Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките
Он выпростал руку из спального мешка, просунул ее в дыру пола, дотянулся до снега, взял в рот. Почувствовал голод. Голод в тайге ощущаешь иначе, чем в городе. «Странно, — подумал Медучин, — Ведь раньше не замечал этого, Просто в городе об этом не думаешь, в столовую как на работу — по часам. Есть деньги — есть еда. Нет денег — все равно не умрёшь, люди кругом. А тут хоть с рюкзаком денег — ничего не сделаешь, все добывай сам. Вот и вкус еды от этого разный. Потому и голод другой. Да, да… другой. Но еда тут все равно вкуснее…»
Медучин залез в спальный мешок с головой, свернулся калачиком, положил холодную от снега руку под горячую щеку, попытался уснуть.
Шел снег тяжелыми мокрыми хлопьями.
3Маленькое поселение Ост-Кейп на восточном берегу в устье Крабовой реки — далеко от центральной усадьбы совхоза, да и от всех мест далеко. Живут тут два десятка семей, промышляют охотой и рыбалкой, есть еще магазин — ТЗП (торгово-заготовительный пункт), почта и фельдшерица, принимающая на дому.
Зимой здесь совсем тихо, зато летом — жди гостей. Геологи, вертолетчики, гидрографы с моря, геодезисты, биологи, геофизики — разный экспедиционный люд по своим важным делам проездом, пролетом, проходом тут.
Ночью ли, вечером — неведомыми путями занесло в Ост-Кейп рыжеватого рязанского мужичонку Петра Шкулина. Подсобничал он на складе в ТЗП, вязал рыболовные сети, ходил на охоту, заработок был.
На почте заметили — денег никому не отправляет.
— Один я, — сказал Шкулин.
Туда же, в Ост-Кейп, пролегла дорога таежного человека Бровина. Был он коренаст, широколиц, незлобив и весел. Прошлой весной подрядился рабочим с московскими геологами, поздним летом свернули они работы, и подался Бровин на осень с ламутами в тайгу заготавливать мэрэнтэ.
Мэрэнтэ — дело не простое. Все лето и осень бригада заготовщиков кочует по берегам рек и речушек. Ищут ламуты дерево тополь. И не простое, а определенной длины и толщины. Когда дерево найдено, его валят, распиливают на чурки длиной в полтора метра. Определяют, какое дерево годное, еще когда оно на корню, тут нужен специалист — и старики долго ходят вокруг него, постукивают, на траву смотрят и на деревья вокруг.
На чурках делается топором аккуратная продольная канавка. И вдоль по этой канавке опять же топором бревно расщепляется. Затем оно стесывается с двух сторон до толщины в палец. Получается пара заготовок. Один из концов у каждой заготовки чуть-чуть заостряется, загибается с помощью другого бревна, сушится у костра. Получается что-то вроде лыж.
Потом уже на центральной усадьбе, после забоя оленей, когда достаточно камусов (шкур с ног), мокрый камус приклеивается с одной стороны к заготовке. Клей обычно делают из шкуры сохатого, вываренной в двух водах. Приклеенный мокрый камус сушат на заготовке. Получаются широкие лыжи, раза в два с половиной — в три шире обычных, подбитые шкурой для лучшего скольжения. А широкие, чтобы не проваливаться в рыхлом снегу. Вот такие лыжи и есть мэрэнтэ.
За каждую пару заготовок без камуса совхоз платит по шесть рублей, продает же готовые охотникам по двадцать пять. За вычетом оплаты камусовщикам прибыль совхозу с каждой пары пятнадцать рублей, невелика для хозяйства. Но совхозу «искатели тополя» нужны, без их продукции не выйдет на промысел охотник, а пушнина — это тысячи и тысячи в совхозной кассе. Оттого и отпускают в тайгу на это дело каждого, кто изъявит желание, все зависит только от бригадира ламутов: приглянется ли ему новый человек.
Веселый Бровин, да немалая сила в руках — кто ж откажет? И в ходьбе ловок, и поварить умеет, и всякую-разную по таежной жизни работу делать.
Закончилось тополеванье — стал на Крабовой ледник строить со Шкулиным, на будущий рыбный сезон, как рекомендовал директору совхоза Медучин по кличке Наука. Не знали они еще Медучина, но слух был — Наука, мол, малый настырный и дотошный.
Приехал он этим летом — и ледник готов, и бригада вся в сборе: Бровин, Шкулин и дед Тимофей. Лодку на берегу встречал дед.
— Как величать-то?
— Медучин.
— А-а, Наука, что ль?
— Он самый.
— Ну хорошо. Чай как раз. Заходи.
А в Ост-Кейпе Бровин и Шкулин поселились в доме деда, тот тоже бобылил, один как перст. Дед аккуратен и чист. Усов-бороды не носит, стрижется наголо, коротенький ежик густой, да ни единого черного волоса. Оттого и кажется, будто вся голова присыпана снежком. Красивый дед, молодухи заглядываются, а он — ни-ни.
— В любой работе я еще крепок, — в глазах у деда появляются смешинки, — а для ихнего племени, считай, пенсионер. Отшумел я свое.
— Да уж брось, отшумел, — подзаводит его Шкулин, не отрываясь от сетки, — он вяжет. И вдруг запел противным тонким голоском:
Вот дождемся темноты —Перейду с тобой на «ты»!Ладушки, ладушки,Где были? У бабушки…
— Кому что, — обороняется дед, — а шелудивому все баня…
— Гы-гы-гы, — разулыбался Бровин, — праведник ты наш, отец-спаситель, герой нашего времени. Портрет бы твой в клубе вывесить, жаль, клуба нет.
— Будет клуб, будет, — переводит разговор дед.
— Знамо дело, будет. Построим, так и будет.
Ворчат друг на друга. Коротают вечер. Ждут, когда в ТЗП огонек засветится.
Тут уж Шкулин бросает вязанье, чтобы успеть первым. Сухой закон в Ост-Кейпе, но Шкулин — свой, тэзэпэвский, ему продавец, вздохнув, отпустит пару-другую бутылок, чего уж там, Шкулин сам все ящики разгружал, знает, сколько и чего на складе.
Утром подлечиться надо. За это берется Бровин. Идет к фельдшерице, зовет домой, друг, мол, хворает.
Та с первого взгляда определяет, в чем дело, и видеть их обоих не желает. Но тут за дружков заступается дед Тимофей.
— К страданию надо сочувствие иметь. Был вот случай, просит утром мужик сто грамм, а зловредная баба не дает, он от огорчения и помри. Посмотрел врач, говорит — сердце. Если бы, говорит, ему поутру грамм сто — еще б жил лет двадцать. Вот то-то. А ты к этому и приставлена — спасать…
Вздыхает фельдшерица, уходит с Бровиным, приносит тот, сияющий, мензурку спирта, разбавляет со Шкулиным, делят пополам. Смотрит на них дед Тимофей осуждающе:
— Вот уж друзья: повесить на горькой осине никто не перетянет!
Не одобряет дед алкоголя. Сам в рот не берет. И не курит. Говорит, что в молодости — у него все это было. По молодости можно, а сейчас ни к чему — баловство одно.
Еще весной, покинув Ост-Кейп, бригада перебралась далеко вверх по Крабовой в Избяное, сюда же прибыл Медучин. Когда-то кочевые дороги чукчей, ламутов, колымских торговых людей и якутов пересекались здесь, в Избяном. Ярмарки Избяного славились по всей Чукотке. Но с освоением края, возникновением промышленных поселков и крупных районных центров с дорогами и аэродромами надобность в Избяном отпала, люди переселились в Ост-Кейп. Стало Избяное для таежных людей промежуточной базой.
Все дома еще в целости, есть баня, десятка два бочек с горючим. То вертолет сядет, заправится, то геологи забредут, отдохнут, или лодка-моторка пристанет. Оставляли свою продукцию здесь и заготовщики тополя — не тащить же с собой через всю тайгу мэрэнтэ, когда осенью можно прийти сюда и по большой воде сплавить вниз на каяках до Ост-Кейпа. Пустое село Избяное, да нужное всем бродячим людям. Вот почему берегут его, поддерживают, нельзя в тайге без перевалочной базы.
Медучин выбрал себе дом поближе к воде, поселился там с рабочим и техником-ихтиологом, а когда программа была выполнена и надобность в помощниках отпала, отправил их, а сам задержался.
Работы осталось мало. По-прежнему он только брал трижды температуру воды и вел дневник погоды, брал бентос на реке и всех ее притоках. А весь материал — желудки, печень, икру, мальков, гольянов, чешуйные книжки и многое другое отправил с ребятами. Улыбался про себя: для консервации материала брали спирт, а отправили все в формалине. Но шеф сердиться не будет — сам бывший тундровик, понимает. Однако отчитаться придется — на словах.
Рыба летом шла хорошо, прогнозы Медучина оправдались. Но ледник вмещал всего восемь тонн. По большой воде приходил кунгас из Ост-Кейпа, забирал улов. Был он на двух моторах, шел ходко.
Но вода спала, долго не было кунгаса, и решили замороженную рыбу отвезти сами. Бровину пришлось взять на буксир лодку, да и в свою тоже нагрузить, закидали рыбу свежей зеленью, до Ост-Кейпа сохранится, у Бровина «Вихрь» — успеет, если не обмелеют перекаты.
Надавали Бровину всяких поручений — у всех дела были в поселке. Медучин вручил ему несколько телеграмм и писем и просил не забыть привезти несколько батарей для «Спидолы».
— Ну, а еще чего привезти?
— Бабу привези. Танцевать под «Спидолу» будем. Давно что-то у нас танцев не было.
