Вагаршак Мхитарян - Год - тринадцать месяцев
На последнем из новогодних вечеров ко мне подсел десятиклассник Пашка Наумов, аккордеонист, неизменный участник всех самодеятельных концертов.
— Ой, не могу больше! — сказал Пашка, стирая со лба пот. — Наконец-то я понял товарища Онегина. Есть, пить да веселиться, как я эти дни, всю жизнь — разве выдержит нормальный человек?! Конечно, лучше на дуэли застрелиться!
Эти Пашкины слова запали мне в память и приходят на ум каждый раз, когда я встречаю современного подрастающего дуэлянта в сдвинутой на брови кепчонке и с сигаретой, прилипшей к губе.
Недавно на весь город прогремела соседняя школа. Группа ее питомцев после занятий в секции бокса отправлялась в темные улицы города на дуэль с одинокими прохожими.
Недобрые молодцы получили от двух до пяти лет отсидки для размышлений. Я же сидел в зале суда и размышлял над тем, какая это трудная штука — легкая жизнь. В чем же ее трудность? В отсутствии труда, конечно. Труд превратил обезьяну в человека, но безделье, к сожалению, не имеет обратной силы и не превращает человека только в обезьяну. Оно делает из него бабочку, удава или таких вот шакалов, способных окружить одинокую женщину, возвращающуюся из ночной смены, чтобы содрать с нее часы или пуховый платок.
Правда, нас, учителей, никто не трогает: ибо все современные «родимые пятна» — наши бывшие ученики! И если мы задумываемся над природой этих пятен, то делаем это из чувства любви к ближнему и профессиональной потребности.
Технологическая схема процесса, обратного очеловеченью, довольно проста: обыкновенный ученик — отстающий — скучающий — сам себя занимающий — проблема. Самое опасное звено в этой цепи — ученик отстающий. Если сегодня двойка, завтра двойка, то послезавтра уже непонятно, что говорят и делают вокруг. Исчезает дело, труд. Вакуум заполняет скука, утроенная нудными проработками. Жизнь отравлена. От нее хочется бежать на край света. Но такое далекое путешествие ни к чему. Всегда найдется подворотня (а часто и укромный уголок в самом школьном дворе), где веселые людишки встретят разочарованную душу с должным пониманием, охотно авансируют первую папиросу и стопку вина. Потом — оплата аванса. Потом — расплата за все.
Есть тут над чем поразмыслить свидетелям обвинения.
Директора школы могут поднять ночью, как по тревоге, если найдут в его микрорайоне хоть одну живую душу, не охваченную всеобучем. Но тот же директор может спать спокойно, если процент успеваемости перевалил за восемьдесят, что на обыкновенном языке обозначает: не успевает каждый десятый. В школе целая рота, из которой рекрутируется черный орден носителей родимых пятен. А по всем школам страны имя им — легион!
Что делать?
Говорят, надо давать хорошие уроки. Не будь отстающих учителей — не было бы и отстающих учеников. Но они есть, эти учителя, не владеющие классом. Вся надежда на будущие отборные семена, когда сами школы будут посылать своих кандидатов в пединститут. А пока даже лучшие школы, о которых пишут в газетах, возвышаются на энтузиазме передовиков. Энтузиазм — отличные дрожжи. Но из одних дрожжей не испечешь хлеба.
Есть еще одна аксиома. В ней говорится об индивидуальном подходе и о ключике к неисправимому сердцу. Например, Миша был плохим учеником. Ему поручили ухаживать за ежиком. Миша исправился.
Преклоняясь перед могуществом ключика, я не очень-то верю в педагогического ежика. У меня их целый питомник, а в классе к концу полугодия пять неуспевающих. Было восемь, стало пять. Но и эти пять — пополнение все того же легиона.
Что делать?
Может быть, виновата во всем перегрузка? Не случайно ведь только отдельные герои выдерживают с честью всю учебную нагрузку, за что и награждаются медалями.
Не проще было бы собирать классы по способностям? Тогда одни ребята кончали бы школу за 8–9 лет, другие — за 10–11. Если бы мы не либеральничали с отметками (а делаем мы это не из отвлеченной процентомании, а из страха перед отсевом), то четвертая часть наших учеников оказалась бы второгодниками. То на то и выходит! Но комплектование классов по способностям называется педологией. Страшно не название, а сущность. Выделять подростка из ряда сверстников и вешать на него бирку неполноценного — это тоже не дело. У каждого человека есть свое назначение в жизни. Школа уравнивает тем, что заставляет всех бежать к финишной ленте. Но не умеющий быстро бегать может оказаться отличным, выносливым ходоком. Важно поставить каждого школьника на его желанное место. Учить лирика — лирике, а физика — физике. Единая школа не означает единственная. Нам нужны школы разных профилей. И они будут, эти школы!
Ну, а пока что делать с Сашкой Кобзарем, Гороховым и Васневым, с Леночкой Ивановой?.. Как избавиться от повседневной изнуряющей нервотрепки, вызываемой двоечным вирусом, и продлить жизнь ребят? Да и свою тоже.
Бывалые коллеги утешают: не кручинься. Против природы не попрешь. Во все времена на сорок человек приходится десять неумных и некрасивых. В пятом классе (здесь больший по сравнению с начальной школой простор для естественного отбора) чуть не самим всевышним предопределен десяток отстающих. Но оставлять всех в один год не гороноугодное дело. Троих оставь в этом году, двоих в следующем… Дети подрастут, выйдут из круга всеобуча, уйдут на производство.
К счастью, природа не так лукава, как эти советчики. У нее своя арифметика. Неумному она даст красоты, некрасивому — ума, а всем вместе — добра. Зло приходит позже. Оттого, что человек не попадает на свое место в жизни. Но разве принципиально новое в нашем образе жизни не заключено как раз в том, что мы протягиваем руку к ближнему не за тем, чтобы толкнуть, а, наоборот, поддержать, помочь. И вообще, как можно оставлять человека?!
Диалектика учит: от увеличения количества уменьшается качество. Всеобуч сделал каждого пятого человека в стране школьником. Чтобы дать такому невиданному количеству учащихся качественные знания, есть только один путь — увеличить количество нашего труда. Вложить дополнительный по сравнению с прежней историей труд в уроки, в модернизацию школы, в подготовку учителей и, наконец, самый элементарный, доступный даже мне труд — в дополнительные занятия с теми, кто по разным причинам отстает от уровня требований школы.
Я это делал и до сих пор: оставлял двоечников после уроков, прикреплял слабых к сильным и т. д. Но все это носило хаотичный характер, строилось все по той же угорелой педагогике и дальше обидной благотворительности не шло. Нужна спокойная, повседневная работа с группой ребят. Репетиторство, как при царе Горохе? Да, если угодно. Только царю Гороху было наплевать на детали. Есть денежки, нанимай репетитора, нет — катись из школы. Мне это не подходит. Мои отстающие как десять пальцев на руках, какой ни порежь — одинаково больно.
Решено! Я создам свою группу из пяти двоечников этого полугодия и еще пяти вытянутых за уши. Ребята будут собираться после обеда в школе. Здесь, на моих глазах, они приготовят уроки и уйдут домой со спокойной совестью. И они и я. Представляю, как удивится на другой день Тина Савельевна, когда «отпетый» Сашка с блеском решит на доске задачу! Не будут больше мокнуть прекрасные глаза Леночки от очередной двойки. Не станет униженно умолять класс Митя: «Подскажите…»
Продленная жизнь
Моя задумка чуть не погибла в самом начале от козней все того же архитектора-мизантропа. В огромной школе я не мог найти маленькой комнатки для моей группы.
Я пошел к Василию Степановичу. Взглянув на меня, он сказал:
— Вы уже знаете, как можно стать счастливым?
— Берите выше! Я знаю, как осчастливить все человечество.
— Любопытно.
— Вот по этой формуле.
Я схватил карандаш и начертал на промокашке: ОУ+ДТ=УУ. Василий Степанович повертел в руках промокашку и, отказываясь что-нибудь понять, снял очки. Я рассказал ему все, что меня занимало с нового года, и напоследок раскрыл формулу: отстающий ученик плюс дополнительный труд дают успевающего ученика.
— Дайте мне точку опоры — маленькую комнатку, — и я переверну наш педагогический мир!
Василий Степанович поторопился вернуть мне нормальную температуру и заодно уберечь мир от разрушений.
— Насколько я понимаю, ваш рабочий день удвоится, и притом без дополнительного гонорара, — сказал он спокойно.
— Так всегда бывает, когда хотят что-нибудь доказать. Разве вам не интересно увидеть, как можно без туфты, по-честному, сделать успевающим класс?
— Интересно, конечно.
— Ну вот видите! Давайте комнату.
— С будущего года. Летом пристроим актовый зал. В теперешнем восстановим стену и получим две комнаты. Одну отдадим пионерам и комсомольцам, другую — вам.
— Долго ждать.
— Тогда давайте искать.
Мы перебрали много вариантов и остановились на самом исполнимом: слить биологический и химический кабинеты и высвободить таким образом на обе смены огромную светлую комнату.
