Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке
— Не бери красную камлейку. Возьми мою, — сказал Вири.
— Зачем?
— Морж не любит красное… У вас ведь тоже… корова… не любит…
— Это бык не любит, — рассмеялся Маркин, — на корриде.
— Морж тоже не любит, — твердо сказал Вири, недовольный смехом Маркина.
— Ладно, — согласился Маркин.
Готовясь к завтрашнему выходу в море, охотовед узнал, что нельзя жарить мясо моржа на костре, а то морж рассердится и перевернет байдару. Нельзя бросать в костер водоросли, а то на охоте начнется шторм. Нельзя показывать ножом в море, а также размешивать ножом сахар в кружке чая, все это может повредить предстоящему промыслу. Много еще разных «нельзя», разных древних табу терпеливо вызнал Маркин, чтобы не выглядеть в море неуклюжим и не прогневить товарищей по охоте, не испортить им настроения. Он понимал, что сами зверобои тоже не очень-то верят в эти приметы, просто соблюдают обычаи стариков, а старики и на берегу старшие, и в море.
От капризов промысловой удачи, понимал Маркин, в прошлом зависела судьба племени, судьба рода. Сейчас уж не так и важно, в конце концов, добудем моржа или нет. Но висит же в русских домах подкова на счастье, и ни одному эскимосу не приходит в голову удивляться или осмеивать этот обычай. Мне все это тоже надо знать, изучать и соглашаться. Плохим иначе Маркин будет ученым, думал он.
Утром Маркин еще валялся в спальном мешке, когда со своего наблюдательного пункта прибежал Вири.
— Киты! — выдохнул он.
Маркин вскочил. Не умываясь и не попив чаю, он выбежал на улицу. Было заметно, что новость уже известна. Люди по одному тянулись к берегу. Шли как всегда неторопливо, но в походке угадывалось сдержанное нетерпение, и только мальчишки сломя голову неслись к байдарам.
Маркин думал, что на воду спустят вельботы. Но вот группа охотников, человек десять, подошла к байдаре, люди обступили ее со всех сторон, дружно взвалили на плечи и понесли к морю.
Раньше Маркин полагал, что плоскодонная байдара — анъяпик, покрытая расщепленной моржовой шкурой, натянутой на деревянный каркас, легка, и сейчас его удивило, что так много людей несут ее.
«Эта байдара на восемь или десять человек, — подумал он, — вот экипаж ее и несет».
Он вернулся в дом, торопливо собрался.
Аминак протянула старику маленький рюкзак с едой, налила мужчинам по кружке чаю, они быстро выпили, бросили кружки в рюкзак и, захватив карабины, направились к берегу.
— Счастливого пути и возвращайтесь! — напутствовала их Аминак, но провожать не пошла.
«Наверное, нельзя», — решил Маркин и почему-то обрадовался, что на берегу не будет женщин.
Четыре байдары были уже спущены и тихо покачивались на легкой прибойной волне.
— Сюда, — показал Вири, и Маркин понял, где его байдара.
Вири сказал что-то по-эскимосски, люди зашевелились, байдары одна за другой отчалили от берега. Вместе с другими мальчишками к Вири подскочил Алик. Он был в торбасах, кухляночке, в малахае. На поясе висел нож, подаренный Маркиным.
Вири потрепал малыша по плечу, улыбнулся, что-то ему сказал.
Маркин подмигнул Вири, кивнул на Алика: возьмем с собой, мол.
Старик только сверкнул глазами, посерьезнел, резко бросил:
— Нет!
Потом в море, через много часов работы и пронизывающего холода, Маркин поймет, что байдарный промысел — не прогулка, здесь нет места праздному наблюдению. И на охоту берут только того, кто может быть полезен.
Все это он поймет после. А сейчас Вири крикнул стрелкам, они поднатужились, толкнули байдару, запрыгнули в нее, Маркин прыгнул тоже, за ним старик. Гребцы налегли на весла. Байдара «оседлала» волну, прошла вторую, взлетела на третьей — берег отодвинулся вдруг, сразу, и застучал мотор.
Тут только Маркин заметил на дне байдары колодец для мотора. Мотор стучал негромко, весла спрятали, байдары одна за одной пошли к белеющим льдинам.
Вири стал на нос, махнул рукой в сторону горизонта, и вдруг кильватерный строй байдар распался, они пошли фронтом, байдара Вири вырвалась вперед, за ней пристроились остальные и снова кильватерной линией пошли вперед, и Маркин догадался, что его байдара — главная, по ней будут ориентироваться остальные. Не часто старик выходил в море, но раз уж вышел, то на правах старшего.
«Байдарный адмирал — вот уж точно», — усмехнулся Маркин.
Вири сел, достал трубку, и Маркин понял, что идти ко льдам еще долго.
И тут только он спокойно рассмотрел команду. Все были в меховой одежде, поверх кухлянок — камлейки темно-зеленого цвета из одинакового плащ-палаточного материала.
Следующим за Вири старшим по возрасту был рулевой. Это капитан байдары. Он же звеньевой морзверобойной бригады.
Самый молодой — моторист. Он сидел рядом со своей техникой, но, как и у всех в байдаре, цепкий взгляд его скользил по морю.
Рядом с Вири — первый стрелок, он же гарпунер. Наверное, самый сильный, решил Маркин.
Оставались еще двое — сам Маркин и его сосед. «Мы матросы, — подумал он, — стрелки».
Стаи морских птиц, низко проносясь над водой, резко под углом сворачивали рядом с байдарой и уходили к берегу. Они уйдут на южную оконечность Чукотского полуострова и будут зимовать у Имтука, в Беринговом море, — на незамерзающих разводьях.
Шум птиц, да плеск воды о байдару, да легкое постукивание мотора — больше ничто не нарушало холодную тишину. Никто не разговаривал, и это нравилось Маркину. Как всякий человек, имеющий дело с природой, а значит, очень часто с одиночеством, он любил тишину и ценил эти редкие минуты, когда они выпадали в суете городского быта.
«Звено на борту полностью, — подумал Маркин, — шесть человек. Значит, я и Вири кого-то заменили. Кто-то остался на берегу — два человека. Вместо них взяли нас — наблюдателя и науку. Доверяют. Тем двоим, что остались на берегу, наверное, обидно — не каждый раз встречаются киты. Впрочем, чего это я делю шкуру неубитого зверя? Тьфу, тьфу, — мысленно клялся Маркин, чтоб не сглазить. — Не видно китов, нет совсем охоты. Эх, плохо!»
Если б знал Маркин, что сейчас он думает почти по-эскимосски!..
Несколько раз показывались круглые головы лахтаков. Звери любопытствовали. Они подплывали и подолгу смотрели на байдару. Даже издали было видно, какие у них громадные круглые глаза.
Вири обернулся, показал Маркину на первого стрелка и на лахтака:
— Он с одной пули прямо в голову. Меткий.
И вздохнул.
Первый стрелок ничего не сказал, улыбнулся.
— Он и утке может в голову, если утка не летит, — продолжал Вири.
Первый стрелок сел спиной к Маркину, и тот выражения его лица не заметил. Маркин кивнул Вири: понял, мол, хорошо, мол, нам бы так.
Вири поднес бинокль к глазам и медленно провел им по горизонту. Пусто.
Через час подошли к ледяному полю. Поле было составлено из больших льдин, разделенных разводьями. Пришвартовавшись к одной льдине, выключили мотор и начали с ней вместе дрейфовать, наблюдая за разводьями.
И вдруг у дальней кромки метров за триста раздался выдох, и из воды ударил фонтан, разделившийся в вершине струи на два султанчика.
— Кит! — вскочил Маркин. — Гренландец!
Байдара под ногами пружинила, Маркин не удержался и сел.
Да, такие фонтаны бывают только у гренландских китов. Как охотовед, Маркин знал, что охота на них запрещена. Но в правилах была одна оговорка: запрещена для промысла китобойным судам, катерам и флотилиям, но разрешена местному населению для своих нужд. Сейчас как раз такой случай, и нарушения нет.
Стрелки по команде Вири взялись за весла.
Каким-то особым чутьем Вири угадывал подводный путь исполина. Маркин удивился, что байдары пошли не к киту, а от него. Они по-прежнему шли в линию, друг за другом, с большими интервалами.
Когда кит вынырнул второй раз, Маркин понял, что они идут с ним параллельным курсом, и не байдары настигают зверя, а он, ничего не ведающий, догоняет охотников.
Между китом и охотниками был лед. Там, где поле кончалось, кончалось и разводье, начиналась большая вода, и кит шел туда вместе с охотниками.
Охотники успели раньше, и первые выстрелы раздались с самой последней байдары.
Раненый, он ушел под воду, и когда вынырнул, то оказался рядом со второй байдарой. Со второй и с третьей раздались залпы. Кит снова нырнул. Вири махнул рукой, моторист понял, и снова застучал двигатель. Байдара летела к выходу из льдов и опередила гренландца.
Он вынырнул совсем рядом, фонтан был окрашен кровью. Маркин испугался. Достаточно было киту сменить курс, поднырнуть под байдару — и охота была бы закончена. Но все охотники выстрелили, первый стрелок метнул гарпун, следом потянулся длинный ремень с тремя привязанными к нему пых-пыхами (это шкура нерпы, снятая целиком, надутая и крепко завязанная). Пых-пыхи отстояли друг от друга метра на два-три. Маркин не заметил, как второй гарпун был брошен Вири. Кит был уже на шести пых-пыхах. Они не дадут ему уйти под воду.
