Влас Иванов-Паймен - Мост
…Радаев покидал Каменку, а Смоляков уже въезжал в Кузьминовке на улицу, где жил Белянкин.
3
Вись-Ягур, поднявший было голову, притих. Добро из имения Киселевых увезли в Кузьминовку. Радаев обещал Вись-Ягура в Совет выдвинуть, а сам уехал. И Симуна Мурзабая и Шатра Микки, то есть товарища Романова, тоже выдвинуть обещал. Романова люди поддразнивают: «Фамилия-то у тебя царская!» Микки, правда, не обижается, вместе со всеми смеется. Не поймет Вись-Ягур: неужели Радаев всех обманул?
Семен тоже не мог понять, почему Радаев не возвращается. Неожиданно появился Белянкин. Семен встретился с ним у дяди.
— Не знают большевики крестьян, — рассуждал Белянкин. — Выдумали разделить деревню: бедняки, середняки, кулаки. Тебя тоже, Павел Иванович, не иначе, объявят кулаком. А какой ты кулак? Радеешь о землице да хозяйство ведешь лучше других. Это же твоя заслуга. В деревне есть хозяйственные мужики да лодыри-лежебоки. Все остальное выдумка всяких там радаевых…
Семен видел: дядя благосклонно внимает Белянкину.
— А где сейчас Радаев-то, не знаешь ли, Фаддей Панфилович? — перебил Белянкина Семен.
Эсер хотел было поставить неожиданного собеседника на место, да побоялся. Бывший старшина наотрез отказался служить обществу — племянника рекомендовал.
— Не знаю, — помедлив, ответил Белянкин. — Ума не приложу.
Собрание крестьян в Сухоречке проводил тот же Белянкин. Чулзирминцев собралось мало. И не удивительно. Вись-Ягур встал посредипе моста, отговаривал односельчан:
— Граждане товарищи! Вертайте обратно. Вот приедет Радаев, выберем свой, чулзирминский Совет!
Поведение Вись-Ягура было необъяснимо, по многие послушались, разошлись по домам. А куштанам Белянкин, видно, сам посоветовал не показываться на миру — никто из ночных грабителей на сходку не явился.
Из чулзирминцев в Совет выбрали Симуна — Семена Николаевича, — его выкрикнул сам Белянкин. И не только в сельский Совет выбрали Николаева, но и на волостной съезд.
Семен и Тражук выехали в город по санному пути. Дядя хотел довезти племянника на своем жеребце, но Семен отказался:
— Представитель крестьянской бедноты доберется на бедняцко-середняцкой лошадке.
Павел Мурзабай на шутку улыбнулся, по наказывал всерьез:
— Смотри у меня! Держись там за Белянкина. Меня не подводи. Я тебя выдвигал. Больше слушай да помалкивай. Приедешь — расскажешь.
Семен удивился, когда Белянкин вдруг выдвинул его и на губернский крестьянский съезд. За него голосовали все дружно: и бедняки и богатеи. Бедняки видели в Семене фронтовика, а богачи — помнили, что он племянник бывшего старшины. Семен сначала было заартачился, а потом согласился. Ни дядя, ни Белянкин не знают, почему он согласился… А он про себя все повторяет один адрес в городе… Не забыть бы! Записать поостерегся. Ух-мах, кого опасался? Плаги-то неграмотная, но о чем-то догадывается своим бабьим чутьем. Собирала мужа в дорогу, украдкой утирала слезы.
— На войну, что ль, меня провожаешь? — улыбнулся Симун. — Если и придется воевать, то не пулей, а поднятой рукой.
Мудрено сказал, а Плаги поняла.
— Кто знает?! — всхлипнула она. — Сам ты не ведаешь, за кого руку тянуть?! Эх, самана, самана!..
…Семен выехал в город на два дня раньше остальных делегатов из волости. Дяде объяснил, что у него дела: надо, мол, приобрести кое-что для хозяйства. Он совсем не думал о покупках. Прежде всего — повидать Радаева! Но побежал прежде всего разыскивать заветную улицу. Однако улицы Медовой почему-то не оказалось. Неужели перепутал, не разобрал на бумаге почерк Оли Чернышевой. раздобывшей адресок. Нет в городе Медовой улицы, хоть ты лопни!
Пожилой чиновник в старой форменной шинели, с блудливыми и наглыми глазами, прошептал прямо в ухо:
— Рано искать Медовую улицу! Вечерком иди на Парковую и там, у ворот, отыщешь свою девку.
«Вот черт, откуда он знает, что я ищу девушку? Но он сказал «девку» и подмигнул. Почему вечером, почему у каких-то ворот?»
В городе всего четырнадцать улиц. Незадачливый следопыт решил заглянуть во все дома под номером десять. На это ушел весь первый день. Нигде не нашел следов Нюры Федуновой. Осталось проверить еще одну улицу — у вокзала. Туда-то он и поспешил следующим утром, наспех попрощавшись с Тражуком, который собирался в обратный путь.
Вчера такой тихий городок преобразился. На улицах толпятся люди. Волнуются, судачат, кричат.
— Конец депутатам!
— Атаман Дутов идет походом на Самару, скоро здесь будет!
— Не пустим! Грудью встанем на защиту Советской власти.
Мимо промаршировала вооруженная винтовками колонна рабочих, свернула к вокзалу на Оренбург. Грянула боевая песня:
Смело, товарищи, в ногу!Духом окрепнем в борьбе.В царство свободы дорогуГрудью проложим себе…
Появились солдаты: немного, человек тридцать. Над колонной вился красный флаг, звучала торжественная песня так, будто в едином порыве слились голоса могучей армии:
Вставай, проклятьем заклейменный,Весь мир голодных и рабов!
Какие слова! Не слышал прежде Семен таких песен. Взволнованный, изумленный, он застыл, глядя вслед шагающим влад солдатам. Медленно двинулся дальше. Рядом щебетали какие-то барыньки, закутанные в меха.
— Боже, как поют, как поют! — восторженно закатила глаза одна. — Сердце трепещет. Я готова расцеловать большевиков!
— Расчувствовалась! — скривила ротик другая. — Эх ты, дворяночка, гнилое сословие. Нас, купчих, не купишь так дешево. Чего доброго, сама большевичкой станешь!
— А что! Раз Блок, божественный Блок за большевиков, и я буду большевичкой, — вызывающе стрельнув глазами в сторону Семена, ответствовала другая.
Семен смутился, плюнул, зашагал к вокзалу.
«Блок. Кто ж такой этот Блок?» — мучительно соображал он, сворачивая на Привокзальную. Да вот она — поперек — запропавшая улица. Только не Медовая, а Медная. Но Семен опоздал: Нюра снимала тут комнатку у старушки в маленьком зеленом домике под десятым номером. Работала в железнодорожном приемном покое. А три дня тому назад съехала. Куда? Хозяйка не ведает.
Семен узнал в больнице, что присушившая его девушка ушла с отрядом рабочих на фронт. Против атамана Дутова. Защищать Советскую власть. Девушка! А он — бывший солдат, мужчина, без дела бродит в такое время, когда один час может все решить, теряет дорогие минуты.
Семен поспешил в комитет большевиков. Опоздал на те же три дня. Рабочий отряд, с которым ушла Нюра, повел на Оренбург Радаев. Семен растерялся. Что делать?
Опустевшая главная улица снова зашумела. Какие-то вооруженные люди размахивали черным знаменем и дико орали.
«Анархисты», — догадался Семен. На заезжем дворе ему снова не повезло. Оказалось, что Тражук уехал и взял с собой какого-то солдата. То опоздал, то поспешил! Помедли он утром десять минут, встретился бы с земляком-солдатом, расспросил бы его…
До ночи Семен пролежал на лавке. Тоска. Не с кем поговорить: хозяин заезжего двора злой какой-то. Семен вспоминал Радаева, думал о Нюре, о себе. Ему стало понятно: в городе много большевиков. Именно здесь формировались отряды для борьбы с засевшим в Оренбурге Дутовым. Вот эсеры и побоялись проводить уездный крестьянский съезд, провели выборы прямо в губернский.
Из горницы вышла нарядная, начавшая уже отцветать дочь хозяина. Семен где-то видел ее давно, еще гимназисткой с косичками, он вежливо заговорил с ней, спросил, кто такой этот Блок.
— О, Блок! Блок — душка, наш кумир, — закатила глазки перезревшая дева, — Певец прекрасной дамы, — Она, сохраняя на лице благоговение, гордо удалилась.
— Спасибо! Объяснила! — засмеялся вслед Семен. — Все вы с ума посходили, старые девки! Не знаешь, так уж молчи!
На третий день жизни Семена в городе приехали и остальные делегаты. Белянкин ходит рука об руку с главным уездным эсером. Делегатский вагон на вокзале захватили анархисты — второй день хозяйничают. Остальные делегаты топтались на перроне возле оккупированного вагона. Вожаки эсеров, поблескивая стеклами пенсне, выражали устный протест, грозились письменным. Анархисты матерно отругивались, обещали пристрелить первого, кто сунется. С поездом из Самары прибыл новый отряд красногвардейцев. Белянкин сообразил быстро, взял с собой двух бородачей — попроще с виду, и кинулся к комиссару. Большевики за полчаса вытряхнули анархистов из вагона, разоружили…
Семен, наблюдая все это, проникался уверенностью, что только большевики могут навести порядок.
4
С солдатом, что вез в Чулзирму Тражук, получилось чудно. Он почти вбежал в распахнутые ворота заезжего двора, подскочил к запряженным Тражуком саням и засыпал его вопросами:
