Александр Плотников - Визитная карточка флота
— Не сплю, — спокойно сказала Татьяна, беря из рук отца трубку.
— Я же тебе все сказала, Илья. Зачем ты устраиваешь эти психологические эксперименты среди ночи? Правильно тебе сказал папа: стань же наконец мужчиной! Назло мне женись на молодой и красивой. За тебя всякая пойдет…
Муж, видимо, что-то говорил в ответ, Татьяна нетерпеливо перебивала его, потом заявила:
— Ну, хватит мелодрамы, Илья! Мы разбудили Димку. Если хочешь, во время зимних каникул приезжай к нему в гости или забери его на неделю к себе… — и положила трубку.
Лежа на своей неудобной раскладушке, Иван Егорович слышал, как дочь чиркала спичкой, прикуривая сигарету, почувствовал терпкость табачного дыма, которым потянуло из комнаты, и отчетливо понял, что судьба Татьяны всерьез надломилась. Что не вздорный это ее каприз, не случайная размолвка с мужем, а самый настоящий крах ее семейной жизни.
«А ведь от Сергея Урманова Танюшка бы не ушла…» — с легким оттенком злорадства подумал Иван Егорович.
Тут припомнились ему скорбные дни апреля шестидесятого, когда хоронили в Севастополе отставного каперанга Прокофия Нилыча Урманова. На поминках обнаружилось, сколько уважения людского заслужил бывший матрос с миноносца «Твердый», старый большевик, соратник Сергея Лазо, потом командир корабля возрожденного Тихоокеанского флота. Тесным-тесно было в просторной его квартире, а посередке поминального стола лежала груда телеграмм со всех концов страны нашей. Вместе с Иваном Егоровичем и Татьяной Трофимовной Русаковыми проводили в последний путь Нилыча оба их сына, только вот дочь Татьяна не осмелилась приехать, хотя и ей отбивали телеграмму.
А Сергей, видать, ждал ее, все смотрел на Русаковых и не решался спросить о Татьяне. Все не мог забыть безответной своей любви. Был он тогда капитан-лейтенантом, а нынче, Андрей написал, ходит во вторых рангах, скоро крейсер получит под свое командование. Умом и характером пошел весь в отца, жаль, что в личной жизни парню не повезло. Женился было на очень пригожей, говорили, да недолго пожилось ему с молодой супругой…
Иван Егорович сердито заворочался на скрипучей раскладушке, потом попросил вполголоса:
— Дай-ка и мне сигарету, Татьяна.
— Тебе нельзя, папа, — сухо откликнулась дочь. — И не уговаривай меня, я все-таки врач.
Глава 2
Спуск на воду корабля большой праздник для завода. Именинниками чувствуют себя все — от директора до слесарного ученика. Но главный именинник, конечно, строитель. Потому-то вырядился нынче Павел Иванович Русаков в лучший свой костюм, прикрепил на левой стороне пиджака орден Трудового Красного Знамени и две медали.
Шура, жена Павла, заботливо отутюжила брюки, хотя и не преминула заметить:
— Опять костюм послезавтра в химчистку тащить, ведь обязательно заляпаешься…
— «Горделивый» толкаем со стапеля, женушка! — обнял ее Павел. Такого корабля еще на свете не бывало, а ты — химчистка!
— Не серчай, Павлуша, я же просто к слову, чтобы поберегся… Я так рада за тебя, умница ты мой! — Жена ласково погладила его гладко выбритую щеку.
— То-то же…
— Андрей с Сережей приезжают на спуск? — спросила Шура.
— Про Андрея не знаю, а Сережа обязательно будет. Корабль на воде не может быть без командира!
— Уговори его у нас остановиться. В Юриковой комнате поселим.
— Попробую, мать, только ты его знаешь, он на садовой скамье переночует, чтобы никого не побеспокоить. Да и номер Сереге заказан в нашей заводской гостинице.
— Все одно уговори!
— Попробую, мать. А теперь целуй меня и отправляй!
Возле подъезда Павла Русакова ждала машина. Шофер Вася, недавний флотский старшина, по случаю праздника надел матросскую форменку с темными квадратиками на месте споротых погон.
— Двинули помаленьку, Василек, — сказал Русаков, устраиваясь на переднем сиденье.
— Вы который корабль спускаете, Павел Иванович? — вырулив на прямую улицу, спросил шофер.
— Такой самый первый, браток… — ответил Русаков и усмехнулся, припомнив, с какой робостью изучал тактико-техническое задание на постройку «Горделивого». Жутковато становилось от мысли, что надо создавать технический шедевр. Ни дать ни взять настоящий завод-автомат на плаву, со своей электростанцией, конвейерными линиями, счетно-решающими устройствами. Один впечатлительный журналист назвал будущий крейсер «Авророй» военно-технической революции на флоте. Громко, конечно, но сравнение это не так уж далеко от истины…
— А я на подлодке служил. Рулевым-сигнальщиком… Оттого вот и теперь баранку кручу…
— Лодки тоже отличные корабли. Призраки глубин — так, кажется, называли их в первую мировую войну. Тогда они на самом деле были почти неуязвимы. Только для нашего крейсера эти призраки страшны не будут, он их за много миль обнаружит. И тогда придется спасаться им, а не ему…
— Так уж и спасаться, — недоверчиво хмыкнул Вася. — А если у них дальноходные торпеды?
— Хоть ракетоторпеды, все равно я бы им не позавидовал.
Вася хотел было возразить Русакову, но раздался прерывистый свисток автоинспектора, который красноречивым жестом приглашал автомашину на обочину.
— Я извиняюсь, товарищ депутат, — козырнул Русакову милиционер, увидев эмалевый значок на лацкане пиджака. — Но ваш водитель нарушил правила. Совершил двойной обгон…
— Там же какая-то инвалидная коляска стояла… — попытался оправдаться Вася.
— Коляска тоже самодвижущееся средство, — строго оборвал его инспектор. — Ваши права, товарищ водитель!
— Послушай, друг, — по-простецки обратился Русаков к милиционеру. Ты нас не огорчай сегодня. Праздник у нас на заводе — новый корабль со стапеля сходит. В следующий раз ты его вдвое строже накажешь. Лады?
— Так вы с судостроительного? То-то туда городское начальство направилось… Ладно, по такому случаю дырку в талоне колоть не стану. А вот номерок запишу на память. Смотри у меня, — погрозил он пальцем шоферу. — Снова попадешься — не отвертишься!
Дорожный инцидент ничуть не огорчил Русакова. Он дружески потрепал шофера по плечу.
— Ничего, Василек, бывает. Это я тебя отвлек. Машину поставишь, приходи на стапель. Я тебя приглашаю.
— Спасибо, Павел Иванович.
До начала рабочего дня оставалось еще более получаса, но в заводоуправлении было людно. Русаков направился прямо к директору.
— Сам уже здесь? — спросил он секретаршу.
— Полон кабинет гостей, — кивнула та на обитую коричневым дерматином дверь. — Велел вам сразу заходить.
— А вот и герой дня пожаловал! Не торопишься, Пал Иваныч!
— Кто долго запрягает — быстро едет потом, Константин Сергеевич!
Директор, невысокий и худощавый (начальственным был у него только голос, басовитый и раскатистый), представил Русакова гостям. Тот с удивлением увидел среди них старшего брата Андрея в новенькой, совсем еще не обмявшейся адмиральской тужурке.
— Здравствуй, Павлуха!
— Андрей!.. Здравия желаю, товарищ адмирал! Представляется инженер-капитан третьего ранга запаса Русаков по случаю… Что за случай, ты сам знаешь! — И, не выдержав шутливо-официального тона, обнял брата за шею. — Когда произвели?
— Два месяца назад, перед днем Военно-Морского Флота.
— И даже телеграммы не дал!
— Хвастаться не привык.
— Батя тоже не знает?
— Скоро буду в Москве, покажусь.
— Выходит, я на тебя работаю?
— «Горделивый» будет плавать в моей эскадре.
— Под командой Урманова?
— Пока командиром планируется он.
— Почему пока?
— Пока ты достроишь корабль, ему могут предложить что-нибудь другое.
— Ну и болваном будет, если согласится! С такого трамплина, как наш крейсер, он и тебя перепрыгнет!
— Вот ему самому это и скажи. Он с минуты на минуту заявится.
— Павел Иванович, — прервал разговор братьев директор завода, — у тебя все готово? Шампанское не забыл?
— Целый ящик припас, Константин Сергеевич.
— Ящик ни к чему, бутылки достаточно.
— Одну о форштевень, остальные по бокалам разольем.
— Коллективку хочешь учинить? При высшем партийном руководстве города?!
— Кого же крестной матерью выбрали, Константин Сергеевич? — подал голос секретарь горкома партии, до того с улыбкой слушавший забавный разговор.
— Марью Даниловну Сапожникову. Она сорок лет на стапеле трудилась. Теперь на пенсии, но по-прежнему в коллективе, молодежь учит.
— Достойная кандидатура.
— Ну что ж, товарищи заводчане, — сказал директор, — гости остаются у меня, а хозяева по местам! Собираемся без четверти десять на смотровой площадке.
В вестибюле заводоуправления Павел Русаков увидел высокого морского офицера в модно скроенной тужурке с широким — от уха до уха — козырьком и вздернутой тульей.
