Агния Кузнецова (Маркова) - Чертова дюжина
Письмо Измайловой было написано красивым, размашистым почерком. Ребятам оно понравилось.
В ответном письме Дина написала, что согласна на предложение Веры Михайловны.
Она много ночей не спала, обдумывая свою будущую жизнь с чужой женщиной, но другого выхода не было – взять Юрика к себе она не могла, ей было всего лишь пятнадцать лет, и нужно было еще долго и много учиться для того, чтобы встать на самостоятельный путь. Кроме того, Дину неудержимо влекло желание поскорее увидеть брата. Сердце же подсказывало ей, что она сумеет сдружиться с Верой Михайловной.
Дина ждала вызов и готовилась к отъезду.
По-прежнему она избегала бывать одна. В одиночестве страшными призраками обступали ее воспоминания, горе снова захлестывало ее. Она удивлялась Саше. Та тоже пережила много утрат: немцы повесили ее мать, а брата увели в рабство. Горе свое Саша сначала переживала бурно, а теперь совсем успокоилась и могла даже рассказывать о своем прошлом. А Дина не могла говорить о родных, вспоминать о Косте. И чтобы не вспоминать, не бередить раны, она старалась быть все время с ребятами и одна в горы уходила только плакать.
Однажды вечером она с Мирошкой задержалась на берегу Байкала.
– Дина, отчего ты все молчишь? – спросил ее Мирошка и, не дав ей ответить, продолжал: – Это нехорошо. Ты боишься вспоминать и поэтому не можешь привыкнуть к своему горю…
Дина молчала. Первый раз без всяких предисловий с ней заговорили о прошлом. Обычно все избегали этой темы.
– Нельзя же, Дина, так упорно жить прошлым… Ты стала совсем другая, какая-то полувзрослая, полубольная, – продолжал Мирошка. – Знаешь, такое твое состояние я бы даже назвал эгоизмом. Ведь и у меня немцы мать замучили, так же, как ты, я потерял отца. А у Вити, у Анатолия, у Славки та же трагедия…
– Ну что же, люди бывают разные, – со вздохом сказала Дина. – Одни меняются, другие – нет. – Она улыбнулась. – Ты вон тоже как изменился.
– Я? – Мирошка удивленно вскинул брови. – Если хочешь знать – я не изменился. Я просто себя пока что в руках держу. А в общем, я такой человек, что мне самому от себя трудно иногда бывает. Я, Дина, золото мыть не могу – скучно мне. Урожай убирать – не могу… Это я все насильно делаю.
– Тебе все романтику надо, – засмеялась Дина.
– Совершенно верно, – согласился Мирошка. – Мою натуру только романтика сдерживает, а так я опять хулиганом буду…
– Нет, Мирошка, ты теперь уже не будешь хулиганом… – уверенно сказала Дина.
– Может быть, только потому, – перебил ее Мирошка, – что я буду учиться и жить во имя будущего…
– А! Я и забыла, что ты хочешь быть инженером межпланетных сообщений, – засмеялась Дина.
Мирошка долго молчал и потом заговорил о другом:
– Теперь вот ты едешь к брату, к какой-то хорошей женщине. Она постарается заменить тебе мать. Будешь учиться… Новые впечатления, новые друзья… и нас забудешь, Дина! – взволнованно закончил он.
– Что ты, Мирошка! – Дина положила руку ему на плечо. – Разве можно забыть вас? Мы все связаны таким, что во всю жизнь не забудется!
– Сядем, Дина, – предложил Мирошка. – Я хочу поговорить с тобой.
Дина послушно села, прислушиваясь к тихому плеску воды и похрустыванию гальки под ногами стоящего подле нее смущенного Мирошки.
Она вспомнила, как встречалась с Костей на берегу речки в родном городе. Вот так же от свежести передергивались плечи, так же под ногами хрустела галька и в стороне плескалась вода… Только тогда пела она о счастье, а Дина боялась радоваться.
Костя что-то хотел сказать ей тогда и не решился. Он взял ее руку в свои…
Дина опомнилась – Мирошка держал ее руку и второй раз спрашивал:
– А меня, скажи, ты тоже забудешь не скоро?
– Что ты, Мирошка, конечно! – смущенно ответила Дина, отнимая руку.
– И будешь писать мне? И я буду твоим самым близким другом? Нет? – Мирошка в темноте вглядывался в ее лицо.
Она молчала.
– А! Я понимаю тебя – опять жизнь в прошлом, – жестко сказал он и нараспев, с издевкой процитировал четверостишие из Костиного стиха:
Знаю, в сердце, что есть и былоНавсегда оставляет следы…
Дина отступила на шаг и возмущенно сказала:
– Как это походит на тебя, Мирошка! Да, «навсегда оставляет следы»!
Она повернулась и пошла.
– Постой, Дина! – крикнул ей вслед Мирошка.
Но Дина не возвратилась. Она бежала домой, и на душе у нее было легко. Когда-то она сказала Косте, что он будет ее лучшим другом на всю жизнь, и сегодня она сдержала это слово, не покривила душой перед памятью друга.
Огонек творчества
Бригады Константиновских золотых приисков за последнее время значительно повысили добычу золота. Ребятам отставать не хотелось, и они работали от темна до темна, прихватывая и выходные дни. Но вскоре убедились, что дело не только в количестве проработанных часов.
– Нужно рационализировать производство, – в одно утро, еще лежа в постели, изрек Толя.
И это было верно. Товарищи недаром смеялись над Толей, что по утрам ему приходят в голову «гениальные мысли».
Толино предложение долго обсуждали, спорили, горячились и, наконец, пришли к одному выводу: Славе было поручено не позднее завтрашнего дня любыми способами разузнать, как другие бригады добились повышения добычи золота. Сделать ему это было не трудно. Часто вечерами Слава вооружался блокнотом и в свой дневник под заголовком «Сказы рабочих Байкала» записывал были и небылицы, рассказанные рабочими.
Слава с блокнотом, для отвода глаз, весь этот день кружился на чужих участках и вечером сообщил ребятам новости.
В общежитии посторонних не было, но он все же понизил голос и сказал:
– Бригада Ситникова в карманы бутарки заливает ртуть, чтобы улавливать мелкое золото, – это во-первых, а во-вторых, – он обратился к Мирошке, – они кайлят по-другому.
– Как по-другому? – с интересом спросил Мирошка. – Черенком кайлы, что ли?
– Нет. Они работают подкалкой.
Мирошка фыркнул:
– Это с чем кушают?
– А это так… – Слава в блокноте нарисовал прямоугольник. – Это забой, – объяснил он. – Они подкайливают угол снизу, а верхние глыбы сами обваливаются.
Мирошка недоверчиво посмотрел на рисунок, взял в руки блокнот, повертел его и сказал:
– Возможно. Попробуем!
Назавтра попробовали работать подкалкой. Витя и Мирошка не разгибались до тех пор, пока не окончили намеченный угол забоя.
С пустыми тачками стояли рядом Толя и Слава, с волнением наблюдая за работой товарищей.
Со свистом рассекая воздух, кайлы наперебой впивались в твердую почву. Иногда железо ударяло о камень, и под кайлой зеленым огоньком вспыхивала искра.
Туча мошки кружилась вокруг ребят. Не помогали плотные сетки, надетые на голову, мошка пролезала в крошечные дырочки сетки, за шиворот, в рукава и до крови разъедала лицо, руки и шею.
– Вот паразиты! – с отчаянием восклицал Витя, вытряхивая набившуюся в сетку мошку, и снова принимался работать.
Мирошку почему-то мошка кусала меньше.
– Я против нее слово знаю, – смеялся он и часами, на удивление и зависть товарищам, работал без сетки.
Угол забоя был подкайлен.
Первую партию речников погрузили на тачки, и Слава с Толей поспешно повезли их к бутаркам. Теперь повисшие в воздухе глыбы забоя падали вниз от легкого прикосновения кайлы.
Обычно, высыпая речники на грохот, Слава и Толя не торопились обратно – забойщики не успевали за ними. А теперь, только успели они перевернуть тачки, как раздался громкий голос Мирошки:
– Эй, откатчики!
Оба оглянулись и с удивлением увидели у забоя черневшие кучки речников.
Они бегом покатили к забою пустые тачки.
Саша на минуту перестала работать гребком и с улыбкой взглянула им вслед.
– Ну, мы теперь вас погоняем, товарищи откатчики! – торжествовал Витя.
– Будешь бегать – только пятки засверкают, и мошка не догонит! – поддразнивал Мирошка. – Ну, принес новость на свою голову, – подсмеивался он над Славой.
Обед в этот день прошел исключительно весело. Все радовались удаче, шутили и смеялись.
– А знаете, ребята, есть еще один путь ускорить нашу работу, – предложил Витя, – каждому забойщику работать на двух забоях одновременно.
– И в правой, и в левой руке по кайле? – весело рассмеялась Саша.
– Стой! – остановил ее Мирошка, и глаза его заблестели. – Стойте, черти!
– Тише! – со смехом шепнул Слава. – Мирошка вдохновился.
Но Мирошка, не обращая внимания на шутку товарища, заговорил горячо и взволнованно:
– Ребята, это здорово – одному на двух забоях. Витька Америку открыл!
Он схватил Витю Беленького в объятия и сдавил так, что тот выронил из рук ложку.
Дина с улыбкой взглянула на Мирошку и сказала:
– Кажется, ты, командир, начинаешь в кайле чувствовать романтику? Что – золото добывать не так уж неинтересно?
– Увлекательно даже! – весело отозвался Мирошка. – Нужно только, чтобы голова соображала!
