Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»
«Прежде всего откроем тайну, которой мастер не пожелал открыть Иванушке…»
96
…Маргарита покинула Арбат и повернула в Плотников переулок. Здесь…— В этом месте вырвано пять листов (десять страниц) с текстом. Очевидно, это было сделано Булгаковым по причине слишком откровенных и активных действий Маргариты по отношению к врагам своего возлюбленного. Но и в следующей рукописной редакции полет Маргариты над Арбатом описан весьма откровенно, с прозрачными намеками на преследователей мастера. Поэтому при подготовке окончательного варианта текста автор внес в него существенные изменения, сгладив многие острые углы.
97
Отвратительный климат в вашем городе…— Булгаков и в этом эпизоде остается верен себе, обыгрывая одну из частых тем бесед в семье и в кругу друзей. Это — московский климат. За многие годы пребывания в Москве он так и не смог привыкнуть к нему. Осень и зима 1933 г. были особенно неприятными, к тому же Булгаков часто болел. Приведем несколько записей из дневника Елены Сергеевны за то время, когда Булгаков работал над главой «Шабаш». 9 ноября: «Холодно… Вьюга». 17 ноября: «Мороз. С трудом уговорили шофера подвезти…» 4 декабря: «У Миши внезапная боль в груди…» 7 декабря: «Вечером у нас доктор… Нашел у М. А. сильнейшее переутомление». 12 декабря: «Днем попытались с Мишей выйти на лыжах. Прошли поперек пруда у Ново-Девичьего и вернулись — дикий ледяной ветер». 15 декабря: «Большой мороз. Но пошла проводила М. А. в Театр…» А в письме В. В. Вересаеву 6 марта 1934 г. Булгаков жаловался: «Господи! Хоть бы скорее весна. О, какая длинная, утомительная была эта зима… Устал, устал я».
98
— Это великая честь для меня… государь мой.— В этом месте вырван лист с очень важным текстом, поскольку после беседы Маргариты с Воландом начинался суд над покойниками. Но как Иванушка ослеп и перешел в иной мир — мы не знаем. И был ли Иванушка первым у Воланда — тоже неизвестно. Но совершенно ясно: Булгаков вырывал и уничтожал наиболее острые места в тексте. Елена Сергеевна фиксировала иногда в дневнике факты уничтожения Булгаковым частей рукописи. Так, 12 декабря 1933 г. она записала: «Утром звонок Оли (Бокшанской.— В. Л.): арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорят, что за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился… Ночью М. А. сжег часть своего романа».
99
…на тысячу первый раз… я открою тебе глаза.— В этом эпизоде Булгаков подтверждает одну из своих главных мыслей: слепота вследствие невежества не может служить оправданием неправедным поступкам. Лишенный истинного знания в детстве и в юношестве, ослепленный берлиозами, Иван тем не менее подвергается суровому наказанию.
100
…на блюде оказалась мертвая голова с косым шрамом… в запекшейся крови на шее…— Далее несколько листов вырвано — вновь, видимо, с чрезвычайно острым содержанием.
101
…а курьершу все-таки грызть не следовало…— Возможно, был еще один вариант данной главы, где Внучата проявил свои гнусные наклонности.
102
…в городе имеется один человек, который… стремится стать покойником вне очереди… Некий… фон-Майзен.— Если предположить (а для этого есть все основания), что прототипом фон-Майзена является бывший барон Б. С. Штейгер, то выясняется любопытная ситуация: Булгаков 30 декабря 1933 г. предугадал судьбу бывшего барона, «зарезав» его на одной из страниц своего романа. Б. С. Штейгер состоял в те годы на службе в коллегии Наркомпроса РСФСР по внешним связям и подчинялся непосредственно небезызвестному деятелю — Авелю Сафроновичу Енукидзе, члену этой коллегии. Бывший барон, выходец из Швейцарии, прекрасно знал иностранные языки и принимал участие в обслуживании дипломатического корпуса и иностранных гостей. Булгаков же его именовал в романе «служащим коллегии по ознакомлению иностранцев с достопримечательностями столицы».
Вероятно, Булгаков был хорошо осведомлен о «деликатной» деятельности барона, поскольку достаточно часто соприкасался с А. С. Енукидзе, возглавлявшим комиссию по руководству Художественным и Большим театрами и решавшим многие театральные дела, в том числе касавшиеся самого Булгакова (разрешение или запрещение его пьес, рассмотрение заявлений писателя на выезд за границу и т. д.). Во всяком случае, едва ли писатель стал бы в романе выносить смертный приговор человеку, которого плохо знал.
«Казнив» барона в романе, Булгаков затем часто встречался с ним на приемах в американском посольстве, в ресторанах и других местах. Это видно и из записей в дневнике Е. С. Булгаковой. 23 апреля 1935 г.: «С нами в машину сел (при отъезде из американского посольства.— В. Л.) незнакомый нам, но известный всей Москве и всегда бывший среди иностранцев — кажется, Штейгер. Он — с шофером, мы — сзади». 3 мая: «У Уайли (сотрудница американского посольства.— В. Л.) было человек тридцать, среди них турецкий посол, какой-то французский писатель… и, конечно, Штейгер». Запись того же дня: «Вчера днем заходил Жуховицкий (журналист, тоже занимавшийся «обслуживанием» иностранцев.— В. Л.)… Очень плохо отзывался о Штейгере, сказал, что ни за что не хотел бы с ним встретиться у нас». 18 октября: «Позвонили из американского посольства, зовут на… прием у Буллита… Пришли… Посол необыкновенно приветлив. Мы поздоровались. Миша отошел к роялю. Буллит подошел к нему и очень долго с ним разговаривал… К ним подходил Афиногенов. Только двое и было русских. Впрочем, еще Штейгер. Тот проявлял величайшее беспокойство, но околачивался вдали…» 7 января 1936 г.: «После театра… поехали в шашлычную… Там были американцы и, конечно, неизбежный барон Ш[тейгер]…»
О реальной смерти барона Штейгера Булгаков мог узнать 20 декабря 1937 г. В этот день в прессе был опубликован приговор Военной коллегии Верховного суда СССР по делу об измене Родине и шпионаже в пользу одного из иностранных государств. Обвинялись А. С. Енукидзе, Л. М. Карахан, другие высокопоставленные лица и… Б. С. Штейгер. Все были приговорены к расстрелу. Сообщалось, что приговор приведен в исполнение.
Небезызвестный М. П. Фриновский, первый заместитель наркома внутренних дел Н. И. Ежова, предварил в «Правде» приговор Военной коллегии поясняющей заметкой, в которой о Штейгере было сказано так: «Б. Штейгер — бывший барон, обманным путем при содействии врагов народа проникший на советскую службу,— наймит иностранной разведки. С 1918 г. Штейгер вел активную шпионскую работу».
После столь трагической развязки у писателя была возможность изменить свое суровое решение, ибо основная работа над романом была еще впереди. Но Булгаков оставил свой «приговор» в силе, изменив лишь способ смертной казни: вместо ножа барон получил пулю. Нож писатель припас для Иуды Искариота.
Впрочем, некоторые исследователи полагают, что прототипами барона фон-Майзена (фон Майгель — в последней редакции) могли быть и другие личности. Представляет интерес мнение М. Золотоносова, который считает, что за образом фон Майгеля скрывается известный в те годы литературовед М. Г. Майзель. «В сочинениях… М. Г. Майзеля,— пишет М. Золотоносов,— Булгаков неизменно характеризовался как представитель „новобуржуазного направления“, художественного „шульгинизма“. Именно М. Г. Майзель использовал применительно к Булгакову слово „апология“ („апология чистой белогвардейщины“)… Возможно, что писатель что-то знал о доносительстве (в прямом смысле слова) Майзеля, если назначил на роль доносчика именно его… Знал, вероятно, Булгаков и об аресте Майзеля в период „большого террора“ (убит 4 ноября 1937 г.)».
Не исключено, что в бароне фон-Майзене (фон Майгеле) нашли отражение черты нескольких ненавистных писателю лиц.
103
…комната преобразилась в гостиную.— Уже в этих преображениях просматривается будущий «Великий бал у сатаны».
104
…барон Маргарите был известен…— Еще одно свидетельство, подтверждающее, что прототипом фон-Майзена был Б. С. Штейгер, как, впрочем, и замечание, что «деток никогда у барона не было».
105
…милый барон, скажите…— Отточие авторское.
Видимо, в вопросе Воланда подразумевался интерес к «специальности» барона. Далее часть текста уничтожена.
106
…и еще раз все преобра…— В этом месте вырван лист с текстом.
107
