
— Ну и что?
Милочка строго посмотрела на Ваську и со знанием дела спросила:
— Хорошо. Тогда расскажи, какая эта опера?
— Про черта.
Васька вытаращил глаза, указательными пальцами растянул рот и зарычал. Все засмеялись, а он вдруг строго спросил:
— Такую оперу знаешь, «Демон»?
— Конечно, — ответила Милочка. — Кто же этого не знает?
— Там еще одного убивают…
— Князя Гудала.
— Его мертвое тело приносят показать невесте. Вот батька его и представлял.
— Князя? Ни за что не поверю!
— Да не князя, а, говорю, его мертвое тело. Живого другой представлял. Артист. На батьку не очень похожий, но такой же мордан. «Я, — говорит, — не могу долго лежать не дыша. Я щекотки, — говорит, — боюсь и не выдерживаю, когда на мое убитое тело невеста со всего размаха кидается. Я вздрагиваю, и тогда из меня не тело получается, а черт знает что…» Вот батьку и наняли. По пятерке выплачивали за каждый раз.
Над Васькой посмеялись, и все решили, что он врет, а он сморщил нос и спросил:
— Дураки. Кто же задарма врет?
— А тебе бы все за деньги.
— За деньги каждый соврет, — рассудительно заметил Васька. — Только и врут за деньги или для выгоды. А даром правду говорят.
Но все равно ему никто не поверил.
Словом, целую неделю после каникул в классе стоял такой гомон, какой поднимают воробьи, собираясь напасть на ворону. Мальчишки распределяли роли из разбойничьей пьесы, при этом они все Отчаянно размахивали руками и прыгали по партам и бились линейками, как мечами.
Володя сразу объявил, что он будет атаманом. Против этого никто не возражал. Но, когда он объявил, что все свидания и вообще любовные сцены отменяет, то девочки запротестовали и подняли такой крик, что пришлось принять их всех в разбойники.
А через неделю Мария Николаевна объявила, что пора начинать подготовку к выпускному вечеру и что по желанию всего класса будет поставлена настоящая пьеса.
Ну, конечно, все пришли в неописуемый восторг, и все сейчас же закричали, и захлопали в ладоши, а Володя вскочил с места и закричал:
— Ура!
Мария Николаевна велела ему выйти из класса. Он покорно пошел к двери, и тут только понял, что уйти ему сейчас никак нельзя, что без него произойдет самое интересное.
— Честное слово, больше не буду, — сказал он.
— Ну, смотри, — предупредила Мария Николаевна. — Ты за последнее время совсем развинтился.
Он правильно сделал, что не ушел, потому что на самом деле все самое главное было сказано именно теперь. Оказалось, сегодня состоится читка пьесы, и руководить будет Людмила Борисовна — Милочкина мама, настоящая актриса из настоящего театра. А пьеса-то какая! «Случай на границе». Про шпионов и пограничников!
В классе снова поднялся восторженный шум, и Володе вновь захотелось сделать что-нибудь отчаянное, но он сдержался.
Вскоре начались репетиции.
Ваське как неуспевающему да еще и второгоднику, конечно, никакой роли не дали, да он и не надеялся, что дадут. Он до того привык к тому, что все школьные привилегии в первую очередь достаются примерным ученикам, пятерочникам, что даже и не задумывался, справедливо это или нет. Да и не очень-то он сокрушался, но все же на репетиции ходил и сидел до того тихо-смирно, как никогда не сиживал на уроках.
И особенно внимательно следил он за Сенькой Любушкиным, которому досталась самая большая и самая интересная роль старика — балагура и прибауточника. Он ловко обнаруживает шпионов и помогает пограничникам задерживать их. Всем хотелось сыграть эту роль, но еще когда только читали пьесу, то все уже знали, что достанется она «украшению класса». Так, конечно, и получилось.
А играл он очень плохо и говорил таким тоном, словно урок отвечал. Он привык все делать лучше других и всегда переживал, если что-то не удавалось. А оттого, что он очень старался, получалось еще хуже.
Людмила Борисовна просто измучилась с ним. По сто раз показывала она, как надо пройти стариковской походкой, как сказать.
— Ну, скажи вот так: «Куда ты спешишь, еловый корень!»
Любушкин повторял ровным голосом первого ученика и все поглядывал на Марию Николаевну, ожидая что она скажет: «Очень хорошо, Сеня, садись».
Но ничего она не говорила, а только вздыхала и покачивала головой. На этот раз «украшение» сплоховало. Он даже заикаться начал, и по его потному розовому лицу пошли красные пятна. Все начали перешептываться и посмеиваться, и даже Васька не сдержался.
— Эх ты, дубовый корень! — проговорил он.
Людмила Борисовна строго спросила:
— Это кто нам мешает?
А Мария Николаевна, ничего не спрашивая, прямо посмотрела на Ваську и предупредила:
— Еще слово, и ты уйдешь, тем более, что делать тут тебе совсем нечего.
Васька ненадолго успокоился, но потом снова начал шипеть и стонать, как будто у него болел живот. Он все равно ходил на все репетиции. Он посмеивался, передразнивал актеров и вообще всячески злыдничал втихомолку. Громко-то боялся — выгонят. А ему почему-то было интересно смотреть, как его одноклассники вдруг становятся непохожими на самих себя.
