У подножия Копетдага - Ата Каушутов
Елли опустил глаза, чтобы никто не заметил его беспокойства. Комсомольцев он не боялся. Эти не сумеют уличить его в исчезновении восьми баранов, тайно проданных им в городе. Все было проделано так ловко, что и колхозный бухгалтер не мог подкопаться, а уже куда комсомольцам! К тому же, рейдовую бригаду в полном составе удалось отправить на дальние работы. Так хорошо все складывалось, а тут вдруг нависла опасность с неожиданной стороны.
А секретарь райкома, будто читая его мысли, продолжал:
— И еще комсомольцы правильно говорят, что робеете вы перед машиной. Почему, например, товарищ Заманов столько людей послал на расчистку люцерника, а не договорился с МТС о полной механизации работы? Не по-хозяйски у тебя, Покген, рабочая сила используется. Я бы этих людей вернул на их прежние участки.
Елли почувствовал, как почва уходит у него из-под ног.
— Разберусь, — нахмурился Покген.
— Ну вот, кажется, и все, — сказал Ягмыр. — У вас есть все возможности для того, чтобы превратить свою артель в образцовую и оправдать ее название — "Новая жизнь". Нужна только вера в свои силы, в свои способности и умение. Это к тебе прежде всего относится, товарищ Оразов, — взглянул он на Покгена. — Если каждый член колхоза, начиная с простого сторожа и кончая башлыком, покажет в работе свое мастерство, ваша артель многого достигнет. И надо не только требовать и проверять, но и поощрять людей за трудовые достижения, прислушиваться к голосу народа, к запросам времени. Хошгельды свои предложения не из пальца высосал, они подсказаны самой жизнью, достигнутым нами уровнем культуры, наличием техники. А ты, Покген, на первых порах отнесся к ним как тот человек, что возмущался: "Почему, это, мол, солнце без моего ведома взошло?.." — улыбнулся Ягмыр и, как всегда, неожиданно перебил самого себя: — Ты, товарищ Байбеков, со своими делами управился? Вот и хорошо, тогда поехали!
Джоммы Кулиева на улице ждали товарищи.
— Ну что? Какой был разговор? — спросили они.
— Все хорошо! Не зря мы тогда с этим человеком побеседовали. Только он, оказывается, не агроном, а секретарь райкома. Он ведь у нас на собрании был.
— Вот оно что!
— Эх, неудачно получилось!
— Почему неудачно? — засмеялся Джоммы. — Напротив, благодарил нас, сказал, что мы правы.
Через неделю заведующему районным отделом сельского хозяйства позвонил секретарь райкома:
— Байбеков, ты? Сахатов говорит.
— Привет, Ягмыр. "Новой жизнью", наверно, интересуешься?
— Угадал.
— Был там вчера, провел общее собрание.
— Ну как?
— Утвердили предложения. Башлык там хоть и трудный человек, но авторитет у него огромный, и выступил он хорошо.
— Ты о них не забывай. Им сейчас помощь нужна.
— Да уж не забуду.
— Ну, будь здоров… В случае чего, ставь меня в известность.
— Хорошо.
ОСЕНЬ
Незаметно подошла осень. Солнце превратило собранный виноград в отличный кишмиш. Уже посеяли люцерну, начался сев озимой пшеницы и сбор хлопка. На отгонные пастбища завозили корма. Работы были в полном разгаре.
Хошгельды целые дни проводил на полях, особенно часто бывая на участках, выделенных в качестве опытных. В бригаде Курбанли Атаева уже разворачивались работы по переустройству оросительной сети, приближалась закладка новых виноградников, словом, — только поспевай.
Работа захватила Хошгельды целиком. Лишь иногда, придя поздно вечером домой, он ощущал тоску и чувствовал, что ему чего-то недостает. С Бахар Хошгельды почти не виделся, если не считать редких мимолетных встреч на людях, когда они обменивались несколькими, ничего не значащими словами. О том, что она выходит замуж за Елли, в селении говорили, как о деле решенном.
Надежда Сергеевна по-прежнему жила у них, и иногда, по вечерам, Хошгельды подолгу разговаривал с ней. Они вспоминали годы учебы, беседовали о прочитанных книгах, о газетных новостях, о работе. У них установились простые товарищеские отношения. Но почему-то именно во время этих дружеских бесед Хошгельды чаще всего ловил себя на мыслях о Бахар.
Однажды, когда Громовой не было дома, Нязик-эдже вошла к сыну, который возился со своими семенами и был весь поглощен делом. Нязик-эдже скромно посидела в сторонке, а потом, как бы невзначай, начала:
— Скажи мне, сын мой, зачем ты взял к нам в дом эту молодую женщину? По мне — пусть живет, она славная, но если хочешь жениться на ней — так бы и сказал. Устроили бы той, как принято у хороших людей.
— Ай, мать, занялась бы ты лучше каким-нибудь делом, — хмуро отозвался Хошгельды.
Нязик-эдже молча вышла.
"Что-то у них, видно, не ладится, — подумала она. — Может, мне с ней поговорить? Или не стоит — Хошгельды ведь у меня странный… Да и не сумею я по-русски…"
В тот вечер она долго о чем-то шепталась с Орсгельды.
— Если пожениться собираются, то почему бы им с нами не посоветоваться? Зачем скрывать? — ворчал отец.
А по селению и подавно шли разговоры об агрономе и молодой. врачихе.
Как-то Хошгельды возился в траншее с виноградными отводками и случайно подслушал шутливый разговор, донесшийся до него из-за деревьев.
— Это он ее на время взял, — говорила молодая девушка подруге. — Не понравится — выгонит, не посмотрит, что докторша.
Девушки засмеялись, а Хошгельды понял, что они перешучиваются по его адресу.
— Тогда на вас женюсь! — в тон молодым сплетницам крикнул Хошгельды. — Пойдете за меня?
Девушки смутились и убежали.
А на другой день у него произошел разговор на эту тему с самим башлыком. Они сидели в правлении и подсчитывали объем земляных работ, связанных с планировкой укрупненных поливных участков.
— Кстати, чтобы не забыть! — вдруг спохватился Покген. — Мы ведь для нашего врача так и не начали строить дом. Скажи мне, дорогой Хошгельды, может, теперь уже и не нужно?.. Рабочие руки сейчас наперечет… Ну, в общем, сам понимаешь…
— Понимаю, — сухо ответил Хошгельды и с досадой почувствовал, что краснеет. — Нет, строить нужно.
Покген разочарованно поглядел на него, сокрушенно покачал головой и вернулся к своим подсчетам.
А для Бахар эта осень выдалась невеселой. Вскоре после открытого партийного собрания, когда она с таким восхищением слушала доклад Хошгельды, до нее дошла весть о его женитьбе. Сначала Бахар отказалась поверить этому, но докторша действительно поселилась у Пальвановых и жила там, как у себя дома.
Теперь Бахар всячески избегала встреч с Хошгельды.
В довершение всего
