Вера Панова - Про Митю и Настю
Прабабушка сидела, как всегда, в своем кресле. На столе перед нею лежали апельсины и яблоки. Митю не заставили ждать нисколечко, сразу дали ему апельсин, и он стал играть в футбол.
Прабабушку он раньше называл просто «баба», пока она не сказала:
— Я не баба. Бабушки у тебя другие. Я — прабаба.
Кроме яблок и апельсинов, на столе было много карточек. На одной карточке Митя увидел себя с мамой и папой. Он сказал:
— Мама, папа, Тата.
— Скажи «Митя», — сказала прабабушка, но он не сказал.
— Он всех детей называет Татами, — объяснил папа. — В том числе и себя. И машины у него тоже «таты».
— Значит, ты его не понимаешь? — спросила прабабушка.
— Почему же, — сказал папа. — Понимаю все.
У прабабушки много вещей, каких больше нет ни у кого. И кресло на колесиках, и высокие подсвечники, куда вставляется много свечек, и в углу — красная баночка, в которой горит огонек. И в футбол апельсином у нее можно играть, и подметать она позволяет сколько угодно, и вынимать из тумбочки пузырьки с лекарствами. И если ей говорят: «Ты его совсем разбалуешь», — она отвечает:
— Детей надо баловать, это доказано наукой.
— Какой же это наукой доказано? — спрашивают у нее, а она говорит:
— Иначе они вырастают тупыми и черствыми.
— На мои именины вы приедете? — спрашивает прабабушка.
— Конечно, — говорит дедушка.
Именины — это Митя знает, что такое. На именинах у прабабушки бывают пироги, и гостей очень много — и маленьких, и больших. Бывает девочка Настя, почему-то Мите велят ее называть тетя Настя, а она не хочет.
— Какая я тетя, — говорит она. — Я Настенька.
Прабабушка смотрит на них и говорит:
— Когда вы вдвоем, вы особенно милые.
Настя поет песню: «Во саду ли в огороде Настенька гуляла, невеличка, круглоличка, румяное личико».
«За ней ходит, за ней бродит удалой молодчик», — поет она, и Митя думает, что это про него. Молодчик — это он.
«За ней носит, за ней носитДороги подарки — поет Настенька.Дорогие те подарки —Кумачи, китайки.Кумачу я не хочу,Китайки не надо.Подари, моя надежда,Алого атласуНа две шубки, на две юбки,На две душегрейки».
Так поет Настенька, девочка с черными глазками, и в ее песни идет Митя большой, и сильный, и красивый, и умный, он ничего не боится, все может, он подарит Настеньке все, чего она хочет, — прекрасной девочке, знающей прекрасные песни.
Митя на даче
СБОРЫ— Завтра едем на дачу, — однажды сказал дедушка. — Я закажу такси.
— Лучше в электричке, — сказала мама. — Не укачало бы его в такси.
— С чего это его укачает, — сказал папа. — И троллейбус, и автобус он переносит отлично, перенесет и такси.
И они стали брать Митины вещи и укладывать в чемодан. Уложили и одежу, и книжки, и игрушки. Танк сначала не лез в чемодан, но потом влез, когда баба-няня села на крышку чемодана.
— Никогда бы не подумала, — сказала мама, — что у него столько барахла.
— Больше, чем у нас с тобой, — сказал папа.
— Да ему больше и требуется, — сказала мама.
Хотели впихнуть в чемодан и стеганое одеяло, но оно никак не хотело впихнуться. Решили положить его прямо в кроватку, а кроватку поставить на грузовик.
В ПУТИС утра все говорили о том, что сразу после обеда поедем.
Дедушка, придя к обеду, сказал:
— Выбирайтесь, там внизу две машины, и легковая, и грузовая. А спать он будет уже на даче.
Баба-няня сказала:
— Присесть полагается и помолиться.
Все сели, Митя на коленях у бабушки, а потом спустились вниз.
За воротами на улице стояли две машины. Папа взял Митину кроватку и чемодан и поднял на грузовик.
Митя подумал, что и его посадят туда же, но ему пришлось вместе со всеми сесть в легковую машину. Это было жалко, потому что на грузовике он не ездил еще никогда.
— Ну, прощайся с городом, — сказал папа. — Не скоро его увидишь. — И Митя помахал в окошко рукой.
Долго ехали по улицам, потом мимо какого-то очень большого зеленого сада. Бабушка сказала, что это лес.
В лесу Митю ненадолго высадили из машины и показали ему гриб. До этого он видел гриб только на картинке, тут он был непохожий — на тонкой гнилой ножке, и из него вылезали маленькие черные муравьи. Дедушка сказал, чтобы Митя не смел брать его в рот, потому что это поганка.
Но кроме запретной поганки в лесу оказались маленькие белые цветочки, они росли прямо из зеленой травки. Мите позволили их рвать, только, к его огорчению, они ничем не пахли. Зато маленькая шишка, валявшаяся среди них, прекрасно пахла новогодней елкой и подарками.
— Ты у нас, оказывается, любитель природы, — сказал папа.
Бабушка сказала:
— Я это давно поняла. Разве ты не видел, как он относится к цветам и голубям. Его надо окружать прекрасными вещами.
— Кажется, достаточно окружен, — сказал папа.
— Я хочу сказать, — объяснила бабушка, — красивыми вещами. У него очень развито чувство прекрасного.
— Ничего еще в нем не развито, — сказал папа. — Только развивается пока что.
— А мы должны помочь этому развитию, — сказала бабушка.
— А я в детстве был такой же? — спросил папа.
— Да, — сказала бабушка. — Но немножко в другом роде. Ты был спокойнее. Не лез пальцами в дверные щели и не лопал сырую картошку.
— А сырая картошка — полезна, — сказал папа. — У Джека Лондона сырой картошкой спасаются от цинги.
— Какая цинга может быть, — сказал дедушка. — Не говорите всуе, терпеть не могу. Откуда цинга в наше время у нашего ребенка?
— Ты, кажется, засыпаешь, наш ребенок, — сказала мама. — Потерпи, скоро приедем.
И правда, скоро они остановились у зеленой лужайки, за нею стоял маленький домик, а на лужайке катались какие-то желтые шарики.
— Смотри, Митька, — сказал папа, — это цыплята, а с ними курочка ряба.
— Баба, — сказал Митя, «ряба» он не мог сказать, хотя узнал ее по хвосту и гребешку, такому же, как в книжке.
— Хочешь с ними погулять? — спросил дедушка, и Митя побежал по зеленой лужайке.
В домике были маленькие комнатки с большими окнами, в них светило солнце. Бабушка и баба-няня повесили занавески и уложили Митю в его кроватку, он заснул сразу и видел во сне курочку рябу с цыплятами.
САШКА— А кто к тебе пришел! — сказала мама, когда он проснулся, и позвала:
— Саша!
И в комнату, топая сандалиями, вошел мальчик. Он был чуть-чуть побольше Мити и с такой же светлой растрепанной головой. И сразу очень понравился Мите.
За ним вошла какая-то женщина и спросила:
— А не помешает он вам?
— Ну что вы, — ответила мама, и женщина сказала:
— Ну, Сашка, ты же смотри, не обижай маленького, а я за тобой приду.
— А чего у тебя есть? — спросил мальчик у Мити. — Какие игрушки?
В ответ мама открыла чемодан, чтобы Саша рассмотрел игрушки. Он рассматривал, а Митя сквозь сетку кроватки смотрел на него с любовью.
Утром, едва проснувшись, он позвал:
— Сашка!
Это имя было какое-то веселое, Мите больше нравилось, чем «Саша».
И играть стало веселей, когда появился Сашка. У него были для игры какие-то камушки и деревянные брусочки, и даже маленькие цветные стеклышки, и иногда он дарил Мите какую-нибудь из этих прекрасных вещей.
— Не порезал бы он ручки этими стекляшками, — говорила няня, но папа и мама отвечали:
— Ничего, пусть пользуется всем, что ему перепадает от жизни.
Вначале Митя побаивался курочки рябы и не очень охотно выходил на лужайку перед домом. Но увидев, что Сашка не боится, стал выходить смелее.
КОРОВАПо вечерам теперь Мите стали давать молоко, не такое, как в городе, а гораздо вкуснее. Он его полюбил и, едва начинало темнеть, говорил:
— Молока!
Няня брала кувшинчик и куда-то уходила, и когда возвращалась, кувшинчик до краев был полон пенистым белым молоком.
Однажды няня сказала:
— Пойдем посмотрим коровку, которая нам дает молочко.
Они пошли по улице и вошли в какой-то двор. Там был сарай, а в сарае Мите показали что-то большое коричневое с белыми пятнами:
— Вот коровка, — сказала няня. — А вот у нее рога.
Вошла Сашкина мама с ведром, поставила около коровы скамеечку, села на нее, а ведро подставила под корову. И стала давить корову пальцами, и из коровы в ведро потекло белое молоко. Когда его набралось полведра, Сашкина мама перелила его в баночки и в Митин кувшинчик.
— Вот видишь, — сказала няня, — откуда берется молоко.
И Сашка представился Мите еще более счастливым: ведь у него были и чурочки, и цветные стеклышки, и эта большая корова с рогами, а у Мити только игрушки. Никогда еще Митя не встречал такого важного человека, как Сашка. Он с каждым днем любил Сашку все больше. Когда его теперь спрашивали: