Вячеслав Сукачев - По чистым четвергам…

Возвращение в город, по которому они успели соскучиться, было легким и коротким, поскольку достались им плацкартные места и они, забравшись на верхние полки, почти тотчас уснули, а когда проснулись, поезд уже громыхал по фермам железнодорожного моста и впереди поднимались пригородные многоэтажки. Посвежевшие в деревне, с первым легким загаром на лицах, вышли они на привокзальную площадь, и тут их внезапно ошеломило сознание, что сию минуту надо расставаться. В этом расставании им одновременно почудилось маленькое предательство: Витя подумал, что Катя возвращается домой, оставляя его одного среди огромного города, Катя с грустью вспомнила свою комнату, представив Витю среди веселых товарищей по общежитию. Растерянные, стояли они друг против друга, не в силах вытолкнуть из себя прощальные слова. А вокруг вовсю уже вершилось лето: порхнула бабочка-белянка, ласточки сидели на проводах, тонко прозвенел первый комар, шарахнувшись в сторону от куста черемухи…

«Ну, пошли?» — дрогнувшим голосом спросила Катя.

«Куда?» — что-то понимая, тихо ответил Витя.

«Ко мне домой…»

…В тот день Катю Сенечкину попросили выйти не в свою смену и без кассира. На улице было морозно, к тому же перед этим прошел снег, и Катя замучилась переводить стрелку на повороте с главной магистрали. В десятом часу вечера толкучка в вагоне поубавилась, и Катя облегченно вздохнула: теперь уже не надо было постоянно повторять одно и то же: «Граждане пассажиры, не забывайте приобретать билеты. На линии работают контролеры…» Теперь каждого входящего и выходящего человека она успевала разглядеть в обзорном зеркале. Без четверти одиннадцать с передней площадки поднялся в вагон высокий парень с портфелем. Она видела, как он порылся в кармане и опустил монету в щель автомата. Шапка из ондатры, зимнее пальто с узким каракулевым воротником, почти автоматически отметила для себя Катя и тут же потеряла парня из виду, так как сел он на сиденье за ее спиной — единственное место, выпадающее из зоны обзора. Дав длинную трель, Катя плавно стронула трамвай с места и покатила дальше, почти тотчас забыв о парне в ондатровой шапке. Да и что ей с него, если за проезд он расплатился…

Последний круг всегда самый трудный. Кажется, прогоны между остановками становятся в два раза длиннее, из пустого вагона в спину словно бы наддувает ветер, хотя ты и сидишь за стеклом, в хорошо прогретой электрическим обогревателем кабине. Но вот наконец желанный путь в парк, который расположен на самой окраине города. Первый час ночи, а ей еще надо сдать выручку из автоматов, добраться домой на дежурном автобусе, и лишь тогда — долгожданная постель. В парке, отключившись от энергопитания, Катя с усилием раздвинула дверь, вошла в вагон, на ходу натягивая вязаную шапочку, и обмерла от страха: на первом сиденье, привалившись к замерзшему окну, не то спал, не то притворялся спящим парень в ондатровой шапке. «Вы почему, — непослушными губами заговорила Катя и сама себя не услышала. Это ее разозлило. — Молодой человек, — окончательно переборов страх, язвительно сказала она, — приехали…» Парень поднял голову, непонимающе уставился на нее бессмысленными глазами, и она сразу поняла, что он спал по-настоящему. «Что? — парень метнулся взглядом по вагону и тут же вскочил. — Вот черт! — растерянно сказал он. — Я что, уснул?» — «Освобождайте вагон», — Катя едва сдерживала улыбку, настолько растерянный и смешной был вид у парня. «А где мы находимся? — он попытался хоть что-то разглядеть сквозь замерзшие стекла. — И как мне отсюда выбираться?» — «Находимся мы в трампарке, — уже суховато, с нетерпением сообщила Катя, — а выбраться отсюда вы сможете только на такси… И то если вам сильно повезет». — «Ну, черт» — опять чертыхнулся парень и пошел из вагона на улицу, со сна зябко передергивая плечами.

Минут через сорок с территории трампарка выскочил голубенький пазик и меж высоких сугробов, натолканных бульдозером, помчался к городу, увозя со смены полусонных людей. Катя, устроившись на первом сиденье рядом с тетей Шурой, почти тотчас задремала, безвольно откинувшись на спину. И уже так сладко закачалось и поплыло все в ее полусонном сознании, уже проваливалась она в безвестно-наркозное ничто, на дне которого (если есть у него дно) притаились самые разнообразные и удивительные сны, когда вдруг громкий и длинный сигнал водителя заставил ее с усилием открыть глаза. И она сразу увидела, как впереди, еще довольно далеко, шагает парень в ондатровой шапке. Услышав сигнал, он остановился и стал взбираться на снежный отвал, уступая автобусу дорогу. «Это что за чучело среди ночи? — удивленно проворчала тетя Шура. — Носит же нелегкая». И когда они уже поравнялись с парнем, когда Катя увидела, как стоит он на сугробе, прижимая портфель к груди, облитый белым светом фар, она неожиданно звонко крикнула шоферу: «Подождите! Остановитесь! — И когда автобус притормозил, как бы оправдываясь перед всеми, добавила: — Он ведь даже без перчаток…» — «Ишь ты, востроглазая какая, — усмехнулась тетя Шура, которая, и года не просидев на пенсии, вновь вышла с брезентовой сумкой на линию. — А мне вот и невдомек, что он, бедненький, голорукий стоит».

Парень тяжело зашагнул на высокую ступеньку, хлопнул дверью и хриплым с мороза голосом сказал шоферу: «Спасибо большое». — «Э-э нет, милок, — не удержалась тетя Шура. — Это ты вон ее благодари, — она подтолкнула Катю плечом, — углядела тебя она. Даже то, что ты среди зимы без перчаток — приметила». Он оглянулся и через плечо удивленно уставился на Катю широко поставленными глазами. Катя смутилась и от смущения неожиданно ляпнула: «Здравствуйте…» В автобусе дружелюбно засмеялись, потом кто-то пригласил парня сесть. Но он так и остался стоять на ступеньке, видимо не очень-то уютно чувствуя себя среди незнакомых людей. И всю дорогу до города Катя как-то тревожно и напряженно ощущала его присутствие в полуметре от себя.

На заводской окраине, уступая дорогу, парень вышел из автобуса, да так и остался с Катей. Стояли они напротив при тусклом свете дальнего фонаря, а небольшой ветерок перекатывал по асфальту сухие снежинки. «Вы почему не поехали дальше?» — тихо спросила Катя. «А как же вы, одна, среди ночи?» — удивился парень. «Я привычная, — ответила она, — да и живу совсем рядом…» — «Понятно». — «А вот вы-то как?» — «Доберусь, — парень небрежно махнул в сторону ушедшего автобуса. — Теперь доберусь… Вот только вас провожу». — «Нет-нет, — испугалась она, — не надо меня провожать». — «Почему?» — «Не надо, и вообще — до свидания». — «Минуточку, — он придержал ее за руку, — меня зовут Виктор, а вас?» — «Зачем это?» — с просыпающейся неприязнью покосилась она на него. «Должен же я знать имя своей спасительницы». — «Необязательно», — отрезала Катя и пошла от него. «Когда у вас меняется смена?» — крикнул ей этот парень Витя. И она почти автоматически ответила; «Послезавтра».

Заметила она его на остановке еще издалека. Он вновь вошел с первой площадки, потер голыми руками озябшие уши, склонился к окошечку, через которое она продавала проездные талоны, и весело спросил: «Как же вас зовут?» Она оглянулась, посмотрела в смеющиеся Витины глаза и серьезно ответила: «Катя». — «Спасибо. — Она увидела, что он немного растерялся. — Познакомились, так сказать». — «Только очень вас прошу, не засыпайте на этот раз», — сказала она.

Витя Тихомиров после памятной поездки в деревню так и остался у Кати. Вскоре сыграли им комсомольскую свадьбу, на которой подарили молодоженам магнитофон «Весна» и детскую кроватку. Через полтора года в кроватке уже лежал и попискивал первенец Сережка. Виктор успешно защитился, получил диплом и льготное направление в один из городских проектных институтов, занимающихся промышленным строительством. А через год сотрудники отдела, в котором Виктор Степанович Тихомиров, как говорится, пришелся ко двору, поздравляли его с дочерью, Оксаной, и подарили в честь такого события удобную колясочку на роликах, по тем временам — неслыханную роскошь. Начальник отдела, поздравляя Тихомирова, прозрачно намекнул, что приличествующая семейному положению Виктора Степановича квартира не за горами. И действительно, через год с небольшим они выехали из своей комнаты, тепло распрощавшись с дядей Лешей, по-стариковски не удержавшимся от слезы.

Новая квартира досталась им хоть и не в центре, но в хорошо благоустроенном микрорайоне, со сносным автобусным и трамвайным сообщением. Жить приходилось на одну зарплату, но они как-то, выкручивались, да и мать Тихомирова хорошо помогала: на спальный гарнитур дала полторы тысячи рублей, мясо, картошку и овощи регулярно им из деревни поставляла. В общем, жили вроде бы не хуже других. А главное — дружно. Виктор Степанович на работу собирается — в прихожей вся семья его провожает: Оксанка на руках сидит, Сережка у ног трется, Катюха в щеку целует. Тихомиров с работы приходит, давит кнопку электрического звонка и слышит, какой переполох поднимается в квартире: с визгом топочет ножонками Оксанка, «Папка пришел!» — вопит во все горло Серега, и следом что-то с грохотом падает на кухне — это уже Катя спешит его встречать. Случались «левые» проекты, и тогда Виктор Степанович задерживался на работе допоздна, однако, в какой бы час он ни вернулся — ребятишки без него спать не ложились… Когда Оксанке исполнилось два с половиной года — отвели ее в ясли-сад. Катюша вышла на работу. Тут уж они и подавно зажили: Виктор Степанович приносил домой чистыми сто пятьдесят рублей да Катюха начала по сто двадцать добавлять. Правда, оформили они страховки на детей и по червонцу в месяц с зарплаты стали отчислять: С Катиной — Сережке, с тихомировской — Оксанке…