Борис Дубровин - О годах забывая
Павлик шагнул за ним, хотел остановить, но удержался. Он все ждал — его позовут. Но незнакомец не обернулся. Ребенком овладела жестокая обида. Стон острой боли потряс Павлика, и он в отчаянии бросился на траву. Груша скатилась в арык. Обхватив голову руками, Павлик лежал с закрытыми глазами. Его губы изредка выдавливали одно и то же слово — «сынок».
III
Тишину ночи рассек скрежет тормозов и резкий, долгий, непривычно тревожный гудок. Пограничный газик на полном ходу остановился у больницы. Шофер-пограничник, выскочив из кабины, вытащил словно переломленного пополам человека. Опустил его на крыльцо и забарабанил в дверь.
В окнах вспыхнули огни, зашаркали шаги, дверь раскрылась. Он помог двум женщинам втащить страдальца.
— Змея укусила! — сказал он, когда положили человека в приемной. — Тороплюсь! — И двинулся к выходу.
— Когда укусила? — вслед ему крикнула медсестра Наташа. — Слышите, когда? Какая змея?
Шофер садился в кабину, но снова вышел с фуражкой пострадавшего и передал ее старой полной санитарке.
— Когда укусила и какая — не знаю. Недалеко от Четвертой буровой подобрал. Видно, бывший пограничник… Я позвоню с заставы.
В растерянности старая Гюльчара поспешила в приемную, прижимая к себе вывалянную в пыли фуражку.
Лицо человека — это его днем видел Павлик — было перекошено. Кровь отлила, смертная бледность пропитывала смуглую кожу. Он задыхался. Руки и ноги конвульсивно сжимались. В углах искривленного судорогой рта показалась пена, он захрипел, забился и вытянулся, закатив глаза.
Старая Гюльчара не вынесла этого и как бы осела, отстранилась. Смешалась и Наташа.
Незнакомец откидывал голову, но вдруг затих в обмороке. На холодной левой руке, выше запястья, краснели две точки — следы змеиных зубов.
В мозгу Наташи металось? «Гепарин? Обколоть место укуса эмульсией карболового мыла? Нет, время упущено! Новокаиновая блокада?»
— А может, не поздно, — прошептала Гюльчара, — может, не поздно, говорят: яд отсасывают.
И она ревматически утолщенными, но проворными пальцами начала отжимать, выдавливать яд, затем припала губами к укушенному месту — к двум красноватым точкам.
«Введу внутримышечно норадреналин!» — решила Наташа, быстро доставая лекарство. Положение было так угрожающе, что у нее невольно вырвалось:
— Даже не знаю, как поступить!.. — А сама не дремала, кипятила шприц.
— Мурад!.. Мурад!.. — бредил человек. — Не стреляй!.. Возьмем живым!.. Тихо, ни звука!..
— Гюльчара, нужно немедленно вызвать доктора! Беги к председателю, звоните в райком! — проверяя шприц, торопила Наташа, увидев, что Гюльчара, отсосав яд, вытирает губы.
Гюльчара выбежала из приемной.
«Или ввести строфантин?» — думала Наташа.
— Мурад!.. Вот он!.. Ложись за скалу!.. Не высовывайся!.. — Бред не утихал. Человек корчился в судорогах, застывал в обмороке, задыхался…
Дрожащими пальцами Наташа вставляла иглу в шприц.
Человек хрипел, изнемогая. Как рыба, выброшенная на песок, хватал губами воздух. «Может быть, паралич дыхательного центра! — едва не задохнулась от этой мысли Наташа. — Дыхание!»
Наташа бросилась к нему, разорвала на груди гимнастерку. Разве ей сейчас было до своей шестилетней дочки! Та босиком шлепала к двери приемной, неся куклу, с которой не расставалась и в постели. Если бы могла себе позволить, Наташа разрыдалась бы. Она не слышала, как дочь приоткрыла дверь. Часто и прерывисто дыша, Наташа припала к груди больного: бьется ли сердце? Человек лежал, окаменев. Вдруг он стиснул руки Наташи.
— Стой!.. Кто идет?.. Мурад!.. Связать его!..
— Товарищ, товарищ! — пыталась высвободиться она.
— Мамочка, мама! — плача, не смея переступить порог, негромко всхлипывала девочка.
— Юленька, доченька, — не оборачиваясь, но чувствуя, как руки больного слабеют, выдохнула Наташа. — Скорей разбуди дядю Федю. Скорей!
Девочка куклой утерла слезы и торопливо засеменила по коридору, шепча: «Мамочка, за что он тебя?»
Наташа вырвалась и схватила несчастного за руки. «Да, да, дыхательную гимнастику!» — И она словно гребла в шторм против ветра, выбиваясь из сил.
А Юлька тянула за руку прихрамывавшего усатого человека. Запахнув халат, он переступил порог приемной.
— Чем, чем помочь?
— Вот так делайте, Федор Николаевич! Вот так, быстрее!
Перехватив его руки, Федор Николаевич начал дыхательные упражнения.
Пальцы Наташи тряслись, но все-таки она надела иглу на шприц, потянулась к ампуле…
IV
Словно пронзенный иглой слитых лучей, ослепленный светом фар, летел смертельно перепуганный джейран, будто и не задевая земли, вытягивался, надеясь вырваться из гудящей линии света, мчался перед газиком, метался из стороны в сторону.
— Правей, правей обгоняй! — подался вперед Кулиев и тронул шофера за рукав. Но тот насупил брови, а скорости не прибавил.
— Гони, тебе говорят, гони! Не успеем человека спасти! Вот характер!
— Сами шею свернем, некому будет спасать!
Отливая серебром, круп джейрана сверкал перед машиной. Не стало видно взлетающих, как бы пытающихся оттолкнуться от лучей света узких округлых копыт. Свет погас. Взвизгнули тормоза, осекся мотор. Все подались вперед и молчали.
Кулиев открыл рот, торопясь отдать приказание строптивому водителю, но мотор заработал, вспыхнули фары, выхватывая глянцевую спину асфальта, и газик ринулся сквозь пустыню.
— Неужели это Атахан? — спросил Кулиев доктора, а сам подумал: «Нет же, нет, Атахан должен быть в отпуску, в Крыму».
Доктор молчал, как будто и не слышал вопроса. «Достать бы сыворотку…»
— Неужели Атахан? — опять спросил Кулиев.
— Ах, товарищ секретарь райкома, кто же еще, кто? — недоброжелательно, сквозь зубы, пробормотал шофер. — Я все знаю!..
Кулиев пропустил его слова мимо ушей и снова обратился к доктору, понимая, что никто сейчас ничего не знает, но не в силах был сдержать себя:
— Выживет?.. Тахир Ахмедович, выживет он?
Доктор пожал плечами, стараясь не смотреть в глаза Кулиеву. Тахир Ахмедович знал, что Кулиев давно следит за судьбой Атахана, опекает его. Кулиев сам когда-то служил на границе, как и Атахан. После демобилизации был парторгом на промыслах, где работал Атахан.
— Почему молчите, Тахир Ахмедович!
— Страшное это дело, не скрою от вас. Тем более… все произошло ночью. Мы с вами не знаем, когда это случилось. А тут время решает все. Много зависит от физического и психического состояния человека в момент укуса. Яд распространяется быстро. Поэтому очень важно, в какой стадии это попыталась пресечь, приостановить Наташа. Худшее — укус кобры, хотя они весьма редки в этих местах, можно погибнуть через два или три часа после укуса, если не будет оказана немедленная медицинская помощь. Да ведь вы, Кара Кулиевич, на границе служили. Столько повидали, сами знаете…
— Нет, у нас ни одного пограничника не кусала гюрза или эфа. И кобра миловала. Но вот как с Атаханом?..
— Да тут еще многое и от организма зависит. Было бы хорошо, если Иванова сообразила сделать искусственное дыхание. В любом случае, в первую очередь мне как врачу, надо знать, от какой змеи человек пострадал. А я не знаю, и Наташа не знает, думаю, что ночью не знает этого никто.
— А я знаю! Все знаю! Ему только кобры нужны! За них дороже платят! — ввернул шофер Салих с неприязнью. — Заработать хотел побольше, вот и заработал!
— Что ты ползешь как черепаха! — обрушился на него Кулиев.
Газик вздрогнул, и стрелка скорости подскочила.
В больнице их ждали: дверь была открыта. На пороге старая Гюльчара, суетясь и вздыхая, говорила врачу:
— Вот сюда, сюда, — и ввела их к больному.
В больнице люди, приподняв голову с подушек, прислушивались, стараясь и по неясным звукам, и по тишине, вдруг нависшей, определить хоть что-нибудь.
Из приемной, ссутулясь, вышел Кулиев, осторожно ведя за руку Юлю. Дверь он прикрыл плотно. Девочка боязливо жалась к нему.
Перекошенное, темно-сизое, чужое лицо Атахана, его судороги напомнили Кулиеву о былом. Отчетливо всплыло в памяти, как они с местным следопытом шли по следу диверсанта около Кара-Кала… Ранней весной яд переполнял змей, которыми кишели те места… И все сначала ничего не поняли, когда крепкий, быстроногий, живой как ртуть следопыт качнулся вдруг в сторону с кабаньей тропы, застонал, сел тяжко и откинул полу халата. Пот струями лил из-под высокой шапки — тельпека. Следопыт выхватил из ножен кривой нож и вырезал у себя кусок икры правой ноги. Все кинулись к нему. «Змея. Гюрза. Место, где кусал, резать надо…» И выжил… Но ведь это мгновенно, не теряя ни минуты. А тут?
Опять хрип или стон донесся до них. Девочка схватила Кулиева за рукав полувоенного френча.
