Адъютант Пилсудского - Федор Федорович Шахмагонов
Но как бы ни был надежен, Прохорыч, так звали старика, сразу сказал Проворову, что денек он его передержать может, на большее не рискнет. В городе тяжелый и строгий режим. Колчаковская полиция весь город перерыла, среди рабочих идут повальные аресты, работает и контрразведка, делать ей больше пока нечего, как прочесывать стальным гребнем штыков весь город.
Форму и документы тут же сожгли. Даже закапывать в землю Прохорыч не пожелал, хоть и добротное было на шинели сукно. У Проворова еще в Москве были выправлены документы. Это были документы почти подлинные, на его имя. Документы проходившего воинскую службу на германском фронте солдата. И части были отмечены правильно. Здесь не было нужды вносить путаницу какой-либо легендой. Случайности всякие могли быть. Укажешь часть, а вдруг у Колчака служит офицер той самой части.
В легенду входила и служба в Красной Армии. А потом дезертирство.
Пробирается к своим, в свое село. Надоело шагать с винтовкой. Дезертиров из Красной Армии Колчак подбирал. Грозила Проворову принудительная мобилизация. А это как раз и нужно было.
Но в дороге возникла новая ситуация. Проворову удалось на повалке леса сойтись со Ставцевым. Теперь можно было попытаться прибегнуть к его покровительству. Как найти Ставцева? Прохорыч посоветовал переодеться в отрепье и выйти просить милостыню на билет на перекресток неподалеку от штаба. Ставцеву, если он в городе, не миновать штаба.
Проворов перевязал глаз бинтом, взял костыль и вышел к перекрестку с раннего утра. Место бойкое.
Он не беспокоил проходящих офицеров, высматривал Ставцева. Должен же был он пройти в штаб. Высмотрел.
Шли вдвоем с Курбатовым уже в новеньких формах. Ставцев в форме подполковника, Курбатов в форме поручика.
Вот она, решающая минутка. Если Курбатов вел двойную игру, то игра эта уже раскрыта. Ну что ему грозило, если бы он рассказал всю правду в контрразведке? Что? Ровным счетом ничего. В крайнем случае его заставили бы продолжать игру, посмеялись бы, порадовались, что ловко выскользнул из рук ВЧК. Сам выскользнул, Ставцева выручил, Нагорцева и Протасова... Даже за подвиг зачлось бы.
Страшна только первая минута встречи. Если признался во всем, тут же его и задержат. Если колчаковская контрразведка пошла на игру, сразу не задержит. Сразу не задержит, останется возможность присмотреться, определить, ведется ли игра, а тогда и найдется возможность вовремя скрыться.
Ставцев как будто и помятый и грустный. Курбатов бодро вышагивает строевым шагом, кокетничая своей отличной выправкой.
Ставцев и Курбатов шли прямо на него. Проворов отступил на шаг от забора и протянул руку.
— Подайте солдатику! Домой пробираюсь... На дорогу нет денег!
Ставцев было посторонился, Проворов вдруг отбросил костыль, вытянулся во фронт и воскликнул:
— Вашество! Ваше высокоблагородие!
Ставцев, удивленный таким превращением, остановился. Курбатов растерялся. Он сразу узнал Проворова, но не торопился это открыть. По наитию решил, что лучше будет, если узнает его Ставцев.
Проворов сорвал повязку с глаза.
— Честь имею! Ваше высокоблагородие! Простите за ради христа!
Около уже собирались любопытные. Офицеры. Они тоже видели чудесное превращение.
— Владислав Павлович! — воскликнул Ставцев. — Смотрите! Наш дровосек!
И строго к Проворову:
— Почему такой машкерад?
Проворов ел глазами Ставцева и молчал, как бы изумленный до онемения.
— Почему такой машкерад? — возвысил голос Ставцев.
— Ваше высокоблагородие! Не велите казнить! Не знаю, как домой добраться. Ни копейки...
— Хороший ответ, правдивый ответ! Домой, солдат? Не время солдату домой!
— Так точно! — ответил Проворов.
— Служить будешь?
Проворов замялся.
— Ну, ну... Я добро помню! Отправлю тебя домой! Но мне нужен денщик, верный человек.
— Ваше высокоблагородие! Я... Завсегда готов!
Проворов разыгрывал простачка с хитринкой.
— Идем! — приказал Ставцев.
Лучшей «крыши» и желать нечего. И Курбатов близко.
Связь... Вот больное место. К Прохорычу наведываться — это засветить его, встречаться с ним тоже опасно, довериться пересыльным в такой операции нельзя. Дубровин рекомендовал пользоваться тайниками.
Офицерскому денщику нечего делать в глухом и кривом переулке, где жил Прохорыч. Проворов подбирал тайник поближе от гостиницы. В этом городе подворотню или проходной двор, каких было полно в Москве, нелегко найти. Стояли на главной улице все больше купеческие особнячки, дворянские дома. Они обнесены заборами, ворота замкнуты на запоры. А надо выбрать такое место, чтобы не проглядывалось оно сквозь из окон, чтобы нырнуть к нему можно было непримеченным и чтобы на крайний случай можно было бы дать объяснение, если кто застигнет на месте.
Дважды Проворов прошел вдоль улицы, интереснее винной лавочки ничего не нашел. Самое популярное место. Сюда днем и ночью найдется предлог прибежать.
Лавочка — подвальчик, вниз четыре деревянные ступеньки, площадка и дверь. Ступеньки на лестнице протоптаны и подгнили. Шатаются под ногами. Дважды Проворов прошелся по ступенькам, пришлось для благовидности выпить стакан вина в погребке. И вот оно!
Очень все просто и наглядно. Вошел с улицы, мгновенно наклонился, с сапог стряхнул снег. Наклонился и под последнюю ступеньку, в щель, сунул пересылку. И за вином: выпить или бутылку прихватить. По таким делам господа офицеры посылали своих денщиков. Место бойкое, проскакивают его то бегом, то покачиваясь. Кому придет в голову, что этакие порожки, по которым шмыгают офицерские сапоги тысячу раз за день, можно использовать под тайник?
Прохорыч не стал посвящать Проворова в то, каким образом его письма будут переправляться через линию фронта. Да и не нужно было это знать Проворову. Лишние знания иногда бывают обременительны.
В присутствии Ставцева его подопечный держался надменно и сухо. Так и надо, возражений не имелось. Ставцев как бы притаился. Приглядывается, прислушивается, в глаза Курбатову не глядит. И ласковость его по отношению к Курбатову иссякла. Правда, встречались они не часто. По отрывочным фразам Проворов определил, что Курбатов еще не получил назначения. Ставцев определен в штаб, в оперативный отдел. С Курбатовым выходить на беседу Проворов пока воздерживался.
Однажды ночью услышал шаги в коридоре. Выглянул из своей каморки. Курбатов торопливо шел вслед за Ставцевым к выходу.
«Началось!» — решил про себя Проворов. А что началось, Проворов пока терялся в предположениях.
22
В тот же час, как Ставцев и Курбатов объявились на передовых постах расположения колчаковской армии и о них было доложено Кольбергу, он отправил Шеврова из города якобы по неотложному делу. Он мог его арестовать, спрятать во внутренней тюрьме,
