Пантелеймон Романов - Русь. Том II
Лица солдат, как бы отражая на себе перемену погоды, были однообразно мрачны и угрюмы. Они то смотрели по сторонам дороги, то на пятки впереди идущих, и только изредка среди шороха движения большой массы людей раздавался отдельный негромкий возглас.
— Что ты, чёрт, путаешься под ногами! — говорил какой-нибудь солдат на переднего, который, споткнувшись в глубокой колее, терял шаг.
— Чего путаешься… а дорога-то какая? Чертям тесто месить, а не солдатам по ней ходить.
Сзади произошла какая-то задержка.
— Чего стали! Ай к трактиру подъехали?
Передние соскочили с лошадей и, не отвечая, стали возиться на маленьком деревянном мостике около полевого орудия.
Чёрный приземистый солдат в длинной, не по его росту шинели, заглянув под колёса, сказал:
— Два бревна провалились. Подкладать надо.
— Чего там — подкладать! Стегай лошадей, вывезут. Ребята, подмогни.
И все, как бы обрадовавшись развлечению среди однообразной дороги, обступили орудие.
— Вывози, антилерия! — крикнул курносый солдат из задних рядов пехоты, обходившей стороной по песку остановившихся.
— Проходи, проходи, знай, — ответил ему, не оглядываясь, высокий рыжий солдат, глядя на провалившееся колесо и свёртывая мокрыми от дождя пальцами папироску из газетной бумаги.
— Ну, подходи, берись, чего стали, как бараны перед новыми воротами! — крикнул подошедший фельдфебель.
Солдаты, тесно окружив орудие, навалились плечами.
— Вали ещё раз!.. Но, но! — кричали ездовые на лошадей, от спин которых валил пар и тёмными струйками скатывались по бокам капли дождя.
Орудие выехало и, мягко утонув в песке дороги, медленно тронулось дальше.
Движение возобновилось.
— Идём не жрамши, а куда — неизвестно, — говорил недовольно солдат, устало шагавший в тяжёлых от сырого песку сапогах.
— Немцы укажут, куда, — ответил другой. — Или вон у начальства пойди спроси.
— Немцев-то этих чтой-то и не видать совсем. Границу давно перешли, а ни одного ещё в глаза не видели.
— А нешто перешли границу-то? — спросил кто-то сзади. — Что же её не видно-то было?
— А тебе что ж, сохой, что ли, проводить её…
— Ну и земля, чтоб её черти взяли. Один песок. Стоило из-за такой руки марать.
А сзади, остановившись, кричали и стегали лошадей, опять застрявших на мостике. Тяжело двигавшиеся обозные фуры сворачивали и объезжали мостик.
— Нет, по мосту видно, что границу как будто ещё не переходили, — сказал сидевший ногами к самому хвосту лошади, правивший фурой солдат в обвислой, отяжелевшей от дождя шинели и в картузе, на козырьке которого набирались светлые капли.
Лошади, с нерасходящимся паром от разогревшихся мокрых боков, напрягаясь вперёд и нажимая стёртыми плечами на хомуты, одна за другой сворачивали в болотистую низину в обход мостика.
Ночевали в чистеньком немецком городке с красными черепичными крышами, опустевшем, как вымерший улей.
— Завоевали… — говорили солдаты, утирая носы и оглядываясь.
— Куда ж народ-то подевался?
— Вильгельму пошли жаловаться.
Наутро Первая бригада Четвёртой дивизии выступила из города. Мелкий дождь с туманом так же моросил, серой пеленой покрывая дальние леса и деревни с двухэтажными домами.
Сзади показался скакавший на лошади офицер, обгонявший ряды шедшей колонны.
— Куда же вы пошли! — кричал он, ещё не доехав до колонны, устало шагавшей по овсяному жнивью. — Вам от деревни направо надо было свернуть.
Солдаты, как разошедшаяся на ходу машина, не могущая сразу остановиться, продолжали идти.
А кто-то из средины рядов негромко сказал:
— Хватились, когда уж полдороги прошли.
— Чёрт знает что! — проговорил офицер, оглядывая ряды в крайнем раздражении и в то же время в нерешительности, как бы не зная, остановить движение колонны или нет.
Потом повернул поджарую, со смокшейся гривой лошадь и галопом поскакал обратно вдоль линии шедших ему навстречу войск.
— Они сами не знают, кто где у них идёт, — сказал насмешливый голос из рядов.
— Вот так-то зазеваются, — глядь, прямо в Берлин и придём.
— А им что — они верхами едут.
— Господа, им и почёт другой…
Солдаты покосились на офицера, ехавшего в стороне по кромке дороги.
Послышалась команда: «Стой!» Солдаты остановились.
— Чего стали?
— Командир приказал.
— И то отдых. Закуривай, Семёнов.
Солдаты стояли вольно. Кто мокрыми руками доставал из кармана кисет с табаком, кто, нагнувшись в сторону, сморкался и потом вытирал руку о завёрнутую полу шинели, кто обтирал рукавом мокрый ствол ружья.
Сзади стояла группа офицеров; они окружили командира в непромокаемом пальто, с накинутым на голову капюшоном, из-под которого виднелись опущенные книзу седые усы. Командир держал свёрнутую в небольшой комок (чтобы не мочить) карту и то смотрел на неё, то оглядывал поле.
Адъютант в серой шинели, сдерживая не стоящую под ним лошадь, показывая рукой направо, что-то говорил командиру.
Тот, досадливо поморщившись, махнул рукой и стал опять разглядывать карту. Потом повернулся на седле и посмотрел назад.
— Конечно, прямо, — сказал он наконец. — Вон впереди это и есть Гросс-Бессау.
— Ай заблудились? — сказал солдат с коричневым, обветренным лицом.
— Врага никак не найдут, — ответил насмешливый голос.
— А он, небось, нас ищет. Вот так походим, походим и пойдём домой к бабам спать.
— Они бы раньше в карты-то эти смотрели.
Колонна тронулась вперёд.
Вдали послышался глухой удар. Все насторожились. Воздух дрогнул, как в жаркий летний день, когда впереди засинеет зловещая туча и по ней начнут быстрыми змейками пробегать извилистые бледные молнии.
Солдаты уже молча продолжали идти навстречу этим звукам. Лошади настораживали уши. Но движение колонн всё продолжалось. Только изредка раздавался окрик ездового на споткнувшуюся лошадь или лязг штыков.
Солдаты невольно оглядывались на лица соседей, как бы по ним желая узнать, насколько близка и как велика опасность.
Вдруг кто-то испуганно крикнул:
— Конница!
Вся колонна сразу, без команды, остановилась. Вдали, со стороны серевшего на горизонте озера, скакали расстроенными рядами всадники. Через минуту уже были видны взмахивавшие нагайками руки, споткнувшаяся под одним всадником лошадь.
— Наши, — сказал кто-то сзади.
— На н е г о, должно, напоролись, — проговорил ещё чей-то голос.
Подскакавшие конные остановились около командира и, держа руки у козырьков, что-то торопливо говорили и указывали руками в том направлении, откуда они появились.
Послышалась команда. Солдаты, не расслышавшие её, оглядываясь на других, стали лихорадочно-торопливо отцеплять лопатки и спешно по отделениям разбегаться вправо и влево от дороги со снятыми винтовками в руках. Некоторые бежали пригнувшись, как делают охотники, стараясь подбежать незамеченными к дичи.
Сзади снимались с передков орудия, и лошади с закинутыми на спину постромками отъезжали назад.
Командир на серой лошади, не выпуская повода, смотрел в бинокль в ту сторону, куда указывали конные. Остальные тревожно поглядывали то на него, то в ту сторону, куда был направлен бинокль командира.
Там, впереди, влево от озера, небольшим холмиком возвышался лесок или роща, похожая на деревенское кладбище. В маленький туманный кружок бинокля, — всё время прыгавший от движения неспокойно стоявшей лошади, — командир видел верхушку ветряной мельницы или костёла, вправо от неё густой дым и какие-то движущиеся точки.
Задние колонны тоже остановились и, как река на запруде, стали растекаться вправо и влево от дороги. Люди длинной цепочкой все больше и больше отбегали в сторону от дороги и залегали, и перед каждым из них скоро оказались кучки накопанной ими земли.
Командир торопливо отъехал от орудий.
Послышалась команда.
Жерла орудий, высовывавшиеся в прорезь стальных щитов, повернулись вперёд. Огненный язык из-за щита лизнул воздух, и раздался оглушительный звенящий удар. Из передней цепи солдат, как бы нечаянно, сорвался один выстрел. Потом точно кто-то линейкой провёл по частоколу.
Вдали послышался удар, и далеко сзади лежавшей на мокрой земле цепи солдат раздался чмокающий звук, и сейчас же вместе с грохотом взвился вверх чёрный столб грязи и камней.
Вдруг едва заметные прежде точки стали расти. Они как бы скатывались с дальнего пригорка и, растекаясь в ширину, уже заметно для глаза стали приближаться.
Пулемётчик, залегший в канаву, водил пулемётом, точно поливая из него, и руки его дрожали, сотрясаемые полным ходом работающей машины.
Где-то послышался стон и голос:
— Носилки!
