Девчата - Борис Васильевич Бедный
Она трусливо съежилась и вобрала голову в плечи, дивясь, как нескладно все у нее получается: вот и не хочет идти на Камчатку, а идет… И ничего тут нельзя поделать: надо платить за свое приобщение к заманчивой взрослой жизни. Илья покосился на Тосю, старательно семенящую рядом с ним, увидел ее зажмуренные от молодого страха глаза, и на куцый миг ему даже жалко стало эту несуразную девчонку, которая хорохорилась-хорохорилась, а потом так глупо попалась.
— Вообще-то поздно уже, спать пора… — стала канючить Тося, ни на что уже не надеясь. — А то завтра с работой не справлюсь…
Илья пренебрежительно махнул рукой:
— Какая там у тебя работа?
— Как это какая?! — опешила Тося и остановилась как вкопанная. — Сам ведь щи хвалил, за язык не тянули… Если повар, так уж и не человек?
Она в сердцах выдернула руку и бегом вернулась на исходную позицию к надежному «пятачку», вытоптанному ею возле крыльца.
— Да я не в том смысле, — покаянно сказал Илья, жалея, что так не вовремя зацепил профессиональную Тосину гордость.
Он осторожно подступил к крыльцу, боясь снова спугнуть Тосю, и заранее согнул руку в локте, приглашая дикую девчонку довериться ему.
Тося неподкупно замотала головой.
Теряя последнее свое терпенье, Илья взял Тосю под руку и вполсилы попытался увлечь ее за собой на Камчатку. Тося напряглась, как стальная пружинка, вырвалась и вспрыгнула на верхушку крыльца.
— Ты не очень-то! — возбужденно сказала она и поправила сбившуюся набок шапку прежним своим по-мальчишески резким и угловатым движением руки.
— А гордая ты, козявка! — восхитился вдруг Илья, невольно любуясь неприступной для него Тосей и сам толком не зная сейчас, все еще притворяется он, чтобы выиграть злополучный спор, или на этот раз говорит правду. — Не думал, что ты такая! Значит, хочешь со мной… дружить?
— Ты этим словом не кидайся, — строго предупредила Тося. — Знаешь, теперь я тебе и настолечко не верю!
Она высунула из дырявой варежки кончик мизинца.
— Не веришь? Совсем не веришь?! — пригорюнился Илья, пытаясь слезой в голосе разжалобить Тосю, и неожиданно для себя самого признался: — А вот такая ты мне еще больше нравишься!
— Н-не верю… — запнулась Тося. — Правильно мне про тебя говорили. Ох и личность ты!.. До свиданьица!
Тося выхватила у него из рук портфельчик, юркнула в общежитие и захлопнула за собой дверь. В коридоре она затопала ногами — сначала громко, а потом тише и тише, делая вид, что убежала к себе в комнату. А сама припала ухом к двери, чутко прислушиваясь к тому, что творится на крыльце. Кажется, Тося жалела уже, что так беспощадно расправилась с Ильей, и позови он сейчас ее, начни настаивать на своем, она, может быть, и вышла бы к нему.
Но Илья смирился с ее отказом. Тося слышала, как на крыльце под ногами Ильи мягко хрупнул свежий снег, потом под тяжестью его тела жалобно пискнула вторая сверху скрипучая ступенька — и все затихло. Она обиженно выпрямилась, недовольная, что Илья так легко поверил ей. Но выйти на улицу и первой позвать его Тося никак не могла — это было просто выше ее сил. Кто-то чужой и непонятный сидел сейчас в ней и распоряжался всеми ее поступками.
Так вот какая она, долгожданная взрослая жизнь!
Напуганная всеми этими неразрешимыми сложностями, Тося закусила губу и ожесточенно замолотила веником, обметая с себя снег. Веник реял все тише и тише, а потом и совсем замер. Тося прижалась щекой к бревенчатой стене, нахолодавшей за зиму, и заплакала, жалея и себя, и разнесчастного Илюшку-бабника, смертельно обиженного ею, и всю ту недавнюю девчоночью ясность жизни, с которой пришла ей пора навеки расстаться.
В коридор выглянула Вера с чертежной линейкой в руке.
— Ты чего ревешь? Обидел кто?
Тося замотала головой.
— Я сама че-человека одного обидела…
— Ну и пусть твой человек плачет, ты-то чего заливаешься?
— Не заплачет, он крепкий… А мне все равно жалко!
— Совсем запуталась ты!
— Подзапуталась, мам-Вера, — охотно согласилась Тося.
— Ну, идем-идем, нечего тут сырость разводить. Вера обхватила Тосю за плечи и увела ее в комнату.
А на улице Филя окликнул Илью, поравнявшегося с Камчаткой:
— Чего ж ты? Сорвалось?
Илья замысловато покрутил рукой в воздухе:
— Осечка… Цену себе набивает!
Филя разочарованно свистнул, ватага поднялась из-за укрытий и зашумела, заулюлюкала. Но, не видя перед собой Тоси, парни быстро затихли и окружили своих главарей. Самый маленький и плюгавый подошел к Илье и, клацая зубами от холода, взмолился:
— С-совсем, з-зазяб… Ил-люха, с-ставь п-пол-литра!
— Завтра, завтра! — досадливо сказал Илья и пошел прочь от ватаги.
Филя оглядел закоченевших дружков, хлопающих себя по бокам, чтобы согреться.
— Где Длинномер? — строго вопросил Филя тоном полководца, не досчитавшегося в своих рядах гвардейской части.
Парни переглянулись. Филя пронзительно свистнул. Из-за дальнего сугроба вскочил задремавший было Длинномер и, ничего не соображая спросонок, забухал кулачищем в гулкую железяку.
Филя сокрушенно покачал головой:
— Ну и кадры!..
Едва переступив порог комнаты, Тося тут же ринулась к Анфисиной тумбочке и впилась глазами в зеркало, беспощадно-придирчиво оценивая свою красу.
— Мам-Вера, как ты думаешь, могу я кому-нибудь… это самое, понравиться?
— Можешь… — равнодушно отозвалась Вера и склонилась над длинным листом миллиметровки, свисающим со стола.
Повеселевшая Тося швырнула портфель под койку, скинула жиденькое свое пальтецо.
— Задание из техникума? — почтительно спросила она, разглядывая непонятный Верин чертеж и гордясь тем, что дружит с человеком, который разбирается в таких мудреных вещах.
Вера молча кивнула.
— А я бы заочно учиться ни в жизнь не смогла! — честно призналась Тося. — Это ж какую сознательность надо иметь: никто над тобой не стоит, а ты занимаешься!..
Она смерила пальцами толстый корешок справочника, взяла линейку со стола, почесала у себя за ухом и торжественно объявила:
— Мам-Вера, а ведь ты героиня!
— Будет тебе ерунду-то молоть!..
— А я говорю: героиня! — заупрямилась Тося. — Если б я была правительством, я бы всех, кто заочно учится, награждала: институт окончил — получай орден, техникум осилил — вот тебе медаль!
— Смотри, прокидаешься, — предостерегла Вера. — Металла не хватит: нашего брата много…
— Эх, ты! — пристыдила Тося. — Сама ты себя не понимаешь!
Балансируя руками, как канатоходец, Тося прошлась по узкой половице, снова заглянула в зеркало, осталась довольна собой, закружилась по комнате и опрокинула табуретку.
Вера с
