Эхо черного леса - Владимир Павлович Беляев
Доверенное лицо самого Уинстона Черчилля, Сидней Джордж Рейли, самая загадочная личность в тогдашней Европе, он же мистер С, I-Эсти, сэр Рейз, мосье Константин, господин Массино, товарищ Релинский, — этот Рейли, король шпионажа, хвастался тогда своим коллегам, что он купил Берзина, что за золото купит и продаст полмира. А Эдуард Берзин, верный ленинской партии латыш, взял да и положил полученные им от английских разведчиков миллион двести тысяч золотых рублей на особый, только немногим известный счет в Наркомфине РСФСР! Вся мировая печать писала тогда о позорнейшем провале Интеллидженс сервис. А в стокгольмских и берлинских газетах сообщали о клятве Локкарта. Он грозился тогда пустить в ход все связи и средства, чтобы отомстить Берзину и Петерсу, а заодно и всем латышским стрелкам за то, что они так подвели английских дипломатов. Придет время — раскроются тайны и других английских провокаций против наших людей. Пока же мертвый резидент англичан Янис сможет дать выход на живых латышских Олегов.
— Вы думаете — их много, полковник? — спросил Загоруйко.
— Балтика! Она всегда интересовала англичан, — сказал Прудько. — А теперь, когда Литва, Латвия, Эстония стали советскими республиками, балтийский бассейн для них во многом потерян. Недаром они называют Балтику сонной артерией. А как бы им хотелось там иметь свои опорные пункты! Вот подождите: когда-нибудь подведем и туда нефтепровод и станем торговать со Швецией, с Финляндией и другими соседями дешевой татарской нефтью! Как взвоют тогда британские нефтяные короли: ведь не смогут они конкурировать с нами. Потому и пытаются завязать связи со всякой сволочью вроде Яниса и другим отребьем и «наших знакомых» используют для этой цели.
…Паначевный — самый молодой из чекистов — слушал полковника, и снова, в более глубоком значении, открывался перед ним смысл полной романтики и разума чекистской работы. И как хотелось бы ему знать столько, сколько знал этот умудренный опытом седой полковник.
Полковник встал и, положив руку на плечо Кравчуку, похвалил его:
— Ты хорошо придумал это, Николай Романович, чтобы на время там, в Ростове, пока мы здесь не провернем все, изолировать Фарнегу.
— А что? Чем черт не шутит, — отозвался Кравчук, — вдруг у Хмары там есть второй агент с зачепной хатой[8] и ему станет известно, что Фарнега жив и здоров? Все валится тогда.
— Мне сегодня полковник Туровцев звонил оттуда. Говорит: когда Фарнега узнал, что его только просят исчезнуть для всех окружающих, он заплакал. Как-никак это очень легкое наказание: отдохнуть две недели у Черного моря, — сказал Прудько.
— Жена тоже не знает? — спросил Кравчук.
— Ей позвонили с завода и сказали, что муж срочно улетел на Урал. А тем временем Фарнега с сотрудником управления взял курс на Сухуми, — пояснил полковник. — Ну, будем собираться в дорогу дальнюю…
Загоруйко возмутился и преградил ему доступ к двери.
— Зачем собираться? Вы уж извините, но хозяин здесь я. Нам надо поужинать… Зоечка!
Из кухни появилась, видимо предупрежденная заранее, Зоя Васильевна. Она сразу принялась накрывать освобожденный от бумаг стол.
— Да какие ужины в такую пору? — развел руками Прудько.
— Какое имеет значение «такая пора»? — возразил Загоруйко. — Вы же сами не раз повторяли: для чекистов не существует ни дня, ни ночи. Посидим маленько, а потом Николай Романович продолжит свой маршрут…
— Ваня, а «семечки»? — спросил Кравчук.
— Как же. Все здесь!
И Загоруйко, вынув из шкафа металлический ящик с патронами, подал его Кравчуку.
— Все немецкие?
— Наших нет. И три обоймы к «вальтеру» третий номер, — сказал Загоруйко.
— Зоя Васильевна, — обратился Кравчук к хозяйке, — нет ли у вас кипяточку?
— Вам что? Побриться? — спросила хозяйка.
— Да нет, для другого. Этак кастрюлю, да побольше.
— Кастрюля есть. Я нагрела, чтобы посуду помыть.
— Поставьте еще, а эту дайте мне.
— Зачем вам столько кипятку?
— Я кашу хочу сварить.
— Но я же приготовила кашу. Будет гусь с гречневой кашей.
— А я хочу по своему рецепту сварить, — сказал настойчиво Кравчук. — Ну дайте, будьте любезны, вашу кастрюлю.
Зоя Васильевна посмотрела на него, но, видя, что муж делает ей утвердительные знаки, вынесла из кухни кастрюлю, наполненную кипятком. Она поставила ее на столик в стороне и дрогнувшим голосом, как человек, чей престиж в доме подорван, сказала:
— Вот вам, пожалуйста…
Кравчук перенес на столик металлическую коробку и принялся как ни в чем не бывало ссыпать оттуда в горячую, пышущую паром воду патроны от немецкого автомата.
— Да вы что, с ума сошли? — ужаснулась Зоя Васильевна.
— Спокойненько, хозяюшка, без возражений! Поварам не надо мешать!
Почти доверху была засыпана большая кастрюля патронами, и самые верхние из них просвечивали сквозь горячую воду.
Смеялись от всей души над изумленной и перепуганной Зоей Васильевной гости и хозяин. А Кравчук с невозмутимым видом потряс кастрюлей так, что кипяток покрыл все патроны, и, поднимая ее, сказал:
— Сейчас, хозяюшка, разрешите мне отвоевать часть вашей плиты.
— Да вы что, варить это собираетесь?!
— Именно, — согласился Кравчук, — бывают же «гурьевские», «смоленские» и другие каши, а почему не может быть каши по рецепту Кравчука?
— Боже мой! — простонала хозяйка. — Чего только не придумают эти чекисты! Ни днем, ни ночью покоя нет, и не знаешь, что тебя ждет завтра. Уж лучше бы я вышла замуж за бухгалтера.
Гости покатывались со смеху, а Кравчук, пройдя на кухню, поставил там кастрюльку на огонь. Зоя Васильевна хотела забежать туда, но боялась и, прячась за простенок, закричала:
— Да вы дом взорвете!
— Спокойненько, хозяюшка, — урезонивал ее Кравчук, — я знаю, что делаю. Мне ведь тоже жизнь дорога…
Стол был накрыт. Длинногорлые бутылки с закарпатским вином окружили блюдо с жареным гусем. Мужчины непринужденно беседовали, подливая себе в стаканы легкое золотистое вино. Одна лишь бедная Зоя Васильевна то и дело с тревогой поглядывала в сторону кухни, где варилось дьявольское блюдо, непонятно для чего придуманное Кравчуком. Каждую минуту хозяйка ожидала взрыва…
— Многое теперь зависит от Березняка, — сказал задумчиво Кравчук.
— Я тоже проверил те показания, которые он дал бандитам, — сказал Загоруйко, — чистейшая липа.
— Но ведь, «липуя» так, он ставит себя под удар, — заметил Прудько.
Кравчук тем временем поставил дуршлаг с патронами на подоконник и взглядом попросил Загоруйко подойти к нему.
— Ваня! Если со мной что-либо случится, — сказал он тихо, — передай это письмо моим!
Загоруйко, принимая конверт, понимающе кивнул головой. Они возвратились к столу. Кравчук разлил всем вино и сказал:
— Ну, давайте стременного! За следующую встречу в Черном лесу!..
***
…Занимался рассвет в Карпатах. Маленький паровозик «кукушка» тащил в горы, к перевалу, словно игрушечный, поезд с
