Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

— В реальности.

— Вам не нравится эта земля? Так найдите новую.

— Вот этого-то я и не знаю — где ее найти.

— Вам не нравится этот строй? Да?

— Да.

— Он вас не устраивает?

— Нет.

— Сердце у вас к нему не лежит? Я вас спрашиваю — да?

— Да.

— Сказать грубо — вы его не принимаете нутром? Так?

— Так. Они хотят сделать всех ровными. Не равными, а ровными. А может быть, я на голову выше их?

— Одно из двух: либо они подрежут вашу голову, чтобы она не торчала над всеми, либо вы смените строй, который мешает держать голову, как хочется.

— М-да, — неопределенно буркнул Лев.

— Ах, вам не нравятся мои слова? Тогда оставьте в покое этот строй и приспособляйтесь к нему.

В комнате наступило молчание. Потом Одноглазый сказал:

— Учиться вам надо. Хотите?

— Хочу. Давно ждал учителя.

— Я вас выучу. Вы подходящий человек для нас.

Одноглазый долго говорил что-то Льву полушепотом.

Потом Лев сходил в кладовую и принес оттуда карту. Гость перечислял города, поселки. Лев все запоминал. Несколько раз Одноглазый называл Грузию, Дагестан, Баку.

Спать они легли поздно. Петр Игнатьевич на рассвете выходил во двор и видел свет в комнате Льва. Он хотел было пойти и посмотреть, что делает квартирант, но почему-то не решился.

За обедом он спросил Льва:

— Лева, кто это у тебя вчера гостевал?

— Приятель. В Грузию едет работать.

— Вон как…

— И меня звал. Там, говорит, виноград, вино, шашлык. Славный парень.

— Ну, и что же ты?

— А вот думаю. Может быть, махну.

— Конечно, поезжай. В твои годы только и поездить. Эх, сколько я исколесил на своем веку!

— Пожалуй, поеду. Да-да, именно: надо поездить, — решительно сказал Лев.

Вечером он встретил на улице Андрея.

— Слушай, — сказал Лев. — Когда же мы примемся за дело? Неужели, черт возьми, тебе не надоели глупости, которые преподносит вам Опанас? Это же слюнтяйство — в такое время обсуждать «Кандида» Вольтера или спорить о том, что ставить: «Горе от ума» или «Ревизора». Нужно готовить другой спектакль, совсем другой.

— Какой?

— Об этом потом. Прежде всего надо послать к чертовой бабушке этого слизняка Опанаса…

— Ну, это ты, брат, перехватил!

— Ах, перехватил? Стало быть, вы еще хотите играть? Прекрасно. Я предпочитаю не возиться с перезрелыми сосунками.

— Что, что?

— Это не о тебе. Ты настоящий, на тебя можно положиться. Джонни еще… Пожалуй, и Лена. Если бы меньше думала о Викторе.

— Лена ушла в лес. Джонни притащил ей письмо, она, как бешеная, умчалась. Виктор болен.

Лев передернул плечами.

— Авось выздоровеет. Слушай, правда, что Богородица из тамбовских?

— Как будто.

— Где он живет?

— На Прямой, дом двадцать.

— Ну, пока. Мы увидимся еще. Но говорю тебе, как взрослому человеку: открой глаза, Андрей. Посмотри, что делается вокруг. По секрету: скоро на юге будет очень жарко. Понимаешь?

— Вот бы туда!

— А не поедешь! Ну? Если приглашу, поедешь?

Андрей задумался.

— Нет, — сказал он, — не поеду. Отца жаль. Старый он.

— Эх, вы. Ну, не осуждаю!

Лев ушел. Он спешил к Богородице: тот учился в вечерней смене и вот-вот должен был уйти в школу.

Комната, сплошь завешанная иконами, запах ладана и свечей, тусклые, давно не мытые окна, — таково было жилище Богородицы.

— Ох, сколько богов у тебя! — пошутил Лев.

Белобрысый Богородица нахохлился.

— Послушай, — начал Лев, — ты, говорят, тамбовский?

— Я-то?

— А-а, узнаю саламатника. Из каких мест?

— Из Двориков.

Лев опешил.

— Из каких?

— Это на юге губернии.

— Врешь?

Богородица перекрестился.

— А я из Пахотного Угла. Ты что, не знал меня?

— Знал. И у нас в селе видел. Ты с отцом приезжал.

— Почему не в Тамбове учишься?

— Батьку за Антонова в Соловки отправили. Мне в Тамбове жить не дадут.

— Ай да псаломщик! Хвалю! Вот что, Мишка, мне нужна твоя помощь. Петра Ивановича Сторожева ты, конечно, знаешь?

— Он в Польше теперь.

— О!

— Правда.

— И ты знаешь, где именно он там?

— Этого не знаю.

— Напиши матери, узнала бы у Сторожевых адрес. Пускай соврет: дескать, амнистию ему друзья хлопочут. Садись, пиши.

— Некогда. Завтра напишу.

— Пиши сейчас!

Богородица написал письмо. Лев прочитал его, поправил кое-что, вставил два-три слова, заклеил конверт и пошел на почту.

Пришло письмо из Двориков. Мать Богородицы сообщила адрес Сторожева и передавала от его семьи бесчисленное количество поклонов тому, кто хочет за него хлопотать.

Лев усмехнулся, читая это место, поблагодарил Богородицу и сказал, что не забудет его услуги.

Вечером он встретил Опанаса…

— Мне Андрей говорил, что ты куда-то уезжаешь? — спросил Николай.

— Врет.

Лев с усмешкой смотрел на бледный нос Опанаса, на его драную, запачканную шинель.

Опанас не скрывал своего разочарования.

— Впрочем, может быть, и поеду.

— Куда? Не тот ли одноглазый тебя сманил?

— Что ты! Еду на курорт, на юг, в горы. Поправиться хочу. Веселья, браток, ищу, у вас тут сгниешь от скуки. Ну, как твоя аптека? В следующий раз о чем будем болтать?

Опанас с ненавистью глядел на Льва, тот явно издевался над ним.

— Скажу по секрету. — Лев увлек Опанаса в подворотню. — Здесь у меня пока ничего не получилось. Но на днях я устрою хай на весь город.

— Зачем ты Женьку отбил у Виктора? — спросил Никола.

— А от скуки. Да ты о нем не заботься, у него есть утеха. Ты бы и себе нашел, а? Хочешь, уступлю по дешевке Женьку?

Опанас ошалело посмотрел на Льва.

— Вот я скажу Жене…

— Не поверит. Влюблена по уши. А цена недорогая — уйди из «Круга». Тогда я останусь здесь. Так и быть. Ну?

— Подлец! — Опанас рванулся, чтобы уйти, но Лев схватил его за рукав.

— Постой, поговорим. Куда спешить? Мой вчерашний гость поклон тебе прислал. Но, скажу откровенно, от тебя он далеко не в восторге.

— Пусти!

— Ну, ладно, крой! «Круг» побереги до меня — понадобится.

Опанас ушел. Перепрыгивая через лужи, шлепая по грязи рваными ботинками, он вскоре скрылся за поворотом.

Лев смотрел ему вслед и громко смеялся. Прохожие посматривали на него: не с ума ли сошел парень?

— С чего это тебя разносит? — спросил его какой-то старик.

— Смешно, дедка. Жизнь очень веселая!

Дома Лев быстро собрал вещи, уложил их в мешок, вытряхнул содержимое ящика и долго искал те два клочка бумаги, которые сразили Виктора… Хлопнул себя по лбу. Свистнул:

— Ой, дурак я, ой, дурак! — Лев озабоченно потер лоб и прошел на половину Петра Игнатьевича.

Тот работал.

— Виктор не сказал, когда вернется из леса?

— Не сказал. Я Лену видел, говорит, что он нездоров.

Лев вернулся к себе, написал несколько строк: «Витя, прости, прошу искренно. Не могу объяснить всего. Потом поймешь… Уношу теплые воспоминания только о тебе. Прости. Лев», — заклеил конверт и отдал письмо Петру Игнатьевичу с просьбой передать Виктору, когда тот вернется.

— Я уезжаю, Петр Игнатьевич, — весело сказал он.

— Куда?

— Я же говорил!

— В добрый час!

На уроках Лев сосредоточенно думал о чем-то, вынимал из кармана исписанные листки бумаги и что-то добавлял, зачеркивал, переставлял.

На большой перемене он разыскал Джонни.

— Слушай, Сашка. Когда Виктор поправится, ты передай ему: Лев, мол, сказал: «Ну, и слава богу!»

— Хорошо, передам. А ты что? Не увидишь его, что ли?

— Может, не увижу. — И побежал разыскивать Женю. С ней он говорил недолго. Она тотчас ушла домой.

Лев вернулся в класс — начинался урок литературы.

Посмотрев на вкатившегося в класс кругленького, плешивого Саганского, Лев жестко улыбнулся. «Ну, будет ему вздрючка! — подумал он. — А может быть, не стоит? Ну, нет, к черту, Лев Никитич!»

— Ну-с, дети, — прошамкал Саганский, — сегодня, как я уже предупреждал, будем писать сочинение на вольную тему. Пожалуйста, любая вольная философская тема.

В классе зашуршали тетради, потом все стихло, слышался только скрип карандашей.

Лев вынул написанное, еще раз перечитал все сначала.

Через час он сдал учителю «Трактат о подлости».

«Что такое подлость? — такими словами начал Лев свое сочинение. — Под этим понятием люди подразумевают одно или совокупность действий, направленных во вред человечеству или группе людей.

Мальчишкой я крал яблоки у старой и бедной, полуслепой старухи. Она поймала меня на яблоне в своем саду и сказала об этом матери. Меня выпороли.

Тогда я решил отомстить бабке. Однажды ночью я забрался к ней в огород. Там росло много тыкв. Тыквы я мелко изрубил топором. Старуха была убита: тыквами она кормилась всю зиму и кормила свинью.