Минная гавань - Юрий Александрович Баранов
В дверь постучали. Вошел замполит старший лейтенант Неткачев — как всегда, с улыбочкой на тонких губах, предупредительный и деликатный.
— В одиночестве, Захар Никитич? — осведомился таинственным голосом, словно боясь, что кто-то может подслушать его сокровенные мысли.
— Входите, Василий Харитонович, — отвечал Захар, жестом приглашая Неткачева сесть на диван.
— Я, знаете, ли, все никак не могу привыкнуть к здешнему климату. — Замполит уселся и перекинул ногу на ногу.
— Разве на Севере было теплее? — полюбопытствовал Захар, в душе довольный тем, что можно перед сном попросту с кем-то поболтать.
— Не в том дело, — тотчас оживился Неткачев. — Север — это бодрый мороз, это первозданной чистоты снег, это простор. А вы когда-нибудь видели знаменитые северные сполохи?
— Не приходилось. Но хотел бы полюбоваться ими.
— А какая там богатая охота! — продолжал замполит, все больше вдохновляясь. — Однажды мне посчастливилось голубого песца подстрелить. Жена из него чудесный воротник сделала. А здесь, — Неткачев изобразил на лице кислую мину, — целишься в зайца, а попадаешь, извиняюсь, в домашнюю кошку. Был со мной, представьте, презабавный случай… — И замполит принялся рассказывать одну из своих нескончаемых охотничьих историй.
— Боцман у нас тоже этим увлекается, — вспомнил Захар. — Уже который раз приглашает меня вместе поохотиться. Да вот некогда — все дела.
— Напрасно, Захар Никитич, — убежденно сказал замполит. — Я бы не упустил возможности с ружьишком побродить. Соглашайтесь. Честное слово — не пожалеете. Настоящего охотника не столько добыча интересует, сколько сам процесс охоты, общение с природой. Здесь надо почувствовать в себе поэта…
— Насчет поэзии затрудняюсь… Я человек рационального, математического, так сказать, склада.
Замполит протестующе замахал руками:
— И не поверю! А ваша работа все эти дни над чертежами кормораздатчика? Без вдохновения такое невозможно. Это ли не поэзия?! Что там ни говорите, а вы конструктор с божьей искрой. Уж поверьте.
Захар невольно ухмыльнулся:
— От этой искры теперь даже прикурить нельзя.
— Будто! — усомнился замполит. — Давно хотел спросить вас: неужели вы как ученый хотите себя похоронить?..
— Громко сказано, Василий Харитонович. Какой же я ученый, коль скоро состою в должности строевого офицера?
— Но вы же кандидат наук.
— Сейчас это не так уж важно. Согласитесь, ученая степень с уставом корабельной службы как-то не совсем согласуется. Да мало ли что там было? Понимаете — было… И я не хочу возвращаться к тому, с чем навсегда покончил. А сделать более-менее грамотный чертеж обязан всякий уважающий себя инженер. Тут семи пядей во лбу не требуется.
— Жаль, если это всерьез. А у меня одна идея… — Замполит качнул головой, серьезно и пристально глядя на Захара, как бы намекая: «Вот хотел сказать нечто, да не знаю теперь — стоит ли говорить?..»
Захар скептически улыбнулся, — мол, всевозможных идей у меня у самого хоть пруд пруди. Толку-то от них что…
— А не попытаться ли вам создать, скажем, нечто вроде матросского конструкторского бюро? — выдал все-таки Неткачев свой замысел.
— Какое?.. — Захар от удивления вскинул брови. — Знаю матросскую чайную, наконец — матросский клуб. Но матросское конструкторское бюро? Извините… Это выше моего разумения. Да и зачем оно?
— А вы спросите у своих моряков. Это они, собственно, подсказали.
— Кто именно?
— Многие, — уклончиво ответил Неткачев. — Не в том суть. Важна сама идея.
— Тогда почему же они прямо ко мне не обратились?
— Судите сами, Захар Никитич: уж если я не в силах вас убедить, то смогут ли это сделать они?.. Возможно, имелись какие-то причины сначала посоветоваться со мной.
«Опять этот настырный Стыков, — догадался Захар. — Выгонишь его в дверь — он в окно лезет…»
— Ну, так как же? — настаивал замполит.
— Едва ли что выйдет.
— И все-таки попытайтесь. Увлекательной работы масса: всякие там рацпредложения, изобретения. Да мало ли еще что?.. Главное, есть люди, которые в конструкторском деле знают толк. И работать хотят. А вот руководителя нет.
«Ох этот Стыков… — подумал Захар. — Его идея, возможно, и хороша сама по себе, но вряд ли целесообразна сейчас, когда все силы брошены на то, чтобы по всем показателям боевой и политической подготовки выбиться в передовые».
А Неткачев продолжал доказывать, что корабельное конструкторское бюро еще теснее сплотит весь коллектив, повысит техническую грамотность моряков.
Прозвучал колокол «громкого боя». Пронзительный и неотвратимый, он рассыпал по всему кораблю прерывистые трели морзянки, подчиняя людей необходимости расстаться с обжитым теплом кают и кубриков.
— Корабль к бою-походу изготовить! — раздалось по трансляции.
Тотчас загремели под ногами бегущих палубы и трапы. Разноголосо загудели механизмы, засветились шкалы приборов. Вот заработали дизеля, и тральщик будто окончательно ожил: по его стальному корпусу пробежала нервная дрожь.
Офицеры собрались в ходовой рубке, обступив Пугачева. В толстой меховой куртке и кожаных штанах, вправленных в просторные сапоги, Семен походил на доброго ручного медведя. Он неуклюже топтался, поводил плечами, точно ему не терпелось с кем-нибудь побороться.
— Дело вот какое, — командир сделал паузу, придав своему простецкому лицу официальную строгость. — С острова Черноскальный получена радиограмма. Там на посту наблюдения и связи серьезно заболел матрос. Вертолет в такую погоду посылать нельзя. Значит, надо туда пробиваться нам. Обстановка сложная. Шторм — до восьми баллов. Но и это еще не все: ожидается резкое похолодание. Отваливаем сразу же по готовности. Словом, вот так. Офицеров прошу по местам.
Захар направился в штурманскую рубку, которая располагалась за переборкой, в соседнем помещении. Уточнил вместе с Завалихиным курс, посоветовал, как лучше учитывать дрейф и течение. Штурман, как обычно, выглядел серьезным и строгим. На вопросы Ледорубова отвечал слегка волнуясь и кратко, как он привык это делать в училище на уроках по штурманской подготовке.
По предварительным расчетам, к острову подойти могли лишь рано утром. Дело осложнялось тем, что вплотную приблизиться к берегу
