Петр Скобелкин - На заре и ясным днем

Правда, теперь, особенно после речи Леонида Ильича на XVI съезде профсоюзов, к личному хозяйству селян отношение со стороны хозяйственников стало доброе — сено дают и соломы, комбикорма выделяют. В первую очередь, конечно, механизаторам и тем, кто непосредственно занят на полевых работах, а особенно на уборке. А личное хозяйство, известно же всем, это такой резерв!..

Удивительно мастеровой народ в Крутых Горках! Да и не только на центральной усадьбе, но и на отделениях — в Комсомольском, Котлике, Дубровном, Красном Холме.

Любопытная деталь: в каждом доме здесь (это естественно) телевизор и на каждой крыше не встретишь ни одной одинаковой телевизионной антенны — все разные.

— Да у нас чуть ли не в каждом мужике изобретатель сидит, — продолжает между тем Анатолий. — Вон сосед мой Дмитрий Иванович Шалагин мотонарты снарядил. Это, значит, если вдруг зимой ему потребность появилась в лес или степь съездить по делу, он и «запрягает» свою «мотокобылку»: сзади гусеницы, впереди две лыжи. И попер по любым суметам!

А я вспоминаю еще в тот раз встречу с инженером-электриком Сергеем Григорьевичем Подкорытовым.

И неважно, что все это изобретено было кем-то раньше их. Суть в том, что такие, как он, как Шалагин, Стремяков, увлеченные общим техническим прогрессом, сами подручными средствами двигают техническую революцию на селе.

Дом Стремяковых стоит почти на окраине Крутых Горок. Недалеко Миасс катит свои мутные весенние воды. А между селом и речкой уже зеленеет луг. Когда мы вышли после завтрака из дому, над лугом и над степью стояло яркое солнце и отчаянно заливались жаворонки. Было тепло и сухо. Как летом. За машинами, что беспрестанно проносились по центральной асфальтированной улице (а ведь три года назад асфальта здесь не было), поднимались серые шлейфики пыли. В апреле, пусть даже в конце, такое здесь увидишь нечасто. А вот на тебе — пыль, теплынь, жаворонки. Лето.

Расстегнув пиджаки, бодро шагаем в совхозную контору. Перед поворотом к пекарне нас обгоняет парень в сером пиджаке и в черных резиновых сапогах. Что-то знакомое показалось мне в его походке и фигуре. «Никак Володя? Асямолов?» — спрашиваю у Анатолия. «Он и есть, наш главный агроном».

— Володя! — кричу, радуясь встрече со старым знакомым. Асямолов останавливается, узнает и, улыбаясь, здоровается.

— Все те же знаменитые сапоги — вездеходы? Ты их хоть снимаешь когда?

— Какой-те там!.. — машет рукой. — За лето по две пары исхлопываю. Не по паркету.

Идем в контору вместе, уже не торопясь. Задаю самый дежурный, обыденный вопрос: «Как дела?» Смысл в интонацию вкладываю самый житейский — мол, как живется-можется, как жена, дети, по хозяйству что имеешь. А он (конечно, понимает мой вопрос, но не может и не сможет уже выскочить из деловой, видимо ставшей для него личной, колеи) отвечает со вздохом:

— Четвертый год погода испытывает на прочность.

Это я уже давно заметил: спроси у истинного хлебороба, как у него жизнь, непременно ответит только так: «Нормально — отсеялись вовремя» или «Какая там жизнь — дождя месяц нет!»

— Помнишь, Володь, по-моему, три года назад у тебя даже неверие появилось?..

— Было. Попозже: ехать или не ехать в Запорожье,

Вмешался Анатолий:

— Ты тут с ходу про Запорожье не поймешь. Напомни, я тебе потом все растолкую. Это особая статья.

— Сын уже большой? — спрашиваю, чтобы хоть как-то отвлечь его от повседневных хлопот, на которые он, уже независимо от себя, обречен. Володя сразу вдруг озаряется.

— Станиславу? Четвертый год. Понимающий мужик растет: собираюсь утром в степь, если мать проглядит, волокет ко мне мой резиновый сапог…

— Ну а хозяйством-то обзавелись? «Мужику-то» парное молоко нужно.

— Куда там! Когда? Жили две кошки, правда. За ними-то даже следить некогда. Одичали одни. Я больше полсуток в степи, жена в больнице. Ушли к соседям мои кошки. Сбежали. «Хозяйство!» Ну а парное молоко найти в деревне не проблема.

В кабинете я спросил Стремякова о Запорожье, о словах Асямолова: «Ехать или не ехать в Запорожье?» И вот что Анатолий Федорович рассказал мне об этом.

Осень прошлого года ничего хорошего не сулила. Скорее наоборот, — совхоз может оказаться без кормов для зимовки скота. Положение чрезвычайное. (Хотя, если говорить по правде, такие ситуации у нас случаются почти каждый год. Что поделаешь: зона рискованного земледелия!)

Григорий Тимофеевич темен, как туча перед пыльной бурей. Ему, Хохлову, отвечать перед районом и перед рабочими совхоза за каждую животину в хозяйстве — за коров, свиней, коней. И с него же спрос за скот в личных хозяйствах. У грозящей беды надежная союзница — засуха. И она сделала свое черное дело: кукурузы нет, хлебов нет (5–5,5 центнера с гектара — это не хлеб), однолетние травы выгорели, многолетние тоже.

Может, перепадет дождь? Может, еще можно оклематься хоть кое-как? Смешно, дождь сейчас как мертвому припарка. Поздно! Что делать? Где искать выход?

Телефонограмма из района: «Заготовка кормов — дело государственной важности. Своих резервов нет. Обсудите вопрос о направлении отряда механизаторов для прессования соломы в Запорожье. Формируется спецэшелон».

Григорий Тимофеевич глянул невесело на Стремякова:

— Что будем делать, секретарь? Исполнять указание сверху?

Анатолий Федорович спокойно посмотрел в усталые глаза Хохлова.

— Будем исполнять, — сказал твердо. И добавил: — Первую часть: «Заготовка кормов — дело государственной важности». Если идея исходит от исполнителей…

— Понимаю, — перебил его директор, — понимаю и поддерживаю. Собирай партком. Открытый. Приглашай всех, кто может дать хоть какой-нибудь дельный совет.

На другой день к вечеру в парткоме было тесно. Съехались люди со всех отделений. Пришли те, кого вызывали и кого не приглашали, — забота общая, решать надо коллективно.

После формальной процедуры тяжело поднялся грузный Хохлов. Оглядел внимательно каждого, кто пришел, зачем-то перебрал бумаги на столе, кашлянул, будто пробуя голос.

— В общем, товарищи, дело ясное. Дело, как говорится, табак… Если сейчас что-то не предпринять, сгорим мы синим пламенем. Я говорю о кормах. Из района пришел приказ, — посмотрел на парторга. — Пришло из райкома указание, совет пришел: собирать нам свои лучшие силы — и в эшелон, в Запорожье. Солому прессовать. Я свое мнение на этот счет имею, но хочу послушать вас. Решайте сами. Но при этом помните такой расклад: по примерным подсчетам, на одну условную голову нам потребуется около десяти кормовых единиц. Если прикинуть, все подобрать, что можно, совхоз сможет заготовить грубых кормов девять и две десятых кормовых единицы на голову. Это предварительные подсчеты… Сегодня здесь управляющие должны сказать, сколько кормов может заготовить каждое отделение. И сегодня же мы должны решить: ехать нам в Запорожье или не ехать. У меня все.

И сел, вытирая пот с широкого лба.

Поднялся Антонов Алексей Алексеевич, управляющий Ворошиловским отделением.

— Вчера мы с агрономом объехали все поля. Еще раз. На парах у нас неплохая пшеница, можно оставить на зерно. А вот ячмень надо весь убирать на корм. Есть трава. Где негусто, скосим вручную. Думаю, что около десяти тысяч центнеров кормов собрать сможем…

Мое предложение: обойти все дома, поговорить с населением и вести заготовку кормов дома, а в Запорожье не ездить.

Зеленецкий Петр Степанович, управляющий Комсомольским отделением:

— У нас все посевы идут на витаминную муку. И план, который нам спущен, мы выполним.

Суворов Павел Михайлович, управляющий Котликовским отделением:

— Надо оборудовать комбайны сразу после уборки на измельчение соломы и корма давать только в приготовленном виде. Мы сможем перезимовать. В Запорожье не ездить.

Микуров Вениамин Ильич, управляющий Центральным отделением:

— Считаю, что нужно приложить все усилия, собрать людей. Косить тростник на болоте, косить все, что дала природа. А в Запорожье не ехать.

Асямолов Владимир Ильич:

— Эту неделю я занимался работой АВМ. Два дня простояла машина — не успевали накашивать соломы. Вина тут была и моя, плохо, значит, организовал. Вчера я переставил кадры. АВМ работает и будет работать, сколько это потребуется.

Драчев Иван Семенович, председатель сельсовета.

— Депутаты сельсовета говорили с населением. Выйдут работать на заготовку кормов и служащие рабкоопа, и работники больниц, и учителя, и пенсионеры.

— И пенсионеры?! — раздался вдруг голос от дверей. Все повернулись на резвый возглас и узнали Петра Семеновича. Бывший завхоз школы, Петр Семенович уже давно был на пенсии, но на собрания и разные совещания ходить любил. И советы давать хлеборобам и специалистам считал чуть ли не своей обязанностью.