Анатолий Буйлов - Тигроловы
Утро выдалось пасмурным. Тигриный след вывел на вершину сопки к невысокой скале. У основания ее, под могучим, в два обхвата, кедром, тигры ложились отдыхать, но пролежали недолго, лежки не успели даже обледенеть: голод гнал зверей, не давая им покоя. Обойдя скалу, поднявшись на нее по отлогой стороне и постояв наверху, тигры рысцой побежали вниз по распадку.
— Ну, слава богу, кажись, зверя почуяли, — сказал Савелий, — а то ведь так и помереть недолго с голодухи.
— Может, тигрицу опять услыхали? — осторожно спросил Павел. — В таком густом ельнике вряд ли копытный зверь стоять сейчас будет.
— Да, похоже на то, — кивнул Евтей. — Кабан сейчас на желуде, на орехах кедровых, изюбряк — на пойме... Разве что кабарга шастает в ельниках, мох с деревьев объедает. Или просто поблазнилось тиграм что-то. Да что гадать, вот чуток пройдем еще — и все станет ясно.
Через несколько шагов тигроловы увидели сразу несколько следов, расходящихся веером. Тигры здесь ходили и туда и обратно. Евтей громким шепотом окликнул Павла:
— Стой, Павлуха! Видишь, тигриные тропы кругом? Это неспроста, значит, где-то там давленина.
— Посмотрите на Барсика и Амура. — Савелий кивнул на собак. — Чуют что-то. Следы-то, правда, недельной давности, и на этой давленине вряд ли уже застанем тигров, но как знать, может, сохатого завалили, тогда этого мяса надолго им хватит, и как раз застанем их... Как думаешь, Евтеюшко?
Евтей внимательно посмотрел на Барсика. Пес, слегка натянув поводок, напряженно смотрел в низовья распадка; ноздри его, втягивая какой-то подозрительный запах, слегка подрагивали; уши стояли торчком и были направлены в ту же сторону — в темный, припорошенный снегом ельник.
— Что-то чуют, — согласился Евтей. — Но если б тигры там были, Барсик давно бы уж рвался, сам знаешь, как он бесится...
— Думаешь, нету их там?
— Да кто их знает. Что гадать, пройдем еще, как найдем свежий след, так и ясно станет.
— Вот место дрянное. — Савелий огляделся, недовольно морщась. — Ежели тут ловить придется — ни одной рогатины не видать. Из чего рогатины-то рубить?
— Погоди ты о рогатинах думать, — с досадой отмахнулся Евтей, двигаясь по правому краю тигриных следов.
С громко бьющимся от волнения сердцем Павел двинулся вслед за Евтеем. Вот оно — начало! Быть может, уже через несколько минут он услышит леденящий душу тигриный рев, увидит яростные глаза зверя и страшную оскаленную пасть...
В ельнике все следы сошлись в одну торную тропу. Тигроловы молча шли по ней, чутко прислушиваясь, напряженно всматриваясь. Собаки по-прежнему прядали ушами и смотрели по ходу тропы, но делали это спокойно, без азарта. Внезапно идущий сзади Евтея Барсик стал что-то вынюхивать на тропе, но Евтей дернул его за поводок, и пес неохотно засеменил вслед за хозяином. Павел ковырнул носком олоча снег в том месте, где нюхал Барсик, и выбросил на тропу обглоданную кость.
— Евтей Макарович! Стойте!
Обернувшись, Евтей осуждающе покачал головой:
— Зачем так громко разговариваешь? Спугнешь тигров раньше времени...
— Я нечаянно, забылся, — смущенно проговорил Павел. — Тут вот кость чья-то обглоданная...
— Какая ишшо кость? — Савелий недовольно обошел Павла. — Где кость?
— Да вот она, лежит на тропе.
Опережая Евтея, Савелий поднял кость, похожую на обрубленную человеческую руку с растопыренными пальцами, недоуменно осмотрел ее и вдруг произнес удивленно и растерянно:
— Так ведь это — тигриная лапа! Обглоданная!..
— Ты что, отец, не перепутал ли? — Николай взял кость у отца, разглядел ее и, удивленно покачав головой, передал ее подошедшему Евтею.
— В самом деле, лапа тигриная...
— Что бы это значило? — угнетенно спросил Николай.
— А то и значит, — уныло сказал Евтей, передавая находку Павлу, — что один тигр другого съел. Ходили-ходили, добычу поймать не смогли, оголодали вконец, ну и подрались, наверно. А может, один из них заболел и сдох, а другой, чтобы добру не пропадать, съел его. Съел и ушел восвояси! Вот и вся история! — Последние слова Евтей произнес громко и с раздражением. — Вот невезенье! Стоко дней тропили их — и все кобыле под хвост. Тьфу!
— Ты бы не лаялся громко-то, — неуверенно попросил Савелий. — Может, второй-то тигр лежит тут недалеко, спугнешь его...
— Как же, станет он неделю дожидаться нас! Видишь, костомаху как вылизал, оскубал? Ему этого мяса на три дня. Изголодавшийся зверь долго на одном месте лежать не станет.
— А все же, Евтеюшко, на всякий случай ишшо до места дойдем без шуму давай, — может, тама он и есть как раз.
— Ну пошли, пошли, все одно надобно это место отыскать.
Теперь Евтей шел по тропе решительным шагом и вскоре, приостановившись, выгреб ногой на обочину обглоданную берцовую кость, затем, через несколько шагов, пинком отбросил в сторону часть позвоночника. Но вот тропа вновь разбилась на несколько перепутанных, широко разбегающихся следов. Все они были той же недельной давности. Посовещавшись, тигроловы решили не распутывать следы, а просто прочесать их. Евтей пошел вправо по краю следов, Савелий влево, а Павел и Николай, отойдя друг от друга шагов на полста, пошли по центральным тропам.
— Ежели случайно тигру увидишь, не вздумай стрелять по ней, — предупредил Савелий Павла перед тем, как разойтись. — Тихонько от нее отступи подальше и тогда уж голос нам подай — мы к тебе прибежим.
— А если он прямо на меня пойдет?
— Ну, тогда вверх над ней стрельни — убежит она, а мы тогда собак отпустим, а ты по ее следу беги, и мы тоже на след ее выйдем.
— А если он не убежит, а кинется на меня, можно стрелять в него? — продолжал допытываться Павел.
— Ну, ежели совсем опасно станет... тогда конечно, а все ж постарайся как-нибудь, тово, выкрутиться — напугать ее...
Сейчас, прокрутив в голове весь этот разговор с бригадиром, Павел с лихорадочной поспешностью думал над тем: чем же, кроме выстрела, можно остановить нападающего тигра? «Может, зажечь ветровой спичкой пластмассовую расческу? Но пока буду пенал откручивать, да спичку вынимать, да пока зажгу ее, тут мне тигр голову пять раз успеет откусить. Вот опять, кажется, что-то лежит на тропе...»
Павел ковырнул ногой снежный бугорок и вывернул переднюю лопатку тигра. «Ишь, как потрудился, до блеска обглодал... Вот прыгнет сейчас из-за той вон валежины, и ты, братец Калугин, не только спичкой не успеешь чиркнуть, но и за карабин взяться не успеешь».
Он подозрительно посмотрел на лежавшую впереди толстую валежину, усмехнулся словам Савелия: «А все ж постарайся как-нибудь, тово, выкрутиться...» Да уж, конечно, ежели прыгнет, постараюсь на лету ее сшибить, не промахнуться. — И, подумав так, он снял с плеча карабин и взял его наизготовку. — Вот так, Савелий Макарович, вернее мне будет с ней переговоры вести».
Благополучно обойдя подозрительную валежину, Павел вновь вышел на тропу и, не увидев на ней свежего следа, успокоился, но карабин оставил в руках. «Береженого бог бережет», — эту поговорку часто внушал ему отец. Но что там впереди, в мелком густом ельничке? Почему так возбужденно растенькались синицы? Может, над зверем тенькают?
Чтобы не скрипели подошвы о твердый снег тропы, Павел пошел рядом с ней по целине, внимательно ощупывая глазами каждый подозрительный бугорок впереди, каждое пятно, не забывая между тем скользнуть взглядом по сторонам, да и назад оглянуться иногда, но это уже просто на всякий случай, перестраховки ради. Вот уже синичье теньканье совсем недалеко. Да вон же они — сидят на пушистой елочке, перепархивают с ветки на ветку, и то одна, то другая вниз пикируют. Что же нашли они там интересного? К той же елке и тропа ведет, а вон еще две тропы туда сходятся, и по-прежнему не видно свежих следов.
Осторожно подойдя к елке, Павел увидел под ней хорошо утоптанную, присыпанную свежевыпавшим снегом площадку. Утоптана она была не звериными лапами... Вокруг площадки снег тоже весь перетоптан.
Поставив затвор на предохранитель и закинув карабин за спину, Павел подошел к елке, высмотрел на площадке продолговатую ямку и, встав на колени, сдул с нее весь пушистый снег. Он увидел отпечаток олоча, подшитого рубчатой подошвой, вероятно, от покрышки мопедного колеса. Такие подошвы многие охотники подшивают теперь на кожаные улы — и мягко ходить, и не скользко, хоть с горы, хоть на гору, да и подошве износу нет. Смутно догадываясь о происшедшем здесь, Павел, чтобы проверить свою догадку, отломил еловую ветку и начал сметать ею снег с площадки — под снегом всюду проступали пятна крови. Все больше удивляясь, он увидел еще одну лапу и обглоданную кость, кажется, шейный позвонок. Концы фаланг на лапе были не обгрызены, как казалось на первый взгляд, а ровно срезаны в суставах ножом... Павел внимательно огляделся кругом и заметил на стволе светлую полоску — след свинцовой пули. Жакан ободрал кору на высоте колена. Стрелял человек стоя — пуля прошла чуть под углом сверху вниз. Павел прикинул, откуда удобней всего было стрелять в стоящего за елкой тигра, получилось, что стрелял не ближе и не дальше того молодого густого ельничка. До него метров тридцать — удобная дистанция даже для самого плохого ружья. Поднявшись с колен, Калугин принялся громко сзывать тигроловов.
